-А он... Во мне поместится?..
— Ты ведь его хочешь? — Пальцы внутри расширяли пространство для члена. — Мой Сей, подними ножки повыше. Да, вот так, — аббат закинул одну ногу юноши себе на плечо, потянул пузырек, который принес собой и сразу спрятал под подушку, смазывая член и вход. Добавит это масло и возбуждения, и страсти. А затем толкнулся внутрь.
Мальчик даже задохнулся, настолько это отличалось от пальцев. Более сильно, более глубоко. Он даже растерялся, забыв, как дышать, и только с первым толчком застонал, закрывая себе рот руками. Предательское тело — в него будто демон вселился — так чутко оно реагировало на запретную ласку, на то, чего ему нельзя желать, нельзя испытывать...
Себастьян сдерживал себя от резкости, он хотел, чтобы Сею понравился их первый раз, чтобы тот думал о следующем, чтобы сам приходил под ласкающую руку. Потому мужчина двигался медленно и нежно. При этом продолжал ласкать член юноши. Чем дольше продолжалась близость, тем отзывчивее становилось тело нового любовника аббата. Тот выгибался навстречу. Запрокидывал назад голову, насаживал себя на член, позволяя заходить до конца, а потом и вовсе обвил шею Себастьян, притягивая его к себе.
Их близость, которая начиналась с легких поцелуев в висок, медленно растущая, трепетная, с касаниями рук, короткими беседами, сидениями на коленях, перешла в новую упоительную для обоих стадию, и аббат собирался использовать этот шанс на всю мощь. Сей был таким темпераментным в постели, что, несомненно, станет отличным любовником. Достаточно юный, но любознательный, теперь он, наверняка, будет сам хотеть еще этого запретного удовольствия.
Конечно, аббат был ему самым близким, но даже от него у мальчишки имелись секреты, которые тщательно скрывал и оберегал, которыми не делился. Тот же сад, в глубине которого была аллея с цветами. Никто точно не знал, как далеко она уходит. Зато Сей находился там постоянно. Вот только других пускал неохотно, наблюдая, что они пытаются найти в его маленьком раю. Впрочем, это никому и не было интересно, так что особо мальчика никто не трогал, давая ему свободу делать с садом все, что угодно. Особенно если учесть, что до появления маленького садовника тот запустел.
— Падре, что вы делаете со мной?.. Сводите сума, мучаете... — юноша прижался к Себастьяну, застонав в плечо, — А если кто-то услышит?
— Ну, кто же услышит? — отозвался мужчина, ни на минуту не отпуская своего мальчика.
До глубокой ночи он заставлял того отдаваться и вновь и вновь испытывать страсть, пока Сей не уснул на его плече.
Именно тогда аббат покинул келью, бережно закрыв юное сокровище и подарив на прощание благодарный поцелуй. Необходимо было отдохнуть, чтобы завтра вплотную заняться подготовкой к приезду инквизиции.
10
Луис сильно нервничал. Только к вечеру следующего дня юноша осознал, насколько велико влияние Себастьяна: всегда он в его присутствии теряелся и совершал глупости. А самая большая — письмо, написанное накануне, которое теперь казалось вообще фатальной ошибкой. Пленник богатой кельи, в которую его посадили, словно заморскую дорогую птицу в клеть, ходил из стороны в сторону. Мимо сундуков, в которых хранилась новая одежда и мягкой, расстеленной на ночь кровати.
На столе стоял нетронутый ужин, который аббат лично принес накануне. Здесь же он оставил начатый труд по переписыванию книги святого Аугустина. Книга была полна правил по законам монашеской жизни, в котором главным являлось смирение и подчинение. Большая часть же отдавалась наказаниям плоти. Настолько жестоким, что Луис не мог писать больше нескольких абзацев.
Сейчас он отложил перо, зажег свечу и через голову стянул светлую рясу, оставшись в одной сорочке из тонкого хлопка. Потянулся за гребнем, чтобы расчесать длинные густые волосы.
Луис стоял перед узким окном, смотрел на звезды, зажигавшиеся в небе, и слушал тишину. Он понимал, что сбежать невозможно. По крайней мере — пока.
