— Ну не знаю... — задумался фон Коттен. — Вроде она ни в чём противозаконном не засветилась. Но в принципе, женщина-предприниматель, причём не вдова, унаследовавшая дело от мужа, дело в Империи достаточно редкое. Возможности тихонько повставлять палки в колёса найдутся.

— А я думаю, что надо расстелить ей ковровую дорожку. Может быть даже устроить прошение к Государю о персонально для неё отмене пошлин. — возразил Джунковский. — Вы знаете о том, как косит самых талантливых людей России чахотка. Вот хотя бы Чехова взять. Да если социал-демократы будут вместо того чтобы стрелять и взрывать, лечить и спасать, я им руки целовать готов.

Часть 2, Россия, 1910-1914

Петербург

Поезд Берлин-Петербург втянулся под своды Варшавского вокзала. Нэтти, которую медленные железные дороги начала XX века успели порядком замучить, облечённо вздохнула, вскинула на плечо рюкзак и заторопилась на выход.

На перроне у выхода из вагона стоял мужчина средних лет в незастёгнутой генеральской шинели из-под которой выглядывал лазорвый мундир Отдельного Корпуса Жандармов.

— Госпожа Марсова? — поинтересовался он и представился: — Михаил Фридрихович фон Коттен, начальник петербургского жандармского управления.

— Чем обязана? — удивилась Нэтти столь высокопоставленному встречающему.

— Ну конечно, вашим достижениям в медицине. Я тут давно за вами слежу, ещё когда в Москве работал. Владимир Фёдорович Джунковский, который состоит в переписке с госпожой Андреевой, всячески рекомендовал обратить на вас внимание. Вот скажите, Наталья Александрована, у вас точно документы в порядке? Паспорт, выданный в Мессине за день до знаменитого землетрясения, уничтожившего все архивы консульства. Кто вы на самом деле?

— Ну если вы так за мной следите, то наверняка читали в "Пти Паризьен" что я судовой врач с марсианского межпланетного корабля, разбившегося в районе Подкаменной Тунгуски полтора года назад.

Фон Коттен улыбнулся:

— Конечно читал. И "Красную звезду" господина Богданова тоже читал. А более реалистичной легенды у вас нет?

Нэтти улыбнулась в ответ:

— А зачем мне реалистичная легенда, если у меня есть стрептомицин и изониазид? Вы, здесь, в Петербурге где чахотка принимает масштабы эпидемии, начнёте копать под меня, а мои препараты у Байера покупать будете? А если война с Германией? Чем вы будете лечить сепсис у раненых?

— Вы знаете, Джунковский меня в том, что вы сейчас говорите, убедил ещё осенью. Я помочь хочу.

TBD

Сикорский

— Привет, Игорь, — сказал Сикорскому Женя Замятин, встретив его в коридоре Политеха, — я хочу тебя с одной девушкой познакомить.

— Это с чего это вдруг? — удивился авиаинженер. — Хочешь мне родственницу какую-то сосватать.

— Э, нет. Это та-а-кая девушка. Ну во-первых Алексей Николаевич через полчаса общения с ней стал общаться как с равной. Со мной он разговаривает всё же как учитель с учеником, а её признал равной.

— Крылов? Ну если он признал кого-то равным, значит этот кто-то и правда, хороший инженер. А о чём они говорили?

— Что-то про гидродинамику тримаранных корпусов в мелкой воде. Мне было немножко не до того, чтобы слушать. Она меня загрузила идеей, что пятьдесят тысяч лошадиных сил мало для ледокола, который хочет достигнуть Северного Полюса в свободном плавании, надо семьдесят пять, и я искал аргументы чтобы это опровергнуть.

— Ну какая разница, пятьдесят или семьдесят пять? По-моему сейчас нигде в мире нет ледокола мощнее десяти. Но это ваши, корабельные дела. Я-то тут причём?

