Песок и пепел

Потом Хонкир объяснил мне, почему. По его словам, без оружия против Киртана дольше мог продержаться только он сам, и то потому, что знает слабые места напарника. И в этот раз он дал мне куда меньшую фору, чем в нашем пробном поединке. А слуги маркизы просто двигаются хорошо, потому как танцами занимаются — и по воле госпожи, и самим им нравится. Но все же это Тилену повезло против меня устоять, а Ксивен никак не случайно на земле оказался — в рукопашной он слаб, просто умело это скрывает. Сабля же дело наживное, а задатки у меня есть, и получше, чем у слуг маркизы, уж барон-то в этом разбирается. Что до стрельбы из огнестрельного оружия — то, по его мнению, для человека, впервые державшего пистолет в руках если не как вид оружия вообще, то хотя бы как конкретный образец, это был прекрасный результат. Если мне пристрелять этот ствол как следует, то очень скоро я буду дырявить мишень не намного хуже Тилена, а лучше этого парня стреляет только барон. А уж в драке порой достаточно успевать стрелять в сторону противника. Я не был уверен в том, что смогу сравняться с телохранителем маркизы так быстро, как говорит Хонкир, если вообще смогу, но... кто знает?

Волновавший меня вопрос о том, как я могу подтвердить, что я тот, за кого себя выдаю, не имея никаких документов, был решен до удивительного просто — Фогерен, когда до него дошло, о чем я говорю, хмыкнул, потом просто взял лист бумаги и написал, что "предъявитель сего Шай Таннер" состоит у него на службе. Этот незамысловатый текст закреплялся витиеватым росчерком и вдавленным в лист контуром баронского герба, украшавшего перстень-печатку. Сразу же полиловевшим, надо сказать, контуром. Не знаю, что это было — магия или старания местных химиков, но результат внушал уважение. При всей примитивности это было вполне реальное удостоверение личности. И если я не вляпаюсь во что-нибудь серьезное, эта бумажка замечательно снимет вопросы, способные возникнуть у какого-нибудь чиновника или стражника к моей скромной персоне. Вспомнившийся при этом забавный стишок про бумажку, способную сделать из мухи полноправного гражданина, я озвучивать барону не стал — мало ли какие ассоциации у него бы возникли. Особенно учитывая то, что стих сей не на аларийском.

От разговоров со мной свежеиспеченные сослуживцы не уклонялись, но и особо не откровенничали. К охране хозяйских покоев меня тоже не привлекали. Понятное дело — прежде никому не встречался, никто обо мне не слышал, одного ручательства Барена мало, к тому же, наняли меня, собственно, на переход до Мелаты, дальнейшая моя служба пока под вопросом. Здесь, на постоялом дворе, и эти двое не особенно напрягаются. Так что пока мы не в пути — нужды меня дергать нет.

В итоге свободное время у меня имелось в избытке. Я разговаривал с Альдресом, его сестрами, слугами Барена, да и сам Хальд заходил вечером и обстоятельно отвечал на мои вопросы, да еще и делился книгами из личной библиотеки. К слову, она у него была немаленькая. Вполне можно набить голову массой полезной информации.

Постепенно мозаика мира заполнялась новыми деталями. На большом календаре, висящем в общем зале и изготовленном явно типографским способом, значится 1114 год Эры чистого неба, идет вторая неделя красеня, первого месяца лета. Империей уже одиннадцать лет правит Антар Третий, взошедший на трон после смерти своего отца, тоже Антара, но Второго, который умер через семь лет после окончания столько раз упомянутой войны за Ларинью. Войны, которую Алария вела с другой империей, Аркайской, что раскинулась за теми самыми горами на севере, подальше от которых я почему-то так хотел убраться.