Ключ, щелкнув, повернулся в замке. Легрэ явился на ночь глядя, как тать, хмурый и уставший. Он холодно взглянул на Луиса, скользнул взглядом с ног до головы и, видимо, не оценив по достоинству всей прелести этого ангельского создания, запер дверь на ключ изнутри.
— Посадили под замок? — резюмировал с легкой издевкой. — Печально. Впрочем, другого ты, полагаю, и сам не ждал, не так ли?
Юноша потянулся за одеждой. Что ответить, он просто не нашел, только поглядел исподлобья. Кристиан опять казался ему огромным и слишком грозным, пугающим. Луис отступил. Теперь на пол упал и гребень.
— Что-то случилось? — спросил герцог, понимая, что просто так помощник аббата не заявился бы.
— Ничего, — запросто соврал Кристиан, внимательно следя за действиями юноши. Легрэ никак не мог понять забавляет его страх юного герцога или огорчает. Он попытался представить, что было бы, будь Луис монахом, провинись он в чем-то, как это хрупкое нежное тельце придется подвергнуть истязанию. и ощутил, как все его нервы напряглись в жилах, точно у гончей на охоте. Легрэ перевел взгляд на стол, заметил нетронутый ужин.
— Почему ты не поел? — буднично спросил он.
Луис тоже посмотрел на стол, на котором стоял поднос с давно остывшим цветочным чаем, накрытая тарелка с сытной и довольно аппетитного вида овощной пастой. Несколько булочек с персиками.
— Я переписывал книги и увлекся, — тоже соврал Луис. — Закончил только теперь. Есть перехотелось, — юноша выжидая продолжал стоять на месте, потом поднял гребень с пола. — Откуда у вас ключ?
— Украл, — улыбнулся Легрэ. Медленно подходя к юноше, он неотрывно смотрел в голубые глаза и продолжал улыбаться — многозначительно, лукаво, насмешливо. Он остановился перед Луисом, скрестил руки на груди и, слегка барабаня пальцами по плечу, едва заметно вздохнул. — Ну, и как долго мы будем врать друг другу?
— Я не понимаю, — юноша постарался как можно спокойнее пожать плечами. А сам сглотнул нарастающий страх. Подспудно он искал предмет, которым можно защищаться. Неужели его хотят убить? Сейчас? Рано ведь... Ведь дело не доведено до конца. И бумаги не подписаны.
— Хорошая попытка, Луис, — размышляя вслух, проговорил Легрэ, — но не верная. Ты решил объявить голодовку? Если нет, то самое время поесть. Иди сюда, — Кристиан прошел до стола, взял поднос со съестным и перенес все это на постель. Усевшись поудобнее на самом краю, он выжидая посмотрел на юношу. — Ну же!
— Я не объявлял голодовку. Просто я не голоден. Брат Кристиан, вы собираетесь меня насильно накормить? — юноша нерешительно подошел и сел рядом, в руках он так и держал рясу. — Я плотно пообедал и очень часто не ужинаю, — добавил он. — Не думаю, что вы пришли, чтобы потчевать меня, — на самом деле Луис лукавил. На обед он практически ничего и не съел. Его трясло. А присутствие Легрэ вообще казалось если не ужасным, то уж точно недобрым знаком. — Вас отец Себастьян прислал?
Кристиан недоверчиво прищурился, снова испытывая желание ухватить мальчишку за шиворот, но улыбаться не перестал.
— Какая разница? — сказал он, откинувшись назад и опершись на локоть так, что оказался полулежа. Он поймал себя на том, что откровенно любуется мальчишкой, и ни капли не смутился. В стенах этого монастыря он мог себе и не такое позволить. — Если бы я был на твоем месте и меня вот так же заперли, я бы объявил голодовку. Я завтра приду снова, Луис, и на завтрак, и на обед, и на ужин. И если ты не будешь есть, я решу, что сейчас ты мне солгал. Солгал же, верно?
