— Если ты сердишься, я подожду... — попытался хоть как-то оправдаться Ланаэль. Он задрожал всем телом, как только пальцы легли в ладонь супруга. А затем — еще сильнее, потому что Сеараль почти сразу притянул юношу к себе, проникая руками в широкие рукава и гладя по спине.

— Не надо ждать. Идем со мной. — мастер увлек супруга в тайную белую арку за храмом, где начинался лабиринт садов. Он шел так быстро по белоснежной дорожке между цветниками и фонтанами, что Ланаэль чуть ли не на каждом шагу спотыкался, путаясь в широких складках одеяния.

— Что? Что ты хочешь мне показать? — юноша задавал вопрос, но уже примерно чувствовал, каким будет ответ. И ужасался тому, что вынужден будет согласиться на соблюдение обычая.

— Еще немного, — Сеараль взбежал по маленькой белой лестнице к задней части дома, в котором поселился недавно. Двухэтажное здание было сотворено целиком из энергии Великого Мастера и поражало исходящей от стен силой. Но по первому взгляду не отличалось от других строений города. Лишь Ланаэлю доступно было видеть синие нити света в белых камнях, которые подчинялись целиком воле хозяина.

Уютный полумрак встретил двух древних светлых, вошедших внутрь. В длинном коридоре солнце играло зайчиками на стенах. Каждый шаг давался все с большим трудом, и наконец не выдержав, Ланаэль остановился и вновь заставил супруга посмотреть себе в глаза.

— Что ты хочешь сказать? — спросил настойчиво, покрываясь липким холодным потом.

— Я взял игрушку. — Сеараль сделал еще шаг вперед и достал из-за пояса ключ. — Подойди, не бойся. Она еще очень слабенькая и не кусается.

— Маленькая? Что это значит?

Высший Мастер вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

— Ну, не бойся... Взгляни...

Юноша с опаской сдвинулся с места, хотя ноги не подчинялись и сердце бешено стучало в груди.

Да, почти каждый из мастеров заводил себе игрушку. Чтобы сбрасывать излишки энергии и пить от чужой жизни. Но сам Ланаэль никогда не пленял ни одной подобной особи, хоть и слышал о них очень много.

Больше всего на свете боялся он увидеть и испытать отвращение. Ибо нет ничего мерзостнее магии хаоса, проявившейся в некоторых уголках заброшенных миров.

Комната сначала показалась абсолютно пустой. Посередине стояла разворошенная кровать. На полу были разбросаны вещи. Разбитая ваза валялась в углу. Шкаф. Полуоткрытая дверца. Полумрак, способный защитить от бесконечности дня... Горящие глаза, смотрящие в самую глубину.

— Звереныш? Это зверь? — Ланаэль удивленно обернулся к супругу, а тот широко улыбнулся и шагнул вперед, чтобы позвать спокойно, но строго:

— Выходи! Не прячься...

Дверь скрипнула, открываясь шире. Зрачки Ланаэля расширились, кровь побежала быстрее... Сила источника! Голод. Жуткий голод пробудился в юном мастере, до селе непознанный и безумный, что загорается при виде жертвы.

Она была маленькая, худенькая, в странном одеянии. Черные волосы спутанными вихрями волочились следом по полу. Фосфором горящие глаза продолжали буравить гостя, а потом с обожанием перекинулись на Сеараля.

— Иди сюда, — Великий Мастер подхватил подбежавшую зверушку на руки и поцеловал в полуоткрытые, ждущие удовлетворения губы.

Юноша прижался к косяку, стараясь привести мысли в порядок и утихомирить безумный голод.

— Ее зовут Сейшаат, — констатировал супруг и продолжил буднично: — Помнишь горы за долиной огня. Там уже давно появляются храмы Хебелли. Культы хаоса практикуются повсеместно. Детей посвящают в темные науки и пользуются магией разрушения...

— Знаю, — тяжелый вздох, дыхание, направленное на успокоение.

— Хебелли — большой монастырь, в котором готовят магов. И ненавидят свет... — Сеараль погладил игрушку по голове, а та нежно приникла к плечу, спрятала личико где-то в области шеи.

