Одни убытки

— А если... если ребенок... — Рамирес сам не узнавал свой голос, — если всё получится прямо вот как ты говоришь, сегодня... он нормальный будет?

— Тридцать пять недель вместо сорока. Ничего хорошего. Ничего ужасного. Есть риск — риск есть всегда. Его больше, но ненамного. Больше возни и заботы — без этого детей вообще не выращивают. Она справится. Больше тепла, тебе придется всерьёз побеспокоиться об отоплении комнаты. Парень, я знаю десятки историй с хорошим концом. Если ты не прекратишь грызть губу, мне придется бросить Пилар и зашивать тебе раны.

Рамирес моргнул, но отреагировать не успел. Из кабинета на секунду высунулся Тревис, явно подслушавший разговор, и утащил Лейлу внутрь. Пуэрториканец в панике чуть не рванул следом, опасаясь, что с сестрой что-то резко стало не так, но Шон поймал его на пороге, прижал к стене.

— Стой. Всё хорошо с ней.

— Откуда тебе знать!

— Тревис тогда орал бы как резаный, а не шептался бы с Лейлой. Они суетились бы над Пилар, а не шипели бы друг на друга у стола.

Рамирес выдохнул, чуть расслабился, потер рот, сплюнул.

— Что за хрень... Господи, ты понял, о чем она?

— В общих чертах, — пожал плечами Шон. — Есть малый риск и есть большой риск. У ребенка могут быть проблемы после рождения или у ребенка могут быть дьявольски мощные проблемы до рождения. Может не быть ни того, ни другого. Но вероятно, что надо всё-таки выбирать. Лейла за первое, Тревис за второе. А ты?

— Нашел кого спрашивать! Dios, а можно с матерью поговорить?

На пороге показалась Лейла.

— Так, Тревис заявил, что там уже не угроза начала родов, а без пяти секунд факт. В ходе процесса обратно уже не отыграешь. Ну?

Послышался стон Пилар и голос Тревиса. Арабка исчезла.

Рамирес дернулся, почти выкрикнул:

— И я, бля, должен решать?! Один, сам, сейчас?!

Не глядя на него, фиксируя какую-то точку в дальнем конце коридора, Шон вполголоса произнес:

— Лейла вообще свое дело знает. Больше того. Она родила на сроке двадцать восемь недель и выходила ребенка одна без всякой помощи. Я случайно в курсе.

— Она... правда? — опешил Рамирес. — Врешь, нет у нее...

— Нет. Но ее сын был нормален и здоров, когда его убили. Так что она... Рамирес, девчонка знает, что говорит и что советует. Она не мозгами решает, как Тревис, она женщина, она чует.

Оба молчали, стоя у противоположных стен. Один разглядывал бетон под ногами, другой боролся со сбитым дыханием. И когда Лейла вышла снова, Рамирес не ждал вопроса, сразу сказал:

— Верю тебе. Сделай, чтобы хорошо.

Она кивнула, повернулась уже, чтобы уйти, но вдруг шагнула к нему, обеими горячими руками сжала его влажную ладонь.

— Обязательно. Верь, это важно. Спасибо.

За полчаса Рамирес успел обкуриться до тошноты в стиле Тревиса, нон-стоп, неоднократно облазил весь коридор из конца в конец — за углы не заворачивал, боялся почему-то потерять из виду дверь кабинета, словно она пропадет, став стеной, или за ней вдруг сюрреалистично окажется полная пустота.

Когда у пуэрториканца иссякли сигареты, Шон постепенно скормил ему свои, случайно завалявшиеся в кармане куртки. С началом периода беготни сперва сидел, каждый раз убирая ноги с прохода при приближении Рамиреса, потом улегся на лавке, заняв ее целиком, не без сибаритства закинул ногу на ногу, подложил под голову локоть и занялся коммером: то ли набирал сообщения, то ли работал с какими-то приложениями. Ни с кем не разговаривал. В амбулатории стояла относительная тишина, нарушаемая только невнятными звуками из-за плотно закрытой двери и нервным стуком подошв по полу и иногда по стенам.