— А ещё у неё есть пилотский сертификат от Блерио. На который она сдала экстерном. Ты вот всё прошлое лето в Париже тусовался, и так без диплома и уехал, а она приехала, за один день показала мсье Луи свои умения, получила диплом и пошла дальше докладывать в Пастеровском институте про лекарство от туберкулёза.

— Постой, так ты про мадемуазель Марсову? Она же Каприйская Русалка?

— Ты с ней уже знаком?

— Нет, только слышал. Весь Париж по её поводу гудел. Но зачем ей я?

— Не знаю. Ко мне она пришла с рекомендательным письмом от Леонида Красина и длинным списком инженеров и промышленников, с кем бы она хотела познакомиться в Питере. Но когда услышала, что я знаком с тобой, сделала стойку и сказала что перспективный авиаконструктор ей тоже нужен. Так я приведу её к тебе на Комендантский аэродром?

— Приводи. Завтра я весь день там.

— Ты читал роман "Красная звезда" Богданова?

— Нет.

— Ну, полистай на ночь. — Женя вытащил из портфеля брошюру в обложке из сероватой бумаги.

На следующий день Замятин появился на Комендантском аэродроме в сопровождении, как сначала показалось Сикорскому, юноши в короткой кожаной куртке и синих штанах, похожих на рабочие. Впрочем, при втором взгляде он понял, что это девушка, и что её мужская одежда скорее подчёркивает, чем скрывает её фигуру.

— Зовите меня просто Игорь, — представился он.

— А вы называйте меня Нэтти, так привычнее.

В голове у Сикорского сразу всплыл персонаж богдановского романа, которого там главный герой принимал за юношу добрую половину текста.

После некоторых ритуальных фраз гости пошли осматривать С-2 который вот вот должен был взлететь. Нэтти тут же дала несколько советов по расположению органов управления в кабине, которые показались Сикорскому неожиданно дельными.

— Скажите, а каков ваш пилотский стаж? — поинтересовался он.

— Небольшой. У меня налёт примерно полсотни часов.

Игорь мысленно ахнул. Проведённой в воздухе полусотней часов мало кто из нынешних авиаторов похвастаться мог.

— Вот собственно зачем мне и понадобились вы, — продолжала она. — У меня есть основания считать что через двадцать лет вы станете выдающимся авиаконструктором. Но я не хочу ждать двадцать лет. Мне нужно, чтобы вы сейчас построили мне аэроплан, опережающий время на двадцать лет. Вот смотрите.

Она извлекла из папки, похожей на этюдник художника, которая висела у неё на плече, лист синьки и развернула его. Острый вытянутый нос, редан под днищем, высоко расположенное крыло и мотор на нём, над кабиной, большие колёса с толстыми шинами.

— Это гидроплан?

— Амфибия. И ещё колёса можно снять и поставить лыжные шасси.

Сикорский задумался.

— А почему только на двадцать лет? Почему не на пятьдесят, не на сто?

— Потому что через сто лета аэропланы будут использовать такие устройства управления, которые вы и вообразить сейчас не можете. А через пятьдесят — будут совсем другие конструкционные материалы, вот тут в прошлом году в Дюре начали производство сплава на основе алюминия, так уже через 30-40 лет большая часть планеров будет делаться из подобных сплавов. А сейчас нет ещё людей, имеющих опыт работы с такими сплавами. И тысячесильных моторов тоже нет. А эта машина, которую я вам показала, сделана под стосильный мотор. Более того такой мотор у нас есть — я осенью заказала Анзани пятицилиндровый звездообразный двигатель с двумя магнето.

Кстати, к С-2 тоже советую приделать второе магнето. Эта деталь сейчас очень ненадёжна.

"Всё гениальное просто, — подумал Сикорский. — Я-то грезил двух и четырёхмоторными монстрами, а не нужно дублировать весь мотор, только то, что чаще всего выходит из строя"

Тем временем Нэтти продолжала:

— Максимум, который мы себе можем позволить — это вот, — она достала из сумки лист фотобумаги, где было напечатано фото аэроплана с двигателем на крыле. Второго на фото было не видно, но машина явно двухмоторная, а ниже шёл текст, как будто это была фотокопия журнальной или книжной статьи.