— Ты рискнул взять чистое темное существо? Ты выбрал себе черное дитя? — юноша не смотрел в сторону супруга, предпочитая пустую стену, на которой высвечивались знаки охраны, которые не позволяют пленнику сбежать.

— Обыкновенными темными я не насыщался. Милый, клянусь, что ничего между нами не изменится.

— Она понимает твою речь? Ты привез игрушку, которая жила долгое время в условиях, восхваляющих тьму. Ты уверен, что сумеешь воспитать послушную куклу?

— Ланаэль... — Мастер осуждающе закачал головой. — Плен от тьмы — это освобождение для чистой энергии. Я хочу воспитать свободную птицу и научить ее летать...

— На расстоянии держащей руки?

— Иначе она разобьется... — Сеараль еще нижнее прижал к себе кроху, а юноша опустил голову и вздохнул.

— Ты привез из Хебелле чистокровную тварь. Таких обычно убивали... Помнишь? Зверушка опасна. Дика... Она не поддастся обучению.

— Посмотрим.

...Каждый сариил знал, как упрям в своих решениях Первый. Как упорен он в том, за что однажды возьмется. И Ланаэль, конечно, не сомневался, что супруг сумеет сломать привезенного экзотического зверька. Но следить за процессом у юноши не было никакого желания. Сострадая маленькому пленнику, он почти полгода отказывал супругу в свидании, лишь в состоянии перехода в высшую энергию по ночам отдаваясь Сеаралю и позволяя проникать внутрь души. Но на рассвете, когда вставало солнце источника, несчастный влюбленный не отвечал на длинные нежные письма и не давал ответов на приглашения.

А потому очень удивился, когда однажды в Алкру прибыли десятки повозок и, торжественно проехав по центральным пышным улицам, приветственно возвещая трубами о визите, остановились у центрального дворца. Сотни ангелов и серафимов тогда явились поклониться Сеаралю, впервые сошедшему на красные камни и поднявшемуся к супругу как гость, что совершенно не отвечало этикету и иерархии, в которой юноша обязан был подчиняться господину.

— Мой милый, — Сеараль одним взглядом заставил провинившегося опуститься на одно колено в присутствии сотен свидетелей и положил ладонь на золото волос. — Я соскучился по тебе и хочу помочь тебе в делах...

— Я...

— Ты так утруждаешь себя, что забываешь о нашем браке. Я привез к тебе лучших из лучших. Мои слуги способны привести в порядок каждую мелочь. — Высший Мастер потянул юношу подняться и повел к центральному входу, через огромный зеркальный холл, сделав знак остаться всем ангелам снаружи, чтобы втолкнуть в ближайшую комнату и наброситься диким зверем.

Жадные губы покрывали лицо Ланаэля поцелуями. Пальцы тянули с плеч легкое платье. Ткань трескалась и рвалась от напора, а губы уже скользили по шее, припадали к энергетическому каналу, бьющемуся там, где у людей обычно располагается сонная артерия. Наслаждались тем, что юноша обескураженно сдается воле господина. Что льнет к нему доверчивой птицей, гладит по плечам и бормочет о том, как соскучился.

Сеараль повалил супруга на низкий диван. Жестко порвал ткань от рукава до середины платья, приник губами к соску, чтобы кружить языком, втягивать и отпускать, дразнить страстью. Спускаться руками к паху, гладя мягкий пух волос.

Ланаэль задыхался, стоны лились из его горла. Пальцы перебирали светлые волосы. До тех пор, пока супруг не добрался до члена и не втянул его в рот.

— Великий источник! Нет, — попытка вырваться не удалась. Все ночи, все волшебные ночи, в которых Сеараль брал его, пользуясь силой энергии, вдруг вылились в материальное действие, которого следовало теперь избегать... Почему? Ланаэль не ревновал. Нет! Он знал, что братья — каждый из сариилов — пользуются игрушками, которые выкрали на темных территориях. Но... Первый, его любимый...

