Слива в цвету и дорожная пыль

Эпилог

Почти одинаковые статьи о свадьбе появились в двух официальныхШэнъянских газетах уже на следующий день и ничего подозрительного невключали. До публикации официального отчета сплетни ходили самыедикие — вплоть до того, что юную императрицу отравила ееревнивая до власти бабка. Однако до беспорядков (а Мэй в городелюбили) не дошло, ибо ее дядя и глава клана Чань вышел к Воротам СтоЖеланий и объявил, что его любимой племяннице стало дурно отволнения, и что она совершенно здорова и жертвоприношения в храмахпрошли благополучно. Все знаки указывают на то, что жизнь молодойимператрицы с императором будет благополучна и что она подарит емунаследника не позже чем через год или два.Фотография с надувшимся от важности Сымой Чанем облетела все первыеполосы. На следующий день двойной свадьбы все затмил скандал,поднятый матерью Та-Инь из клана Бо: та возмутилась, что ее дочьвносили во дворец не через те ворота, о каких было договорено.(Отчего были сделаны такие изменения в церемониале, не сообщалось, нов народе сразу же пронесся слух, что все это не просто так, и чтоСоюз Цилиня, разозленный тем, что император все-таки нашел способоставить при себе женщину-алхимика, прокляли ворота Сто Желаний, иимператор не хотел подвергать риску вторую свою нареченную).Но за шесть дней торжеств слухи побурлили и утихли. На седьмой день, когда с Западного Вокзала уходил поезд в Аместрис,уже почти никто не вспоминал о небольшом инциденте с принцессой Мэй.Утро было хорошее, светлое. Небо над перроном зеленело и голубело, навостоке, прямо по направлению убегающих рельсов, в кокетливойиюльской дымке выкатывался из-за холмов золотой шар солнца. Дулпрохладный ветер.В поезд почти никто не садился: между Сином и Аместрис пока было покане слишком живое сообщение, всего два поезда в неделю. Сегодняшнийрейс считался неудобным: он прибывал в Столицу рано поутру ровночерез два дня и преодолевал пустыню в самую жару. Однако этот поездостанавливался в Ризенбурге; второй поезд, более скоростной, передСтолицей стоял только в Кабере, столице Ишвара, и Ист-Сити.Проводник, единственный на два вагона, скучая, сидел на лавке и курилпапиросу: делать ему было нечего, до отправления оставалось ещедесять минут.Однако докурить ему было не суждено: прямо на перрон вылетела,взвизгнув тормозами, черная машина, из тех, что обычно ассоциируют стайной дворцовой службой клана Яо.Проводник вскочил, одергивая форменный мундир: никаких грехов он засобой не знал, поэтому особенно не опасался, но некоторую нервозностьпочувствовал.Но тревога оказалась ложной: за рулем машины сидел беловолосыйиностранец, явно гость из Аместрис или Драхмы — аэружцы всечерноволосые и больше похожи на нормальных людей; уж проводник-топовидал мир!Водитель вышел первым. Со второго переднего места вылез еще одинзарубежный гость, как две капли воды похожий на первого, толькоодетый чуть иначе — не в кожаную куртку и белый шарф, а вкостюм и светлое пальто. На плече у него, удивительно, сиделакакая-то черно-белая зверушка — то ли панда-недоросток, то лиочень растолстевшая кошка. С заднего сиденья выбрались еще двоемужчин, таких громадных, что непонятно было, как они там поместились,и — удивительно! — юная синская девушка, очень красивая.Одета она была в смешанном стиле: аместрийская длинная юбка и жакет,однако под жакетом не блузка, а ципао. Ее черные волосы былиразделены на прямой пробор и уложены в аккуратные кольца кос, прямонад изящными розовыми ушками. К счастью, не проколотыми: проводникненавидел, когда женщины прокалывают уши — его мать считала этопроисками злых духов.Что, интересно, она делает с этими иностранцами? Уж не нужна ли ейпомощь?Но девушка вела себя совершенно беззаботно: смеялась, шутила нааместрийском (проводник понимал только часть, слишком уж быстро ониговорили).Водитель снял с крыши автомобиля два чемодана, большой и маленький, иматерчатую сумку. Пожал руки двоим гигантам и синской девушке, обнялсвоего близнеца в пальто (маленькая черно-белая зверушка зашипела).Стало понятно, что он их провожает: уж проводник-то этих сценнавидался.Потом водитель достал из кармана маленькую книжечку в кожаномпереплете и протянул ее отъезжающим. Теперь проводник разобрал слова:— Мои въездные документы. Тут написано "с супругой",так что просто покажете на границе и представитесь мною и Уинри.— А ты как же?— А я на... — (непонятное слово), — потом,когда его починят. Тут у Вернье неплохая мастерская. Думаю, за неделюуправимся.— Если ты опоздаешь к родам, Уинри нас убьет. А потом тебя.— Да нам всем и так достанется, за то что без нее этопровернули... Ну ладно, бывайте. Не скучайте без меня.— Не будем, — твердо сказала синская девушка и влюбленнопоглядела на второго иностранца.Тогда проводник догадался подойти к ним и все-таки проверить билеты.