Когда я впервые услышал имя нынешнего императора, то почувствовал несоответствие его порядкового номера моим ожиданиям. То есть я был готов услышать, что на троне сидит Антар из Армарской династии, но почему-то ожидал, что он будет не третьим обладателем этого имени, а первым или, самое большее, вторым. Выбрав, как мне показалось, подходящий момент, полюбопытствовал о судьбе отца и деда нынешнего императора. Как оказалось, Барен увлекался историей империи и о тех временах знал довольно много. Медведь немного удивился моему интересу, но охотно объяснил, что Антар Первый, если он не ошибается, умер еще когда самого Хальда не было на свете, а меня и подавно. Ну да, если нынешний властитель правит уже не первый год, его отец сидел на троне дольше, чем действующий император прожил на свете, а дед тоже носил корону почти полвека, то среди ныне живущих вряд ли отыщется тот, кто помнит даже окончание правления первого из Антаров, не говоря уже о его начале. Вот только когда Хальд перешел к правлению Антара Первого, мне едва не стало плохо. По ходу его рассказа в моей памяти всплыл целый ряд деталей, которых Хальд почему-то не упомянул, при этом мне почему-то казалось, что некоторые его сведения и оценки... звучат, как пресловутая "официальная версия". В моем представлении все выглядело чуть-чуть иначе. Словно мне обо всем этом рассказывал когда-то не алариец, а кто-то, скажем, из Итангера, с Олорских островов, из степных королевств или, не приведи судьба, из Аркая. Или откуда еще... хотя — откуда еще-то? Но самое тревожное было не в этом, а в том, что в потоке невесть откуда вываливающихся подсказок нет ничего о войне с аркайцами. Вообще. И спрашивать прямо опасно — как уроженец края, который эта война превратила в кучи камней и горы пепла, не знать о ней я просто не могу. Даже если моя оценка собственного возраста не слишком точна, мне все равно было достаточно много лет, чтобы война смогла оставить в моей памяти неизгладимый след. Но вот не было этого следа. Даже у человека, пережившего сильнейшее потрясение и нашедшего спасение в том, чтобы все начисто забыть, в памяти должно остаться больше, чем у меня. А тут — ни слова, ни образа, ни чувства.

А вот Барену о войне было что вспомнить. О боях, жизни в "полевых условиях", вылазках во вражеский тыл он рассказывал довольно охотно, но время от времени мрачнел и замолкал, что-то вспоминая. Потом все же рассказал — что.

Оба его сына родились еще до войны, старшая дочь — в самом начале. Понятное дело, когда началась мобилизация, Хальда тоже призвали — в армии он по молодости положенные три года отслужил, на здоровье не жаловался. Приехал на побывку — и только тут узнал, что жена его погибла от случайного осколка при обстреле. Прорвавшиеся через Ларинью аркайцы дошли как раз до этих мест, прежде чем подоспела имперская армия. Трое малышей остались на попечении родителей Хальда — сам он вернулся в полк. Старики его умерли в третий послевоенный год, один за другим — тяжелое было время. Вскоре Хальд женился снова, родилась Мальгита. Но опять судьба пожалела ему счастья — дочка едва начала ходить и разговаривать, когда жена уехала проведать родителей и пропала. Уехала с возвращавшимся из Мелаты дядей — казалось бы, ничто не предвещало беды. Когда оговоренный срок прошел, Хальд, ни о чем таком не подозревая, поехал за женой. И тут выяснилось, что до родительского села жена его так и не доехала. Проехать мимо она не могла — никакой другой дороги там нет, кто-нибудь да заметил бы. Дядя, живший в соседнем селе, тоже дома не объявился. Поиски, в которых приняли участие все мужчины из обоих сел, ничего не дали — даже пуговицы не нашли.