Увлекшись делами, Шон слегка удивился, когда очередной проход снующего пуэрториканца закончился ударом ботинка на этот раз по лавке. Рамирес, похожий в привычной зрению темноте коридора на тощее и лохматое исчадие преисподней с горящими глазами, хрипло вопросил:

— А ты что тут вообще делаешь, Дэлмор?

Покосившись на очевидный для нормальных людей объект занятий — коммер, Шон догадался, что вопрос, по-видимому, несколько глобальнее, и предсказуемо ушел от ответа:

— Так, вот только не надо опять впадать в цикл. Пятый раз уже перебор. — Он одним движением поднялся, убрал аппарат, застегнулся. — Пойду я тогда.

У что-то там себе надумавшего за период мотаний воинственного Рамиреса резко опустились плечи. Неожиданно для себя он растерянно выдал:

— Куда это ты? Бля, то есть... серьёзно? Надо?

— Ага.

— А мне здесь... как?

— От тебя что-то зависит? От меня тем более. Жди, чего скажут, и продолжай карабкаться по вертикалям.

— Твою мать. Вообще так, знаешь — зависит. Шон, а если они опять? Ну, выбирать предложат чего-нибудь такое жуткое.

— Ну, выберешь. Решишь. Мне вот тоже предстоит принимать нелегкие решения.

Пока Канальский мучительно взвешивал, сколь много у него прав интересоваться подробностями деятельности Дэлмора и есть ли такие права вообще, тот уже почти от самого выхода расшифровал:

— Я пошел искать место в приграничье, где можно разжиться приличной жратвой. Ты осознаешь, насколько это сложная миссия?

Рамирес осознал другое — насколько он проголодался, в тот самый момент, когда на лавке появились пахучие свертки и две банки пива. Ноги подогнулись, он осел на край, буквально заталкивая слюну в сухое горло, не в силах отвести взгляд от богатств.

— Нормально всё? — спросил Шон, откупоривая один из благословенных сосудов с вкусной жидкостью.

— Угу, — промычал пуэрториканец.

Дэлмор садистски отпил, вытер пену с губ. Глянул искоса, хмыкнул:

— Брезгуешь, что ли?

— Я? — не понял парень, у которого в ушах шумело. Со всеми домашними сложностями ему удалось только позавтракать. Вчера.

— Вентура, я тебе разворачивать и открывать нихера не стану. Ухаживать я за тобой не нанимался, недоносок. Сам давай.

— Сам? — Рамирес поймал себя на том, что прижимает ладонь к животу почти тем же жестом, что сестра. — В смысле?

Шон тщательно изучил особенности рельефа стены напротив. Выдохнул медленно, усилием воли принудительно расслабил пальцы, пока банка не смялась, пробормотал про себя тоном, похожим на уговаривающий:

— Благодаря Смиту я очень терпеливый, да. Очень.

После этого, почувствовав себя достаточно готовым для общения, обратился к Рамиресу с коротким:

— Ешь.

Тот моргнул. Подавил спазм возликовавшего желудка, из последних сил уточнил:

— Что, правда? Ты не себе? Бля, не только себе?

— Я обедал дома, я не хочу. Кажется, вроде бы да, обедал. Точно не буду. Всё тебе и давай быстрее, мало ли что тут в любой момент закрутится.

Уже закинув в желудок непрожеванную половину сэндвича, Рамирес спохватился:

— Ты не это... я потом, если что, заплачу за тебя как-нибудь "У Дэна" или еще где.

Кусок вдруг чуть не встал поперек горла.

Загроможденные последующим воспоминания о поганом начале вечера, о тяжелых темах денег и одолжений двинули под дых, заставили замереть в отвратительном ожидании. Он сейчас как сказанет опять чего-нибудь такое...

Вроде — оставь при себе свои жалкие медяки, нищий. Я не как ты, дешевка, я всегда плачу за себя сам и тебе от щедрот могу кинуть, знай лови.

Или — ты существуешь благодаря мне, Канальский, учись есть у меня с рук.

Или — ты опять купился, поверил в придуманную тобой от отчаяния сказку о ненормально странном враге, наивный до неприличия одиночка-недолидер?

Хостовский улыбнулся.