— Ты мой, — Сеараль пальцами скользил по стволу, пробуждая сильные потоки источника, менявшие юношу и делавшие светящимся существом, полным яркого огня. — Скажи, что ты не сердишься... Скажи...

— Сеараль, нет... Нет, милый! — Искусанные в кровь губы. Палец, проникающий в задний проход.

— Я ни минуты не забывал о тебе... Я слышал стук твоего сердца. И твои мысли... — толчок внутрь, раскрывающий в груди вход в источник. В груди Сеараля вытянулся и сформировался член.

— Нет!

— Ты не прощаешь меня из-за игрушки... Из-за куклы, из-за еды... — настойчивое толкание пальцев в канале не прекращалось, вызывая звезды в глазах и накатывающиеся спазмы вожделения. Ланаэль лишь помнил, как любимый прижал его к дивану, раздвигая ноги, как можно шире, как движением магии избавился от одежды и вошел внутрь сильным и страстным рывком. Его член проник до основания, заставляя юношу кричать и биться насаженной бабочкой, которую не спрашивают о желаниях.

— Двигайся! — перешедший в сверкающую субстанцию, Сеараль жег внутренности каждым новым толчком. Скользил молниями по золотому свету супруга. А потом его второй член ворвался в грудь и проник в канал с другой стороны. Крылья обоих открылись... Сиянием, возбуждением, радугой наслаждения и подчиненности друг другу. Сариилы стали подниматься вверх, в воздух, кувыркаться, играть, полностью смешиваясь в одно целое, разделяясь, сплетаясь, как текучая вода. Они уже не походили на обычных ангелов... Они превратились в себя — крылатых богов, сущих от начала времен.

— Я люблю тебя, — Сеараль, отпустивший супруга лишь к вечеру, помог тому одеться, когда ангел-служитель принес целую одежду. Сам повязал юноше пояс и заплел его золотые волосы в косу.

— Но ты оставишь игрушку... — Ланаэль спокойно сидевший в кресле перед окном, любовался розовыми облаками над красными домами отстроенного его воображением прекрасного города, воплотившегося в материю.

— Я привез ее с собой. Ты должен видеть, что мне удалось за такой короткий срок.

— Удалось? — легкая ирония и полуоборот головы.

— Пойдем...

— Опять? Ах, Сеараль, как ты испытываешь судьбу!.. Лишь тем, что отдаешь и пьешь из хаоса. Наслаждение велико! И опасность...

— Взгляни, милый. Один раз...

Конечно, он не мог отказать. Он отправился в церемониальный зал, где горели сотни свечей, где лилась светлая музыка, которая исходила от отражений между мирами. Казалось, здесь место релаксации, успокоения... Великий Мастер, Первый признался в любви, сам приехал, чтобы припадать губами к рукам, стоять на коленях, умоляя... Но он привез... Привез ее!

Дверь открылась. Под тонкой тканью не видны детали. Укутано существо, словно подарок. Но ведь достаточно сорвать обертку... Да? Сорвать и посмотреть на то, что изменилось... В зверушке, диком отпрыске сумасшедшего хаоса...

Ничто не может сделать тьму красивее... Никак не изменить голода, бьющего в грудь желанием. Сеараль поднес руку к покрывалу и потянул ткань прочь.

Если бы можно было сразу прижать его к груди — такого испуганного, дрожащего на ледяном ветру. Но Змий лишь подтолкнул Авеля к дверям и сам вошел обратно в дом.

— Что случилось? — спросил с напором. — Ты ведь хотел пообщаться с моим сыном...

Авель отрицательно закачал головой... И сам без страха коснулся руки демона, который хоть и не показал виду, но был весьма удивлен и растерял в одночасье хитрость бесстыдного обманщика.

— Что вы написали в том письме?

— Что наследник приата добрался до врана. Что я исполню уговор... — зеленые глаза зло сверкнули. — Я дал слово, что агнц будет в безопасности, если окажется здесь... Но волен и не говорить правды.

— Вы такой же, как и Альтазар?