Игорь взял протянутый лист и вчитался.

— А нам точно нужен аэроплан, который "летит едва"?

— Ну это он по меркам сороковых годов летит едва. А по меркам десятых... Это транспортник тыла большой войны. Когда современные двигатели и все лёгкие сплавы уходят на боевые машины. И конструкторы с опытом конструирования истребителей со скоростями 500-600 километров в час и пикирующих бомбардировщиков, берутся создать машину по технологиям, на тот момент безумно устаревшим, и военными невостребованным. То есть доступным нам сейчас. И эта машина возила грузы до тонны на расстояния до тысячи вёрст. Да по нынешним временам он возьмёт все рекорды. Хотя, конечно, исходя из размеров России, через годик-другой нам уже надо замахиваться на машину, способную без посадки пересечь Атлантический океан.

— Нам?

— Ну конечно, вам. Я помогу, чем могу. У меня есть несколько книжек, которые вас заинтересуют. Про историю развития авиации за следующие сто лет. Но таких подробных чертежей, как у этой маленькой амфибии, "Ш-2" больше ни про какой модели нету. Да и эти чертежи это скорее не для строителей реальных аэропланов а для любителей клеить модели. Ну посчитать что-нибудь я могу. У меня есть на чём это сделать с куда большей производительностью, чем арифмометр Однера. Но вообще я собираюсь заниматься в основном своим делом — лекарствами. А аэроплан мне нужен в качестве персонального выезда. Знаете, трястись неделями на поездах или качаться на пароходах, это не для человека, который привык что взлетев из Петропавловска-Камчатского в 11 утра, в Питере садишься тоже в 11 поскольку Солнце движется по небосводу не быстрее твоего аэроплана.

— А почему вы ориентируетесь на моторы Анзани, а не на Аргусы? Вроде Argus As I больше подходит по характеристикам, и он уже выпускается, а Анзани для вас уникальную машину сделал.

— Тут есть две причины. Первая и главная — эти аэропланы делались под звездообразные моторы воздушного охлаждения. А у Аргуса — рядные, требующие радиатора. Проектов под такие моторы у меня тоже есть куча, но подробных чертежей нет, а значит воплощение этих эскизов в дерево и ткань займёт больше времени. Вторая причина — близится большая европейская война. Французские моторы нам будут где-то как-то доступны и во время войны, Франция союзница России. А вот Германия окажется противником. А вообще меня не устраивают ни моторы Анзани, ни Аргусы своим маленьким ресурсом. Надо искать в России какого-нибудь специалиста, который может придумать что-то лучше.

— Я неплохо знаком с Теодором Калепом из Риги.

— Можно попробовать поработать с ним. А лучше с кем-нибудь из его учеников. Но это уже сложившаяся школа. Сделать всё не так, как принято сейчас они не смогут — они знают, как надо, как делают все — французы, немцы, англичане. А чтобы получить двигатель, опережающий время на десятилетия, нужно с ходу отвергнуть те решения, которые в эти десятилетия окажутся неудачными. Мне нужна рабочая лошадка, которая будет проводить в воздухе десять-двенадцать часов в день и требовать обслуживания двигателя не чаще раза в неделю, а замены так раз в несколько лет. Сейчас такие двигатели умеют строить только судостроители, и я не знаю, что проще — заставить судостроителя сделать лёгкий мотор или авиастроителя — надёжный.

Следующие две недели Нэтти появлялась на Комендантском аэродроме как на работу. Получив у Сикорского очередную порцию данных для расчётов она запиралась в подсобке и через некоторое время выходила с искомым результатом. Приходила она обычно к обеду. С утра, видимо у неё были какие-то другие дела.