— Приходите... Наверное, это ваша прямая забота — быть соглядатаем, — довольно резко отозвался юноша. — Если я и объявлю голодовку, то не по такому глупому поводу. В любом случае, ни одной бумаги я больше не подпишу. И если вы надеетесь... — Луис выдохнул, выпрямился, не глядя на то, что поздний гость нагло развалился на его кровати, а затем встал, — если вы возомнили себе, что удержите меня здесь, то одно лишь письмо заставит герцога Сильвурсонни сюда явиться и разобраться. И тогда я точно уж скажу правду, что не желаю быть монахом.
Легрэ долго молчал, с той же улыбкой дважды надломил булочку, а потом маленькими кусочками отправил в рот.
— Знаешь, — без раздражения сказал он, в конце концов, — мне казалось, мы нашли общий язык, когда поговорили в прошлый раз. Заставить тебя подписать бумаги я могу, к сожалению, только зачем до этого доводить? А ты ведешь себя неразумно, начиная с того, что пытаешься злить меня и, заканчивая тем, что не ешь. Для хорошего воина, как и для хорошего монаха, разумность в решениях необходима, как воздух. Ослабнет тело — ослабнет дух, а ты, как я погляжу, сопротивляться до последнего собираешься.
— Брат Кристиан, объясните мне, зачем вы здесь? К чему ведете со мной все разговоры? Что вы хотите услышать? — Луис нервно сжал губы. Мужчина почти впрямую говорил о методах воздействия — нечестных методах. — Понравится ли инквизиции, что вы удерживаете у себя наследника знатного рода?
— А ты молодец, — Легрэ порывисто поднялся, едва не опрокинув поднос, и встал перед Луисом, серьезно заглянул в глаза. — Находишься почти в безвыходном положении и так отчаянно плывешь против течения. Меня это в тебе восхищает. При хорошем регенте из тебя бы вышел толк, — Кристиан обвел взглядом подбородок Луиса, остановился на губах. — Если инквизитор когда-нибудь и узнает о твоем существовании, и когда-нибудь спросит с нас за это, ему расскажут, что обогретый и обласканный аббатом Себастьяном, ты отплатил ему черной неблагодарностью и попытался отравить зельем, которое украл у брата Микаэля. По нашим законам ты бы был забит после такого палками, но так как ты наследник знатного рода, тебя просто заперли на время, до выяснения всех обстоятельств этого дела. Разве тебя похищали? Или везли в монастырь силком? Или вот еще история. Узнав из твоего письма о том, что ты впал в немилость короля, аббат Себастьян, как истинный слуга короны, просто решил попридержать тебя немного... как государственного преступника. — Легрэ изобразил сочувствие и прошептал:
— Но это если о тебе узнают, Луис. Твоя оппозиция хороша, но для тебя совершенно не выгодна. Поразмышляй над этим. Но только не на голодный желудок.
Юноша задохнулся от слов Кристиана, задышал порывисто и часто, отчаянно побледнел, глаза его, ставшие безумно-голубыми, как высокое южное море, заблестели, словно у дикого зверя, которого поймали в ловушку.
— Вы не смеете! Не смеете, — пробормотал он, отступая. — Вы... — руки сжались в кулаки, в следующую секунду Луис швырнул в лицо монашеской рясой. — Заберите вашу тряпку. Я ее больше не надену! И говорить не буду.
Легрэ перехватил рясу и, сжав ее в кулак, медленно отвел в сторону, бросил на пол. Кристиан был зол, синие глаза блестели недобрым светом.
— Ты никогда не станешь воином с такой-то выдержкой, — проговорил он, понизив голос и наступая на Луиса. — Ведешь себя, как истеричная девственница на брачном ложе. А может быть, с тобой и надо обращаться, как с девчонкой? Возможно, после такого и мужчиной захочешь себя почувствовать немного.
Луис продолжал отступать, пока не вжался в стену. Дальше отступать было некуда. Лицо горело ярким пламенем от слов, брошенных в лицо с такой легкостью. Он готовился защищаться, чего бы это ему не стоило, сжал кулаки.
Легрэ чуть усмехнулся, остановился в шаге от пленника. Дыхание Кристиана — напряженное и редкое, говорило о том, что владеет он собой с большим трудом и что Луис в большой опасности. Что мог сделать этот мальчишка против взрослого мужчины? При желании Кристиан размазал бы его по стене одним взмахом руки. Но почему-то сейчас он этого не хотел.