— Да брось, не хватало, вот была б картина... Будешь проставляться всем по поводу прибавления в семье — и меня не забудь. Сквитаемся, меня устроит. Я говорил, что пью бренди?

Рамирес, помедлив, перевел дух и откусил еще.

— Дожить надо.

— Куда ты денешься.

Чуть погодя Рамирес пошел на улицу выкидывать мусор от импровизированного ужина. Ранее при попытке незатейливо задвинуть это всё под лавку пуэрториканец словил неодобрительный взгляд Шона.

— Офонарел? Хочешь выслушать, что думает по этому поводу Тревис? Долго будешь слушать, у него много мыслей возникнет.

Пришлось сгрести в кучку и поступить цивилизованно. В последний момент Дэлмор сунул Рамиресу в и так занятые руки еще и свою пустую банку.

— Захватишь?

Экологично зарывая это всё в сугроб недалеко от входа, парень хмурился: лезли мысли о том, считается ли нормальным убираться за Хостовским, и что бы сказали на это colegas, если б не дай бог пронюхали. Смяв ботинком ни в чем не повинную жестянку, Рамирес внезапно успокоился, ухватился за спасительную контридею — а что бы подумали люди Дэлмора, узнав, что тот сгонял для лидера Канала за жратвой? Эх, башку сломать можно. Наверное, норма в каждой конкретной ситуации рассчитывается по-разному. Еще и не такое может случиться.

Тут Рамирес предпочел прервать размышления, пока не оправдал для себя еще что-нибудь оригинальное.

С порога завидев Лейлу рядом с Шоном, сорвался с места.

— Как она?!

— Пока полный порядок, — заверила арабка. — Раскрытие неплохое, всё регулярно... короче, не о чем тревожиться. Парни, постеснялись бы вы тут курить!

Она укоризненно помахала ладонью, разгоняя до сих пор стоявший в коридоре рамиресов кумар.

— Я ему говорил, — подло ввернул Дэлмор.

Пуэрториканец возмущенно на него воззрился, но тот пренебрег, уступил лавку девушке, которая утомленно присела и вытерла лоб кончиком яркого платка. Шон отошел, прислонился к стене, а Рамирес опустился на корточки перед Лейлой, заглянул в глаза.

— Точно всё нормально?

— Даже лучше, чем я ожидала. Мы наблюдаем, если что — поймаем проблему в самом начале и не дадим развиться. Вот только, — немного помрачнела арабка, — примерно об этом я и вышла с тобой поговорить.

— Бля, опять... Ну?

— Нет, на этот раз ничего мы с Тревисом на тебя не вешаем, действовать будем сами по обстоятельствам, там на месте виднее. Просто знаешь, я скажу тебе честно — сама она может и не родить. Да подожди, не надо так реагировать, не хватало тебя откачивать... Я про то, что с ее осложнениями вполне может оказаться так, что понадобится операция. Ты знаешь, что такое кесарево сечение?

— Господи боже мой... — парень совсем скорчился, закрыл лицо руками.

— Прекрати, — придвинулась к нему Лейла, провела ладонью по макушке, пригладила торчащие прядки. — Всем бы таких братьев, как ты, Мире. Она так о тебе говорит!

— Она... говорит? — вскинулся он.

— Ну конечно. Пилар отлично справляется, они с Тревисом увлеченно ругаются по-испански — я их не понимаю, но они явно не о погоде. А в перерывах она даже просит чаю.

— Принести?! — он почти вскочил, но Лейла удержала.

— Да что ты, не сейчас. Это так... ты не думай, с твоей сестричкой не происходит ничего ужасного, всё очень удачно складывается. Я тебя не хочу пугать, пойми, я тебя предупреждаю. Есть вероятность такого исхода, но это не страшно, это просто еще один способ.

Она мягко заставила Рамиреса поднять больные от волнения глаза. Легким движением вытерла пот ему с виска, улыбнулась.

— Я тебе обещаю, всё будет хорошо. Мы сделаем правильно, мы сумеем, нас тут много и мы сделаем всё, чтобы ты привез ее одну, а увез двоих. Дети рождаются каждый день, это естественно, не переживай так сильно, hermano. Это слово я сегодня выучила, — заметила арабка. — Нет, парни вроде тебя всё-таки редкость. Что же с тобой будет твориться, когда настанет время рожать твоей жене?

