— Вы одержимый, — через волны, крутящиеся в теле, прошипел герцог, слабо сопротивляясь насильнику. Он цеплялся пальцами за Артура, пытаясь его оттолкнуть и одновременно сделать больно. — Вы банальный, ничтожный, вы жалкий... Ненавижу, презираю вас... Вы омерзительны.

— Да вы просто хотите, чтобы я был таким, — пылко парировал Артур, связывая руки герцога его же собственной рубахой. — Надо было в первый же день сделать это с вами, сейчас бы вы уже сами под меня легли. Знаете почему? Вы мазохист, Луис, вы не представляете жизнь без страдания и даже когда у вас все прекрасно, когда с вами рядом два любящих вас человека, вы все равно ищите повод для терзаний. Так терзайтесь же... Этой ночью я дам вам выстрадаться на полжизни вперед.

— Ублюдок! — Луис взвыл, словно пес, который наступил на угли и обжег лапы. Задергал руки с неистовой силой, которую ему придавал гнев. Желание от зелья теперь больше походило не на томление, а неистовую ярость. Юноша вырывался, пытался кусаться, продолжал рычать.

После того, как Артур получил коленом по бедру, он рывком перевернул Луиса на живот и придавил к постели.

— Хорошо, — шептал он в ушко. — Хорошо... Сопротивляйтесь, герцог, вот так, выпустите свой гнев, свою обиду, свою боль. Скоро зелье подействует в полную силу, и вы будете умолять взять вас. Ненавидеть меня и все равно умолять взять. С этого дня, я посажу вас на цепь, буду кормить с рук и каждую ночь воевать с вами... Не добьюсь любви, что ж, не беда, добьюсь зависимости.

— Идите к чертям!!! Ничтожество! — Луиса вдавили в перину лицом, крепко держали, чтобы больше не рыпался. Но он все равно рвался прочь, подпаляемый словами этого ненормального. До тех пор пока сознание не стало затуманиваться, а тело окончательно не ослабло от напитка. Но даже тогда юноша считал про себя, а потом и вовсе начал молиться, удерживая голову на месте... Когда и это не помогло, он просто закрыл глаза.

— Присмирели? — Артур чуть приподнялся, позволяя Луису вздохнуть свободнее, схватил и свернул в два раза его блио. — Не хотите видеть моего лица, герцог? Прячьтесь пока. Я могу это понять. — Барон завязал Луису глаза его же одеждой, туго затянул два узла на затылке. — Так лучше, верно? — сказал он, понижая голос. Артур встал с постели, чтобы наспех раздеться. — Наберитесь терпения, я только запру дверь.

Поворот ключа в замке прозвучал как приговор — теперь никто и ничто уже не могло спасти Луиса от жарких рук, заскользивших по его телу, от пробудившегося ото сна демона и его поцелуев, касающихся щиколоток, подколенных ямок, бедер, а затем и ягодиц.

Он и раньше погружался в безумие. Но каждый раз новое, теперь оно становилось больше похожим на извилистую и горячую змею. Дьявол приходит в любом обличье к людям, но никогда не являлся еще таким жарким искусителем, как решил сделать это теперь. Грани стремлений рассыпались от его вдохновленной похоти, что желала овладеть юным телом, затуманенным волшебным снадобьем. Луис и сам извивался, никак не умея освободить рук. Он был слеп, как щенок, которого бросили в адский котел.

Сильные руки развели в стороны ягодицы — легкий поцелуй в поясницу, и горячий язык сместился вниз, чертя влажную дорожку от крестца к анальному отверстию, щекоча самым кончиком чувствительную кожу, будто умоляя открыться.

Луиса затрясло, забило в сладкой судороге. Язык пытал его желанием и раззадоривал, словно выпытывал, что в самом деле скрывается под холодностью титулованной особы, практически принца огромных земель. Сдержанность оборачивалась неистовостью, мышцы расслаблялись, впуская совратителя. Юноша застонал.

— Люблю твой голос, — со смешком шепнул искуситель, но это была не ирония — такая свойственная Артуру. Страсть в этих словах не жила, но любовь чувствовалась неприкрыто, как оголенные нервы, как самая большая тайна на свете. Язык ненадолго проник внутрь Луиса, делая его влажным, потом снова. — Прогнись в пояснице сильнее.