Проезжий маг, направлявшийся в Гинзур, согласился помочь. Особенно после того, как узнал, сколько родственники пропавших готовы заплатить за хоть какие-нибудь сведения. Он даже поехал по той же дороге, звеня амулетами и бормоча заклинания. Барен тогда следовал за ним, что называется, на пределе видимости — подъезжать ближе маг запретил — и в какой-то момент отвлекся. А когда снова посмотрел вперед, то увидел лишь испуганно мечущуюся лошадь. Самого мага нигде не было. Он появился на постоялом дворе три дня спустя, грязный, оборванный, шепчущий какой-то бред, трясущийся от озноба — это в жару-то, — весь в синяках и порезах. Спешно вызванный лекарь лишь развел руками. Медицина, мол, бессильна. Хальд начал готовиться к тому, что незадачливого волшебника придется хоронить, но неделю спустя тот внезапно открыл глаза. И уехал не то что в тот же день — в тот же час, отказавшись от еды и вернув Хальду полученный задаток — весь, до последней монеты. Как он умудрился его сохранить, оставалось только догадываться. Говорить о том, что с ним случилось, маг отказался наотрез. Сказал только, что пропавших нет в живых и лучше Хальду их не искать, если не хочет сгинуть сам. И умчался почему-то обратно в сторону Мелаты, даже не вспомнив о том, что ехал в Гинзур, причем не просто так, а по приглашению какого-то богатого заказчика. Медведь подозревал, что и в Мелате он не задержался. Заехав в город по делам спустя несколько месяцев, он выяснил, что маг был, что называется, настоящий, каких мало — и если б не его неуживчивый характер, вполне мог бы стать одним из первых лиц в местном магическом сообществе. Осознав, что случившееся на дороге вовсе не дурацкий розыгрыш, Барен предпочел прислушаться к совету волшебника. Поиски прекратили, через положенное законом время пропавших признали умершими, а Хальда — вдовцом.

Хотя в смерть жены Хальд поверил почти сразу, больше он так и не женился. Хозяйство и дети занимали все его время. Да и некому было уговаривать Хальда найти себе новую спутницу жизни...

Медведь замолк. Влезать в душу человеку так глубоко я не стремился, и, решив сменить тему, поинтересовался — почему дорога из Лариньи совершенно пустынна? Ну ладно, деревень нет. Но хоть бы постов наставили, по одному на день пешего пути. Для этого ведь целую армию держать не надо.

Хальд лишь пожал плечами. По его мнению, все объяснялось просто. Сейчас опустошенная Ларинья — для империи просто буфер на случай нового вторжения. Вскоре после войны где-то в срединных провинциях нашли новые рудные месторождения, богатые и не так глубоко залегающие, и ценность ларинийских шахт упала почти до нуля. Сентеру война затронула меньше, но несколько неурожайных лет подряд вынудили многих сельских жителей податься в города, чтоб с голоду не помереть. Вон, в селе, откуда родом была его вторая жена, чуть ли не каждый второй уехал. Немало домов стоит с заколоченными окнами. Зато, говорят, в тех же Мелате и Гинзуре население выросло в несколько раз. Даже Норос — главный город Сентеры — и тот разросся, хотя и от моря далек, и от главных торговых путей, и железный путь к нему только в прошлом году дотянули.

Я посмотрел на него повнимательнее — а ведь Медведь не так уж прост. Для хозяина постоялого двора, пусть и повоевавшего, и повидавшего не только соседние деревни, и уважающего образование, и даже имеющего какой-никакой магический дар, все равно в таких вещах он разбирается слишком хорошо.

Интересно, а барона он знает только как представителя местной знати да своего клиента? Что-то мне не очень в это верится — особенно в свете того случайно подслушанного разговора.

В дверь стучится Альдрес. Кто-то приехал. Вовремя. Как по мне, так на сегодня я услышал более чем достаточно. Бросаю взгляд на окно — а ведь солнце уже почти село, еще немного — и по неписаным местным правилам ворота не открыли бы, наверное, даже императору.

Запоздалым гостем оказывается тот, ради кого барон Фогерен злоупотребил гостеприимством Хальда. Граф Унар Урмарен. Графа сопровождает целый эскорт, включающий не только телохранителей и слуг — половину его составляют личности, роль которых определить сходу не получается. Я вижу графа лишь мельком — барон сразу же отсылает меня и Киртана спать, предупредив, что утром мы двинемся в путь — но этих мгновений хватает, чтобы граф мне не понравился. Не только своими манерами и тембром голоса. В его взгляде было что-то такое... знакомое. Почему-то неприятно знакомое. Хотя что — так и не вспоминается. Ладно, может, потом...

