Университет вредной магии. Книга вторая

Властитель Преисподней перевел взгляд на шипастое черное прозрачное — сына короче, тяжело вздохнул и произнес:

— Ведьму твою не видел. А вот брошенная, одинокая и разведенная тут болтается в эфире.

— Стаська! — страдальчески взвыл Влад.

В единый миг принимая формы и очертания Владлена Азаэровича.

Поздно, я уже все видела. И мне конечно по барабану, но:

— Передайте вашему сыну, что ведьмы у вас в семье не будет, — гордо заявила я, оскорбленная тем, что кое-кто мне перспективы первоженной позиции в клане Харг расписывал, а сам между прочим гораздо хуже, чем черт.

И тут где-то далече, видимо у тела моего, бас знакомый пророкотал: "Да не могу я, коли это Стаськино желание было бы, тогда бы...". И Герака рев: "Это ее желание, рыб! Самое жгучее вообще из всех желаний! Вытаскивай давай!"

И как-то разом все перед моими глазами померкло, а опосля обнаружила я себя лежащей на узком диване и разглядывающей стеклянный потолок увитый зеленым плющом, в котором... даже не поверила сначала, моргнула раза три, но пять темных фей никуда не делись, так и болтались там, овеянные этим же плющом.

— О, а вот и Стаська! — обрадовался Герак.

Повернув голову, узрела его и рыба в чертячьих лапах. Рыб, к слову, уже задыхался и глаза навыкат. А аквариум его на земле острыми осколками весь валялся, видать Герак слегка перестарался, и оставил рыба без дома. Раньше мне его стало бы жалко, а теперь просто:

— Желаю аквариум на три ведра морской воды, с камешками, водорослями и удобственный.

Затребованная вещь рухнула на пол, но не разбилась. Герак глянул на меня, осторожно опустился, рыба в воду отпустил, и кинулся прочь со словами:

— Бежим, Стаська, бежим!

Села на диване, скептически глядя вслед черту. Черт усовестился, вернулся. Постоял, копытом пол каменный ковыряя, после чего сообщил:

— Азаэрыч скоро вернется.

Посмотрел на феек, плющом овеянных, и добавил:

— Жутко злой.

Фейки сверху разом издали "Ага". Рыб снизу басом "Угу", и на феек глянул очень осудительно. Фейки мигом все покраснели, и побарабану, что фейки собственно темные, то есть смуглые почти до черноты, но, несмотря на цвет кожи, румянец явился во все лицо.

А я, садясь удобнее на этом диванчике узком вспомнила все! Вот как-то разом все вспомнила! Про мать свою непутевую, и отца тоже заблуденца, и про школу ведьминскую, и даже про Тиаранга, коему труп мой Темнейшим обещан был.

— Ну, Стаська! — гаркнул Герак.

— Угу, — задумчиво поддакнула я, — бежим, Герак, бежим...

— Ну так бежим уже! — потребовал черт.

— Угу, прогулочным шагом, — вставил рыб.

Я посмотрела на рыба, потом посмотрела на черта... выразительно посмотрела на черта, указав взглядом на рыба, рыб не менее выразительно глянул и... И Герак сдался.

— Черт с вами, — заявил, возвращаясь и подхватывая аквариум черт.

Я поднялась, отряхнула юбчонку, и под заунывное уже "Бежим, Стаська, бежим" от улепетывающего черта, уныло двинулась к выходу, да так и застыла. Потому что в кресле, стоящем у стола главной фейки, которая Лепесток Фиалковна и уже была поймана на разведении запрещенной малинке, сидел бессознательный Владлен Азаэрович. Сидел, поникнув головой и не двигаясь. И вот такой, бессознательный, он очень уж был беззащитный. И как-то жалко стало этого недодемона одного оставлять, он хоть и зломордушечка, да свой же. Да, странное действие у парабанина — мне сейчас было по тамтаму на все обиды, а вот на то что Владлен Азаэрович беззащитный как-то нет. Не все равно.