Ответом была дрожь, которая желанием сама выгнула жертву навстречу. Герцог заметался, закрутил головой из стороны в сторону, не в силах терпеть проникновения, томительной влаги, раскрывающей его, расслабляющей и зовущей к ответу. Пальцы инстинктивно наши под собой ткань покрывала. Жарко... Капельки пота стекают с подколенных впадин. Сердце срывается с такта в дикую пляску.

Делай, что хочешь, Дьявол, только забери, забери меня поскорее в свой густой мрак.

И следуя немой молитве герцога, Дьявол расправил горящие крылья и с желанием брал, что хотел — вначале языком, потом пальцами — такими настойчивыми и прекрасными в своей жестокости. Поцелуи осыпали спину юноши. Ему под живот подсунули то ли одеяло, то ли подушку. Мужчина навалился сверху, запустил руку в волосы герцога и, запрокинув тому голову, шепнул на ушко:

— Попроси, чтобы я взял тебя... попроси.

Приторной патокой в самое ухо — этот невыносимый шепот. Эта мольба, этот приказ, эта ласка горячего дыхания, эти губы, как отзвуки недавних поцелуев. Горячей кожей по маслом растекшейся коже, отвердевшим естеством между ягодиц...

— Я люблю Кристиана... Иди к чертям... — дикий стон от того, что тело сдалось, а голова в пламени сопротивления.

— Любишь? — усмехнулся Дьявол, взмахнув крыльями, толкнулся внутрь, принося первую яркую боль. Рука дернула Луиса за волосы, пресекая попытки зажаться. Мир снова стал царством теней и пламени. — За что же проклинал?

— Боже милосердный, — герцог сорвался на протяжный крик. Его прожигало оловом, его уносило в пропасть ада. Внутренности сжимались, вновь толкание и новый крик. — К чертям... Иди ты... — слезы намочили ткань рубашки, которой завязали глаза. — Все вы одинаковые. Вы все...

— Какое замечательное... откровение, — тяжело двигаясь в Луисе, проговорил Дьявол. — Думаю, самое время обсудить, — бедра вжались в ягодицы Луиса до упора, зубы на миг прикусили кожу на плече — пока не до крови, и тут же отпустили, чтобы сказать: — Ты, значит, мальчик мой, всех нас ровняешь? Фернандо... Меня... Легрэ... Раз так, Луис, не все ли равно, кто тебя трахает, м? Почему тогда не все равно? Или все твое сопротивление — только пыль в глаза?

Теперь стало совсем темно, но в темноте этой царил не мрак, а кровь, которой истекало сердце. Разве тебе понять, что... не под этим небом, не здесь рождается одно единственное, робкое? Его так хочется оберегать и укрыть от всякой обиды, тонкое растение, что тянется вверх. Обвивает дерево, распускает на нем цветы радости. Сплетается под землей с ним корнями. Кристиан... прости! Ты смеялся. Корни сохнут без воды. И росток, что тебя обнимал, растоптан откровениями и насмешками за спиной. Поделом. Ты знал, кого полюбил...

— Иди к черту... — слабо отозвался Луис.

— Да, не задалось у нас что-то с разговорами в последнее время, — мужчина отпустил герцога и, перевернув Луиса на спину, живо распутал его запястья, легко поцеловал их, а после прижал к постели — совсем как вчера. Губы коснулись губ, и язык с силой раздвинул сомкнутые зубы, вторгаясь внутрь.

Юноша ответил на эту, казалось бы, грубую ласку. Он вдруг ощутил, как медленно сходит с ума — казалось, что плечи, что фигура, все принадлежит Кристиану, руки обхватили плечи, провели по спине к линии позвоночника.

— Узнал, — Легрэ стянул повязку с глаз герцога и поцеловал Луиса в висок, потом в щеку, потом снова в губы.

— Ты... знаешь кто ты? — потянувшись к губам, злясь и вожделея, герцог раскалывался сразу на два противоположных желания. Поцелуи по лицу по шее и плечам. — Как ты мог так жестоко? Ты мне... — Пальцы огладили ягодицы мужчины, словно призывая того. — Ты мне не веришь...

— Хочешь, чтобы я объяснил тебе свои мотивы? — тихо спросил Легрэ, переворачиваясь на спину и увлекая Луиса за собой так, что тот теперь лежал на Кристиане.

Тот прижался к возлюбленному так, словно сейчас закончится видение и начнется продолжение кошмара. Он продолжал целовать мужчину, терся о грудь щекой, скользил ладошками по бокам, упиваясь близостью.