Рамирес истерично фыркнул, не удержал равновесие в шаткой позе и шлепнулся на пол.

Всем видом демонстрируя, что всякому терпению есть пределы, Дэлмор шагнул к нему, поднял за шиворот, встряхнул:

— Ты невменяемый уже вообще... Иди-ка на улицу, глотни воздуха, остынь.

— Не пойду я никуда, — запротестовал парень, но Шон добавил в голос металла:

— Еще как пойдешь! Умойся вон хотя бы снегом, успокойся. А то я тебя сам башкой туда запихну.

— Иди нахрен, — огрызнулся Рамирес, гася ускорение от толчка в сторону выхода.

С другой стороны... оттуда так притягательно веяло настоящей зимней, несмотря на календарную осень, прохладой, ночной чистой свежестью. Пылающей голове не повредит, если чуть-чуть. Умыться — неплохая идея, и за шиворот немножко, это так возрождает.

— Ладно, я сейчас.

— Не торопись, — посоветовала Лейла, перевязывая платок поудобнее. — Ты ничего не пропустишь.

Отойдя шагов на десять, Рамирес оглянулся:

— Шон, тут сигареты где можно найти?

— Налево за угол и по диагонали, желтая вывеска, — отозвался тот.

Проводил взглядом, подождал для верности еще с полминуты и сел рядом с ней.

— А теперь говори мне то, о чем молчишь ему.

Лейла неопределенно дернула плечом.

— Да я не то чтобы скрываю... но ты прав, не хочу, чтобы он видел мою неуверенность. Ему никак нельзя, он всё берет сердцем.

— В чем ты не уверена? С операцией что-то?

— Да. Шон, мы с Тревисом оба неплохо держим скальпель. У меня большой опыт, он так вообще обученный профессионал. Если дойдет до хирургии, ни у кого из нас двоих рука не дрогнет. Но...

— Что?

— Понимаешь, никто из нас двоих при этом не анестезиолог.

Шон удивленно посмотрел на нее.

— Конечно, я знаю о наркозе много, — слегка раздраженно объяснила Лейла. — Я вырублю любого парня и зашью ему огнестрел, я буду держать обожженного на "долгой схеме", пока не подживет, я рассчитаю дозу для девушки с низким весом, чтобы сделать ей аборт... Но при кесаревом надо думать не только о весе женщины, надо заботиться о ребенке. Травануть его через кровь матери просто, достаточно чуть замешкаться. Честно, Шон? Я не делала такого.

— А Тревис? — после паузы глухо спросил парень.

— Я так поняла, что тоже нет. Он завел старое: что он спец по травмам, а не акушер, не неонатолог, не...

— Ясно. А если я привезу специалиста из города?

— Откуда ты его возьмешь?

— Мое дело, — коротко отрезал он.

— Ну... — Арабка задумалась. — Начать с того, что добыть ночью в такую погоду адекватного врача, который... да нет, разумеется, он согласится работать, если попросишь ты, я знаю. Выбора не будет. Я хочу сказать — врача, у которого во время этого приключения в Неподконтрольной зоне не будут дрожать руки. У которого под твоим прицелом и рядом с твоим нервным другом сохранится ясность мышления.

— У профессионала — должна.

— Ты уверен на все сто, что найдешь за пару часов именно профессионала? Шон, он может даже не хотеть, но навредить.

— Убью тогда.

— Вот, он будет об этом волноваться куда больше, чем о Пилар. Это Тревис работает на нас сам, он помогает и хочет это делать. Чужаку я ее не доверю. Ты меня услышал.

— Проклятье. Что тогда?

— Хорошо одно, — вздохнула Лейла, — мы обсуждаем не необходимость, а только вариант. В идеале она справится сама, шансов на это даже больше пятидесяти процентов.

— Надо быть готовыми...

— ...Ко всему, — подхватила она. — Конечно. Так, знаешь, я сейчас заставлю Тревиса думать. Он может позвонить каким-нибудь друзьям, проконсультироваться... Точное название препарата, чёткая схема — и уже гораздо проще.