Подошла, на краешек стола присела, пристально на этого самого недочерта глядя. Надо же, клан Харг ему родным домом стал. Это на сколько же отцовский нелюбить надо было, чтобы у чертей -то пригреться?! Видать сильно. Я исследовала взглядом высокий лоб декана, тени, залегшие под длинными ресницами, складочки меж бровей, сурово сжатые губы зломордушечки...

И тут ресницы дрогнули, губы сжались сильнее, а в следующее мгновение глаза недочерта распахнулись. И такими зелеными-презелеными омутами на меня глянули, что едва на месте удержалась — словно толкнуло что-то в объятия Владлена Азаэровича, но я удержалась, и глядела сурово да неприветливо.

— Ты здесь, — констатировал декан чертового факультета и сын главдемона по совместительству.

Но сам-то вроде не демон, нет. И в плечах излишне широк, и торс по боевочертинскому основательный, и характер взрывной, чертяцкий и... И что я это все о нем, да о нем, о себе подумать пора.

— Пошла я, — от стола отлепилась, — лекции у меня, ведьмы и все такое.

Но стоило сделать шаг, как меня ухватили на месте, затем рывком на место вернули. И возмутиться, бы, но под взглядом этих двух зеленющих омутов дар речи на миг отказал, чем Владлен Азаэрович и воспользовался, сообщив:

— Не было никакого развода.

Угу, так просто один сплошной развод. Обман в смысле.

И так меня это возмутило, что даже под парабанином злость взяла. От того, гневно глядя на декана чертового факультета, я и выпалила в сердцах:

— Знаете что, Владлен Азаэрович, вы не черт, вы одно сплошное издевательство. В конце концов, я вам что, собачка приблудная — захотели вышли меня замуж, захотели развели, а в общем и целом что хотите, то и делаете?!

На это недочерт и недодемон в одном лице, скрипнув зубами попытался возразить, но:

— С меня хватит! — уверенно заявила я, вырывая запястье из декановского захвата. — Зачем вы вообще на мне женились?!

И тут Владлен Азаэрович сжал мое запястье сильнее и глядя на меня своими зеленющими глазами хрипло произнес:

— Я не знаю.

Тут даже порабанин не помог — я в осадок выпала. В смысле ноги не выдержали и оседать начала. Осела на стол. Посидела, на то-ли-черта, то-ли-демоняку посмотрела возмущательно и уже хотела продолжить скандал, да только... все желание ругаться от чего-то пропало. Сама не знаю от чего.

— Мне никогда ведьмы не нравились, — продолжил Влад, коснувшись моей безвольной ладони, после чего сжал ее и продолжил. — Самый сумасшедший роман в моей жизни, но... — он поднял взгляд на меня, заглянул казалось в самую душу, и едва слышно сказал, — лучше так, чем без тебя.

В моей залитой побарабанином сущности что-то шевельнулось. Потом задергалось, но никак не думала, что это будет самая банальная обида:

— Вы на мне женились, чтобы я вам бумаженку на заселение подписала!— напомнила зло я.

У зломордушечки щека дернулась, сам он вскочил, и, нависнув надо мной так, что я чуть на стол не легла, как прорычит:

— Учитывая твои знания в области гражданского кодекса преисподней, мне достаточно было бы просто соврать, а не жениться!

И рык такой в конце фразы, что мне как-то даже... грустно стало.

От того и произнесла:

— Уж больно гневливый ты, зломордушечка. Да непонятный — то женился, то развелся, то понарошку, то не было такого. Нет, мне, конечно, по барабану, но ты уж определился бы как-нибудь.

И я бы может еще много чего сказала, но неожидананно в павильон к феям влетела предательница. Метла в смысле. Паразитка литературная подлетела ближе и оказалось, что на ней, прямо на веточках, вольготно устроилась моя карта. И вот она, вдруг как заорет:

"Общий сбор факультета! Всем прибыть! Срочно! Немедленно!"

А потом возьми да и добавь:

"Змей Горыныч кланяться велел, вечером заскочит антидот от парабанина принесет. Сказал держаться".

— За что держаться? — заинтересованно спросила я.

Сверху одна из феек возьми да и ответь:

— За мужика держись, Григорьева, такие мужики на дороге не валяются!