— Если ты хочешь... Изощренно подсовывать мне другого. Ты не веришь, — под полуприкрытыми веками полыхнул огонь нового потока страсти. Луис обхватил естество Легрэ пальцами, двинулся снизу вверх медленным движением.

— То есть, — Легрэ судорожно вздохнул между словами, его бедра инстинктивно толкнулись вверх, — ты думаешь, что я... тебе устроил проверку твоих чувств ко мне? — Легрэ бросил досадливый взгляд на стену и порадовался, что Луис сейчас слеп и не может видеть его огорченной иронии. Кристиан со вздохом запустил пальцы в волосы своего возлюбленного, немного приласкав его. — У нас оказывается, не только с разговорами, но еще и с взаимопониманием не все в порядке... А я-то думал, что хуже уже некуда. Вот черт.

— О чем ты? — желание, которое хлестало через край, мешало понимать смысл слов, но Кристиан... Луис чуть сжал член Легрэ, отпустил, словно хотел наказать. — Что ты хочешь всем этим сказать?

Легрэ спихнул с себя мальчишку и поднялся с постели. Он сходил зачем-то до стола, вернулся.

— Я дам тебе противоядие, — после этих слов губ юноши коснулся край серебряного стакана. — Пей до дна. Через четверть часа ты придешь в себя.

Вкус, цвет, раздражение Кристиана — все смешалось в какой-то бесконечный испуг. Выпив предложенное новое зелье, герцог забрался подальше на кровать и, обняв руками колени, с дрожью ждал, когда прекратится томление и желание, которые ломали его. Ужас рос в нем пропорционально тому, как возвращался разум. Оттолкнул? Кристиан разгневан. Он сам устроил все это. И теперь еще и...

Глаза прояснились, в них теперь прятался выжидающий зверь. Следящий, не менее раздраженный и готовый к ответным реакциям.

— Хочешь ударить? — спросил Кристиан, сидя на краю постели и подобрав под себя одну ногу — он был обнажен, но подозрительно печален. — Вижу, что хочешь.

— Где моя одежда? — вопросом на вопрос ответил Луис. Он сам нашел смятую рубаху и потянулся побыстрее одеться. — Значит, так ты представляешь свидания? Приятно провести время вдвоем? Доверие... Хватит, Кристиан. Довольно! — руки герцога дрожали. — Я каждую минуту думал, что с тобой. Я... Ты...

— А о Фернандо? — вдруг тихо спросил Легрэ. — О Фернандо ты за это время хоть раз думал?

— Я ухожу, — босые ступни коснулись пола. — Довольно! Хватит! — судорожные поиски шосс и пояса. — Сейчас и навсегда, — глаза покосились на Кристиана, за ними душа чернела и рассыпалась пеплом. — Я все знаю про Фернандо, — сказал спокойно. — Он всегда был таким. Он не способен сидеть на месте. Он ветреный, — юноша за несколько секунд натянул сапоги и направился к двери. — Дай мне коня.

— Дверь заперта, а ключ я спрятал, Луис. — Кристиан оперся плечом о деревянный столб полога и со спокойным выжиданием смотрел на человека, которого очень любил и никак не мог ему это втолковать. В такие вот моменты, когда Луис собирался сбежать, Легрэ казалось, что все бессмысленно. — Помнишь, мы же когда-то обещали друг другу говорить, если между нами возникнет непонимание. Ты уйдешь, не узнав причины моего поступка?

— Твои поступки безумны... Ты меня скармливаешь, как веселое развлечение. Ты считаешь, что я все стерплю. Да, ты повторяешь все время, что я хочу, чтобы меня брали, унижали... Отдай ключ. Хватит надо мной издеваться.