Где-то на второй или третий день знакомства, когда в органы управления С-2 были внесены изменения по её рекомендациям, Нэтти попробовала поднять эту машину в воздух. Игорь наблюдал с замиранием сердца как она выполняет виражи на высоте в несколько сот саженей над аэродромом, резко накреняя машину при повороте. Наконец, машина приземлилась и подкатилась к тому месту, где её ожидал конструктор.

— Ну как? — спросил он у пилотессы.

— Ужас! Я вся в холодном поту, хоть выжимай. Запаса по тяге никакого нет, чуть накренишься, уже проваливаться начинаешь, запаса по перегрузочной способности нет, пикировать я не рискнула, Но и на спирали всё время чувствовала, что крылья вот-вот отвалятся. Но вообще, то, на чём я сдавала экзамен Блерио, было хуже. У меня просто сердце обрывается, когда я думаю, что ты бы сейчас, не имея даже местных пилотских корочек, полез бы поднимать эту машину в воздух. Тут бы нужен испытатель с налётом на порядок больше моего, чтобы аккуратно, осторожно, выяснить пределы возможностей машины, а потом уже учить новичков. Но тут дублирующего управления нет, так что непонятно как учить. Вот посмотришь в книжки, которые я тебе сфотокопировала, обрати внимание на слова "спарка", "вывозной полёт". В моём мире было принято, что даже когда пилот возвращается к работе после месячного отпуска, надо слетать с инструктором, вспомнить подзабытые навыки.

Через две недели "шаврушка" была готова. Когда Нэтти в очередной раз появилась на Комендантском, Сикорский с таинственным видом поманил её в ангар. И там её взору предстало то, что в предыдущей жизни она видела висящим под потолком музея Арктики и Антарктики.

Девушка бросилась на шею конструктору и расцеловала его.

Игорь залился пунцовой краской.

Нэтти заметила смущение молодого конструктора.

— Что, давно девушки так горячо ни за что не благодарили.

Сикорский совсем растерялся.

— Ната, вы... ты... я просто схожу с ума от твоих прикосновений.

— Я тоже тебя хочу, — окончательно добила конструктора циничная Нэтти. — Я бы отдалась тебе прямо здесь, в ангаре на первом попавшемся чехле от мотора, но по-моему ты сейчас немного не готов к такому развитию событий. Лучше давай пока машину смотреть.

Полёты всё равно не раньше, чем завтра. Торопиться уже некуда. И тогда мне понадобится вся уверенность, которую даёт женщине близость с мужчиной.

На следующий день они приехали на аэродром на одном извозчике. Игорь периодически бросал на девушку влюблённые взгляды, а та была довольна, как кошка, объевшаяся сметаны.

— Ну что, начнём испытания?

— Начнём. — она вытащила из планшетки лист бумаги и расстелила на носу аэроплана. — Вот программа. Прочитай и распишись. К Кованько подписывать потащишь или твоей, как главного конструктора подписи хватит?

В течение недели Нэтти гоняла машину во всех возможных режимах, часов по шесть в день. Потом, наконец сказала, что довольна и предложила Игорю занять правое кресло.

После первого полёта вдвоём Нэтти долго ходила вокруг машины.

— Чего-то здесь не хватает, — бурчала она себе под нос.

Примерно через полчаса Сикорский не выдержал и спросил прямо:

— Пока одна летала, всего хватало, чего не хватает теперь?

— Так вот пока одна летала, разговаривать ни с кем не надо было. А как взялась тебя учить, так мотор ревёт, ветер дует, даже прямо в ухо не докричишься. Закрытый фонарь нужен. Заодно и десяток километров в час скорости прибавим за счёт улучшения обтекаемости. Но стеклянный — тяжеловат. Надо плексигласовый. Она вытащила из планшетки свой загадочный блокнот, который никогда Игорю не показывала, и стала в нем рыться.

— О, чёрт! Его же ещё не изобрели. Можешь организовать мне доступ в химическую лабораторию Техноложки?

Как ни странно, это оказалось довольно просто. Владимир Александрович Кистяковский и сам горел желанием познакомиться с изобретательницей изониазида и открывательницей лечебных свойств сульфаниламида.