* * *

Альфонс закинул огромный чемодан Мэй и свою собственную сумку наверхнюю полку. Мэй приникла к окну, разглядывая пригороды -накануне она призналась, что последние пару лет мало ездила погороду, а Шэнъян ведь активно строился. Одно удовольствие былосмотреть на нее: веселую, заинтересованную, такую счастливую илегкую.Он сел на койку напротив и залюбовался ее милым профилем, аккуратнымируками, лежащими на скатерти маленького купейного столика — икольцом на безымянном пальце. Тем самым кольцом, который Альфонстрасмутировал из остатков своего доспеха и подарил ей четыре годаназад. Мэй понятия не имела об аместрийском обычае дарить кольца, новсе-таки хранила его четыре года, а когда он рассказал ей, не знала,краснеть или смеяться.Сяомэй спрыгнула с плеча Альфонса, напоследок больно вцепившиськогтями, и тоже приникла к стеклу — панде было любопытно.Обе они, такие теплые, такие знакомые и хорошие, показались Альфонсуживым солнцем. "Вот он, настоящий золотой свет, — подумалмолодой алхимик. — Он — а не всякие там тайные древниезнания!"И от этой банальной истины (а он сразу же сообразил, что онабанальна, и решил, что плевать на это хотел) он почувствовал себясамым могущественным человеком в мире.

* * *

У них было очень хорошее двухместное купе. Приятно было просто сестьу окна и глядеть, как мимо скользят пригороды Шэнъян. Когда Мэй впрошый раз отправлялась на запад, она добиралась до границы скараваном торговцев из своего клана, на упорном, но маленьком ослике.Его скорость, конечно, не могла сравниться со скоростью поезда,который неутомимо нес их с Альфонсом — его домой, а ее внеизвестность.Из-за стенки постучали — там устраивались Джерсо и Зампано.Альфонс засмеялся и постучал в ответ.— Что это вы? — спросила Мэй.— Азбука Морзе, — объяснил он. — Это такой код дляпередачи сообщений на расстоянии. Спрашивали, все ли у нас в порядкеи не нужна ли помощь.— И что ты им ответил?— Что помощь не нужна, но могу дать им пару советов.Мэй прыснула в кулак.Последние дома Шэнъяна остались позади; поезд теперь стучал колесамисреди зеленых холмов, и его сочная, утренняя тень скользила по травеследом и внизу, как будто они летели. Мэй подумала, что когда Эдвардна самолете доберется до Ризенбурга, нужно обязательно попросить егопокататься.Теперь можно.Теперь все можно. И как же удивительно!Но все-таки было немного грустно уезжать от своего клана, родни исвоего народа.Наверное, Альфонс заметил что-то на ее лице, потому что спросил:— Ты не жалеешь?Мэй решительно качнула головой. Нет, не жалела. Чего жалеть? Того,что не придется играть бесполезную придворную роль?Они договорились с Ланьфан, что та наденет ее одежды, набелит лицо ипринесет жертвы в храмах — и никто не заметил подмены. А потомЛаньфан осталась ночевать в покоях императрицы; Мэй не знала,приходил ли туда ночью Лин — она-то провела ночь совсем вдругом месте. Но надеялась, что приходил. Ланьфан сказала, что отыгрывать роль ей придется всего по несколькочасов в неделю на разных церемониях; для остального же достаточнобудет выбрать одну-две доверенные служанки, и никто ничего не узнает.А даже если и узнает — не сможет ничего доказать, потому чтоСыма Чань против императора теперь не пойдет. Да ему и все равно:ведь официально теперь императрица происходит из клана Чань, какаяразница, что за женщина сидит в запертых покоях и сидит ли кто-товообще?Мэй надеялась, что, может быть, так Ланьфан сможет даже родитьребенка от Лина и назвать его ребенком императрицы — а почемунет? Правда, Мэй не знала, хочет ли сама Ланьфан этого, но вдруг? В общем, так все сложилось лучше для всех.И это не значило, что она уезжает действительно навсегда. Линнапомнил ей перед расставанием, тихо отведя в сторону, чтоОчарованный Дворец — ее дом, и если она когда-нибудь захочетвернуться, то условия старого соглашения останутся в силе. Он никогдане будет ни к чему ее принуждать. "Ты — мой человек, -сказал Лин серьезно, — не забывай". И Мэй так же серьезнокивнула.Теперь все будет хорошо. В Аместрис она будет изучать их медицину,помогать Альфонсу в исследованиях и путешествовать — о, ониобъедут целый свет! Когда-нибудь они с Алом, Эдом и Уинри опятьнавестят Син. По правде сказать, Мэй было немного страшно: впервые она осталась безподдержки клана, впервые ей предстояло полагаться не на родственниковпо крови. Но она была твердо уверена, что справится.— О чем ты думаешь? — ласково спросил Альфонс.Мэй протянула руку, коснулась пальцами его щеки — чуть шершавойот легкой, незаметной глазу щетины. Ей до сих пор было немногоудивительно, что это ей позволено.— Я думаю, как мне повезло, что ты сразу нашел поладил сСяомэй.