— Нет, не отдам, Луис. — Легрэ склонил голову на бок, изучая герцога пристальным взглядом синих глаз. — Что же касается моих поступков, то они разумны ровно до тех пор, пока до тебя можно достучаться. Как только ты превращаешься в непробиваемую стену, я начинаю поступать безумно. С тех пор, как Фернандо стал реже навещать тебя — ты как в воду опущенный, Луис. Ни улыбки, ни радости. Ты стал таять, как свеча, гаснуть, считая, что надоел Фернандо, и он просто забыл тебя. Он король, и судьба странным образом уравняла нас с ним в возможности любить тебя. Так уж сложилось, что Фернандо понимает тебя лучше, но в силу многочисленных дел не может проводить с тобой много времени. Я могу, но не понимаю. Что бы я ни сказал, не сделал, все обращается против меня. Я думал, что могу помочь тебе пережить тяжелый период без Фернандо: я приходил к тебе каждый день, мы занимались любовью, я старался, как мог, но ты даже говорить не хотел мне о своих бедах, словно я тебе чужой. И каждое утро я уходил от тебя, отпустив руки, — Кристиан горько усмехнулся, и глаза его заблестели смесью гнева и отчаяния. — Я черти что за это время передумал, Луис. То ли ты нарочно уморить себя решил, то ли ты разлюбил меня. Я понимаю, ты скучаешь по Фернандо. Я тоже скучаю по нему, но вместо того, чтобы предаваться отчаянию, я старался изо всех сил вытащить нас обоих из этого. Я все перепробовал, но ты даже не замечал этого. Вот тогда я и подумал, что тебе нужна хорошая встряска. Я не знаю, почему ты становишься огнем только тогда, когда с тобой поступают именно так! Ты карабкаешься к свету только тогда, когда тебя начинают тянуть вниз. Думаешь, я с тобой тут поиграть решил, да? — задыхаясь от горечи, Легрэ покачал головой. — А мне вот давненько уже не весело как-то, Луис, потому что по-другому растрясти тебя невозможно, а за каждый такой вот поступок я получаю от тебя упреки и проклятия, — Кристиан закрыл ладонью лицо, пытаясь успокоиться, но никак не мог восстановить дыхание. — Когда я в столице встретил Артура, мы здорово напились. Я тогда совсем не знал, что делать. А он мне рассказал, что у него проблемы с Кевином, и мы придумали все это, — Легрэ повернул голову и взглянул на Луиса. — Ты снова горишь чувствами, Луис, и я готов признать в этом свою вину, но ведь правда же, что за всю последнюю неделю ты не терзался мыслями о Фернандо. И никому я тебя не скармливал. Артур не прикасался к тебе.

Луис слушал Кристиана со смешанным чувством горечи, взбудоражено прислонившись к самой двери. Кристиан так часто играет, так часто путает истинные чувства и... вряд ли он узнает правду.

— Отдай ключ, — повторил спокойно. — Все кончено. Если ты не понял, я тебе еще раз повторяю. Дело было не в Фернандо. Дело в тебе, Кристиан. Ты можешь и дальше мне рассказывать о том, как пытался меня вытащить, но на самом деле ты ... не знаешь ничего. Да, мы слишком разные... Кончено! Окончательно... Сначала с королем, а теперь — с тобой.

Легрэ моргнул, стиснув зубы, стал надевать свои одежды.

— Что ж, со мной-то все понятно, — горько усмехнулся он. — Я знал, что ты мне это скажешь. А чем виноват перед тобой Фернандо? За что его твоя нелюбовь карает?

Желваки герцога дернулись.

— Ты дашь мне ключ или нет, венец ума? Довольно с меня и твоих вопросов и твоих ответов...

— Возьми, — Кристиан обернулся через плечо и гадко усмехнулся, но его глаза блестели не от гнева, — отними, если сможешь. — Он показал Луису ключ на веревочке, повесил его на шею и спрятал под рубахой на груди. — Ты как обычно, ничего мне не станешь рассказывать. Я же сволочь, я не заслуживаю твоего доверия, и тебя тоже заодно. Держишь меня возле себя из жалости — только и всего. "Я люблю Кристиана"... будь он проклят.

— Ты еще больший дурак, чем я думал. Все играешь... К тебе я не подойду. Я смешно тебе доверял. Думал, что-то значу для тебя. А ты... — Луис смахнул слезы с глаз. Он себя не узнавал, он душу терял, но та нужна ли Кристиану? Звон в ушах нарастал, бледнели краски даже в сгущавшейся ночи, где милый — только тень. Он не поймет, не увидит, как больно... — Не требуй больше, чем можешь получить. Не ищи добра от добра. Не верь вере своей. Люби даже если тебя не любят. А ты не любишь, Кристиан. Я ничего от тебя не просил. Я принимал все, как есть... Но вы заперли меня, как в тюрьме. Вы боялись, что я сбегу? Я не птичка, которая довольно сидит в клети. И пора уже улететь...