О, эти честные, эти откровенные вопросы! Голубые чистые глаза, за которые все отдашь безрассудно и глупо... Чувство, поднимающееся черным чудовищем из глубин ада. Такой ли я, малыш? Я много хуже... Я столько раз тебя обманывал и столько раз заставлял делать по-своему, что теперь не имеет значения, что отвечать.

— Поедешь со мной? — граан улыбнулся, игнорируя ожидание ангела, которому пришлось прикусить язычок и самому теперь выбирать.

— Да, — Авель кивнул, сам не понимая, почему так стремится оставаться с повелителем врана. Но воспоминание о гневе Альтазара и его внешние изменения пугали юношу неимоверно.

— Поехали. Только, боюсь, прогулка со мной покажется тебе более ужасной, чем свидание с Альтазаром. — Змий приказал появившемуся, словно из-под земли, слуге принести шубу и заставил ангела надеть сапоги, принадлежащие одной из горничных. Держа Авеля за руку, спустился по скользкой, покрытой наледью лестнице.

День предвещал быть снежным и ветреным. По огромному пустынному парку гуляли белые вихри. Серые статуи, молчащие фонтаны, черный кустарник вдоль дорожек, ведущих к каменному лабиринту, — все навевало грустные мысли о том, что смерть бродит рядом, у порога.

Низкое серое небо буквально облокачивалось на крышу и шпили старого замка, по которому темными разводами стекала влага недавней оттепели. Почернел и сморщился мох, проросший между плитами. Лишь изредка проглядывал через него совсем молодой, нежно-зеленый, полный сил.

Железные ограды с острыми пиками и извилистым рисунком, сотворенным искусными кузнецами, покрылись кровавой ржавчиной и торчали у рва, ведущего к системе коммуникаций, как тощие стражи, на которых нацепили лохмотья сгнивших вьюнов.

Авель забрался в машину и сразу скинул меховой капюшон с головы. Вопрос о том, почему он теперь сидит напротив повелителя врана и летит над темным призраком незнакомого города, утопающего в снежной буре, звучал, казалось, не только в голове, но и повис в воздухе. Ангел старался не смотреть на демона, сосредотачиваясь на однообразие белых потоков за стеклом, черных тенях домов, мелькающих и превращающихся в огромных уродливых чудовищ. Завывания двигателей, шум ветра путались с теплом, льющимся по салону.

Змий расстегнул пальто и снял перчатки, поднял с сидения вчерашние бумаги и теперь перечитывал, иногда создавая в воздухе подобие шара, в котором мелькали то ли молнии, то ли пузыри.

Юноша сидел тихо, продолжая делать вид, что разглядывает однообразие снежной долины. Машина давно покинула пределы Маата и теперь, набрав приличную скорость, неслась почти параллельно железной дороге над черным запорошенным лесом, который изредка сменялся просеками и небольшими станциями, на которых стояли пустые грузовые вагоны. Один раз, издав резкий и долгий гудок, внизу промчался порожняком поезд. Его дым еще некоторое время вился за горизонтом...

Юноша вспоминал буйство Альтазара. Черные глаза, вытягивающееся тело... Сравнивал то, что читал в библиотеке храма, с собственными впечатлениями. Он искал оправдания любви к сыну дракона. Сейчас, вне приата, где вечная весна, где цветут сады, а в воздухе томительно растекается сама жизнь, чувство к темному рыцарю казалось естественным продолжением попытки уйти от одиночества. Не томительного одиночества и скуки, а от строгости, которая царила в уставе поселения. Авель помнил, что всегда подчинялся правилам и запретам. И отношения с Альтазаром в один момент нарушили обычный уклад одинаковых дней.

— Вран всегда такой... ледяной? — юноша отвел глаза от лица Змия, который оторвался от дел. Странно улыбнулся, словно только и ожидал начала разговора.

— Все зависит от влияния хаоса. У нас нет чередования времен года. Есть подчинение магии. — мужчина внезапно отложил бумаги и откинулся на сидении. Темно-зеленые, язвительно-острые, глаза его источали яд. А сердце в груди Авеля понеслось вскачь.