Я посмотрела на Владлена Азаэровича. Задумчивый Владлен Азаэрович смущенно-сомнительно на меня. Я на него. Он уже вопросительно на меня. Я на феек, в смысле голову запрокинула и на феек, у них и спросила:

— А где валяются?!

— Чего? — вопросили разом крылатые.

— Где, говорю, валяются, если не на дороге?

Они не ответили. А Владлен Азаэрович молча отодвинулся, высвобождая меня. А затем вдруг подхватил и одним движением на метлу усадил. А та взлетела да и была такова.

* * *

"Общий сбор факультета" — это они так пошутить изволили. Это я сразу поняла, как только увидела, что присутствуют всего лишь Эльвира Жутковна, которая сидела за столом у окна и перебирала какие-то бумажки ругательные, в смысле те ругались нечеловеческими голосами и затыкались только после того как ведьма их припечатывала внушительной печатью с черепом крысы на рукояти; все наши девчонки да еще жуткая косматая образина в фиолетовой мантии!

— Григорьева! — радостно возопила образина, узрев меня.

Кларисса, Агата, Светлана, Ханна и Райса сидели, вжав головы в плечи, строча чего-то усиленно в тетрадях и даже не взглянули на меня, подчеркнуто боясь образину.

— Лиходина Злодеюковна, — отозвалась от окна Эльвира Жутковна, в руках которой особенно истошно вопила очередная бумаженция, — вы зачем на прошлой неделе двух студентов с вампирского факультета превратили в пиявок?

Жуткая косматая седая с огромным острым носом и бородавкой над губой ведьма демонстративно задумалась. Сдвинув остроконечную шапку набок, почесала макушку... не вспомнила. Почесала нос — вспомнила. На жуткой морде лица промелькнуло осознанное выражение и ведьма выдала:

— А за дело!

Не поведя и бровью, Эльвира Жутковна вопросила:

— За какое?

Косматая ведьма вскинула крючковатый палец и провозгласила:

— Шевелились во время лекции!

Мне неожиданно стало понятно, почему девчонки даже дышать бояться.

— А, — безразлично отозвалась Эльвира Жутковна и припечатала орущую бумаженцию.

Затем подняла голову, посмотрела на меня и вопросила сурово:

— Григорьева, почему задерживаемся?

Ответить мне не дала Лиходина Злодеюковна, рявкнув:

— К ноге!

Я едва к ноге ее то и не метнулась. Метла удержала. Хоть и предательница, но в данный момент я ей благодарна была. А к ноге Лиходины Злодеюковны метнулся свин. Свин был мелким, черным, с клыками изогнутыми и злющими маленькими глазенками.

— Разберись! — последовала еще одна команда от ведьмы.

Свин помчался ко мне, похрюкивая и шумно втягивая носом воздух. Остановился шагах в трех, и вдруг как молвит человеческим голосом:

— Побарабанин запрещенный в империи пила дозой немерянной. Экспериментальную малинку феями для своих собственных нужд выведенную — жрала немерянно. Не завтракала ничем иным, особливо названных мной зелья и ягод. Невменяема, хрю.

И вот пока я потрясенно на свина говорящего взираю, из указательной карты что на столе перед Эльвирой Жутковной лежала вылетела еще одна бумажка и как заорет:

"Это что такое! Мой сын! Наследник рода! Голубая кровь! Белая кость!"

— Тьма, зачем столько интимных подробностей? — печально протянула Эльвира Жутковна.

Затем повернулась ко мне и грозно спросила:

— Грабеж вампиров чертями твоя работа?

Пожав плечами, равнодушно ответила:

— В вашем вопросе нет места моей работе, ведь очень четко прозвучало "грабеж вампиров чертями".

Эльвира Жутковна вскинула обе брови, оторвалась от бумаг, медленно повернула голову и воззрилась на меня. Я, ничуть не испугавшись на нее. Лиходина Злодеюковна ехидно напомнила:

— Побарабанин.

— И где только достала, — тяжело вздохнула Эльвира Жутковна.

А я возьми и скажи:

— Горыч принес.