Засыпаю я неожиданно быстро, даже не успев подумать о чем-то другом.

Утро начинается с суеты, стремительно набирающей обороты. Завтрак — опять в комнате, сбор на заднем дворе, еще одна проверка трижды накануне проверенного снаряжения — и вот я уже обнимаюсь с Хальдом и Альдресом на прощание, и машу рукой младшей дочке Барена, несмело выглядывающей с кухни. Кто знает, может, еще свидимся.

Все прочие постояльцы Хальда уехали с восходом солнца. Хорошо. Нет лишних глаз, не надо ни от кого отворачиваться. Да и отбыли они все в сторону Гинзура — то есть мы их не нагоним по дороге. А это еще лучше.

Хонкир удивленно косится на мои мешки, притороченные к седлу. Наверное, не догадывался, сколько я всего намерен прихватить с собой.

— Ты что, харчами до самой Тероны затарился? А не протухнет?

— Я вот думаю — хватит ли до Мелаты, а ты уже про столицу загадываешь.

— А по тебе не скажешь, что ты пожрать горазд,— ухмыляется Хонкир. Справедливости ради надо сказать, что у него с Киртаном или у телохранителей маркизы мешки ненамного скромнее моих. Только парни служат давно, а я лишь несколько дней. И поступил на службу, как бы ничего не имея — ни коня, ни оружия. Логично предположить, что и с остальным у меня сложности — в том числе с деньгами. И затариться я мог разве что едой в дорогу — и то лишь благодаря доброте Хальда или щедрости барона, а вовсе не благодаря содержимому собственного кошелька.

А ведь было бы здорово, если бы всем и дальше всерьез казалось, что в моем багаже нет ничего стоящего, кроме продуктов и обычного снаряжения. Если Хонкир и прочие мои попутчики не будут даже в шутку допускать, что там может быть что-то ценнее куска вяленого мяса и горсти ружейных патронов, мне же проще и спокойнее.

И тут я ощущаю на своем затылке чей-то внимательный взгляд. Осторожно оборачиваюсь, стараясь ничем не выдать охватившей меня тревоги. Но все заняты своими делами, никто вроде бы не смотрит в мою сторону. Вроде бы... Нет, точно. Маркиза? Что ее-то заставило так поспешно отвернуться? Барон, выходящий из дверей в сопровождении Хальда? Может быть. А тип из свиты графа, одеянием похожий не то на монаха, не то на колдуна? Которого, кажется, не пришлось пока видеть с откинутым капюшоном. По крайней мере, под открытым небом и при солнечном свете. Что это он там разглядывает на седле своего коня? Или мне все-таки показалось?

Зычный голос барона разносится над двором, отодвигая мои подозрения куда-то в уголок сознания. Пора. Крики, храп и ржание коней, стук копыт... Обычный набор звуков, знаменующий видимое начало пути. Несмотря на эту какофонию, никто ни с кем не сталкивается — всадники, словно части одного большого организма, устремляются к распахнутым воротам. Я вливаюсь в этот поток, направляя Трана вслед за конем Хонкира. Наша кавалькада проскакивает мостик через ров и вытягивается по тракту в сторону Мелаты. В авангарде скачут четверо бойцов из эскорта Урмарена, занимая всю середину дороги, потом сам граф и рядом с ним барон и маркиза. Края дороги прикрывают, периодически перестраиваясь, Киртан, Хонкир, я, телохранители маркизы и, опять же, люди графа. Позади нас держатся служанки маркизы, двое слуг графа — именно слуг, а не мастеров на все руки, вроде Хонкира, — потом тот неприятный тип в балахоне с капюшоном, графский лекарь, еще несколько малопонятных личностей и снова солдаты Урмарена.