— Еще одна выходка, Луис, и мне придется тебя связать, — предупредил Легрэ. — Успокойся и возьми себя в руки.
— Отойдите от меня, — воспоминания о произошедшем в столице громким набатом отдавались в голове. — И сами держите себя в руках в вашем поведении и словах, — прорычал он сквозь зубы. — Вам придется доказать мою вину, а я приложу все способы, чтобы вас вздернули, если вы сейчас дотронетесь до меня хоть пальцем. — В свете близкой свечи лицо юноши стало прозрачнее воды, прозрачнее нежного шелка. — Воин, ушедший в монастырь, не дезертир ли? Не совершил ли какого злодеяния?
— Злодеяния? — переспросил Легрэ, и тихо засмеялся. Он покачал головой. — Луис, ты совсем еще ребенок. Ну, неужели ты думаешь, что господь бог благоволит тем, кто на него в обиде? Он такой же, как и мой отец... — Кристиан перевел дух, медленно оперся ладонью на стену, справа от головы юноши, пристально разглядывая его бледное лицо. — Ему и на тебя плевать тоже иначе бы ты не попал туда, где любой предаст тебя суду, обвинив ложно в том, чего ты не совершал. В мире нет милосердия, нет святости, нет добра. Ты хочешь просидеть в этой келье вечно? Хорошо. Упрямься дальше, Луис, строй из себя жертву. Но если ты чего-то хочешь добиться, стать воином, побороться за свою свободу, то научись давать сдачи судьбе. Не бегать от нее ища того, кто тебя защитит, не прятаться, а взглянуть ей в глаза... так же, как ты сейчас смотришь на меня. Ты можешь выйти отсюда, Луис. Да, монахом, но сохранившим мечту. Ряса никогда не сделает из воина послушника, и никогда не укроет в себе раба по духу. Ты все еще считаешь, что я тебе враг?
— Я сказал, отойдите от меня, брат Кристиан, — повторил Луис сощуриваясь. — Ваша мораль, ваше видение мира меня мало волнует. Я не собираюсь поступать в угоду вашему взгляду. И не считаю вас ни другом, ни врагом. Пока не считаю. Вы думаете, я упираюсь... Что недостаточно имею сейчас возможности для выбора, но на самом деле меньше возможностей именно у вас. Все, что держит меня, лишь келья. За этими стенами вы никто. Я — все. Ваш мирок слишком мал, чтобы диктовать мне условия, а тем более, — юноша еще больше сощурился, — угрожать в столь неспокойное для вас время вещами, которые для вас могут оказаться весьма опасными и более того — решить вашу судьбу не в лучшую сторону.
Легрэ беспечно улыбнулся.
— Когда я окажусь в твоем мире, тогда твои слова будут что-то значить. А пока ты живешь здесь, Луис, ты ничего не можешь. Даже выйти из этой комнаты. Даже помешать мне, — и сказав это, Кристиан склонился к шее юноши, едва ощутимо скользнул по ней губами.
Юноша дернулся в сторону, отталкивая от себя мужчину. Глаза окончательно потемнели.
— Вы ответите за это, — ребро ладони ударило по груди Кристиана. Разом накатились все воспоминания о произошедшем на балу при дворе, куда отец привез представить юного герцога. Сотни подданных, маски, танцы смех и нападение. Как потом выяснилось, это был король, который заволок Луиса в пустой зал и там... — Мерзавец!
— О да, — Легрэ стремительно перехватил руку юноши у запястья и, заломив за спиной, ухватил за шиворот, грубо, но не слишком сильно приложил лицом к стене. Удержать Луиса ему не составляло труда, страсть борьбы распаляла нутро и делала воздух пьянящим, горячим, каким-то вязким. Кристиан знал, во что это обычно выливается, и ненавидел свою похоть, свою слабость и то удовольствие, которое заставило его прижать Луиса к стене жарким телом. — На угрозы вы горазды, герцог, это я понял... — тяжело дыша в ухо, прошептал Кристиан. — Попробуйте сделать что-нибудь на деле пока я не зашел слишком далеко... Или перейдем на кровать? Там вашей светлости будет удобнее расставаться с честью и собственными иллюзиями.