— Гоорыыыч, — протянула преподавательница. — Григорьева, я могу понять твой брак с Владленом Азаэровичем — ну умеет мужик мстить, этого у него не отнять, а ты ему знатно с чертями насолила, но вот объясни мне, во имя какого лешего у тебя имеются связи, позволившие сам побарабанин достать?

Что-то меня во всем этом цапануло. Находясь под порабанином сразу поняла что — если уж такая уважаемая ведьма сразу просекла для чего декан чертового факультета на мне женился, значит... значит правда все это. Плюс "Влад" отцу честно признался, что клан Харг ему дом родной, а значит в соответствии с традициями боевых чертей я та самая страшная и никому не нужная первая жена и женились на мне из мести. Обидно!

— Отвечать будем? — устав от моего молчания вопросила декан диверсионного факультета.

Я отрицательно покачала головой, мрачно раздумывая над своим незавидным положением. Кстати о положении:

— Есть шанс отказаться от трижды произнесенного "да"?

— Есть, — серьезно ответила Эльвира Жутковна. И тут же ядовито улыбнулась и пояснила: — Темнейший своей волей отменить может, исключительно по доброте душевной.

— Хух, — я уж боялась, что дело совсем плохо.

— Григорьева, — улыбаться ведьма перестала. — Это фактически означает "нет", "нельзя", "ни коим образом"!

— Это еще почему? — не поняла я.

Ведьма руками развела, мол сама догадайся, а Лиходина Злодеюковна как рявкнет:

— Какая у Темнейшего доброта душевная, Григорьева?!

— Да ладно, — я плечами пожала, — мужик свойский, в смысле моим трупом как своим разбрасывается, так что договоримся.

На это Эльвира Жутковна просто сказала:

— Сядь на место.

Пошла села возле Светланы, метла в конец кабинета метнулась к стене, рядом с другими прислонилась, свин в угол ухрюкал, там улегся, помахивая хвостом-завитушкой, наша главная ведьма скомандовала заместителю:

— Продолжайте.

Лиходина Злодеюковна, тряхнув космами, подалась к нам, вытянув шею, и пропела:

— Это что же деется, девоньки?

"Девоньки" разом шеи в плечи втянули.

Косматое чудище злобно-ласково продолжило:

— Это как вообще понимать, диверсионный факультет? За неделю, за цельную как есть неделю, одна мало-мальски достойная выходка с фейками и все! И все, девоньки! — и вдруг рыком: — Факультет, мать вашу, позорите!

И все бы ничего, но тут дернул кого-то черт сказануть:

— Факультет, он не мать, он сто процентов отец.

И кому спокойно не сиделось? Правильно — мне. И поняла я это, едва зенки Лиходины Злодеюковны на меня уставились. Недобро так. И оно все ничего, да только:

— Побарабанин, — напомнила я. И даже позволила себе выдать: — Вы остановились на моменте "Факультет, отца вашего, позорите!". Вы продолжайте, мы все очень внимательно слушаем.

У ведьмы неожиданно дернулся глаз.

Но, прошипев самой себе под крючковатый нос заветное "Побарабанин", Лиходина Злодеюковна продолжила неожиданно монотонно:

— На этой неделе жду от вас выполнения практикумов "Общая университетская тревога", "Всефакультетный бой", и не забываем о различных мелких диверсиях на территории врага!

И тут опять у кого-то с молчанием трудности:

— Кто враг? — поинтересовалась я.

Ханна, которая втихую под партой, так чтобы ведьмы не видели, нервно поигрывала с ножам, пригнулась к столешнице и обреченным шепотом сообщила:

— На этой неделе кикиморы.

И тут даже мне как-то нехорошо стало, невзирая на побарабанин.

— Кикиморы, — отозвалась от окна сосредоточенно перебирающая бумаженции Эльвира Жутковна.

Все ведьмочки сидели понурившись — с кикиморами воевать себе дороже. Ко всему прочему выяснилось, что:

— С деканом факультета кикимор мы еще не переговорили, Мара Ядовитовна сама не своя в последнее время, — задумчиво изучая все те же бумаженции, пробормотала наша главная ведьма, — но, полагаю, так даже веселее — и фактор внезапности опять же.