Фернандо было странно-приятно от таких слов Луиса. Маленький, любимый. Теперь подушечки пальцев оглаживали лицо мальчика — изучая, проверяя. Светлая фигурка в окружении клубящейся тьмы.

— Тебе понравится, — многообещающе прошептал король в ответ. — Только нам еще нужно сделать, чтобы понравилось нежному. Будешь помогать?

Монарх говорил, а куски ткани падали вниз красивыми волнами, обнажая тело маленького.

— Мне не понравится, Фернандо. — Легрэ дернулся в кресле, будто и правда мог освободиться из него, если постарается — боль тут же вгрызлась в ноги и в запястья, вместе с ограничителями. Кристиан стиснул зубы. — Мне уже не нравится, — проговорил он сдавлено. — Луис, останови его...

Но Луис промолчал и опустил взгляд. "Все кончено", — невнятным эхом сорвался в пропасть голос.

"Они что, сговорились?" — подумалось Кристиану с тоской. Виски начинало ломить от непонимания и горя. Сначала ушел Луис, теперь он теряет Фернандо... неужели все это он заслужил?! Наверняка заслужил. Но он же просто хотел, чтобы Луис любил его — не наказывал, не ревновал, не присваивал — любил. Кристиан постарался быть честным с ним и с собой, он понадеялся, что его простят, помогут, выслушают, но он сам себя неправильно повел... Что ж, вот его расплата и его наказание.

— Нежный, — судя по голосу, король улыбался, — ты даже не знаешь, что я собираюсь сделать, а уже отказываешься.

Фернандо отступил на два шага, любуясь на обнаженного мальчика.

— Смотри, разве он не прекрасен?

Герцог смущенно покраснел. Зачем он это делает? Зачем издевается? Он знает, что все кончено, что дороги назад уже нет. Они так долго говорили оба неправду, им все равно. "Да, они пользуются тобой, как шлюхой. Ты разве не понял, что давно разлюбил тебя Кристиан? Он тебя гонит, а ты виснешь на нем, как собачонка", — усмехнулся голос.

— Фернандо, отпусти нас и давай поговорим, просто поговорим, — попросил Легрэ. — Мы можем сейчас трахнуться, помучить друг друга, но ничего не изменится... Он просто мальчик, и он не виноват в том, что старый ублюдок Ксанте достал нас из могилы... Это не выход, Фернандо.

"Дьявол не станет слушать этого шелудивого пса, — голос в голове стал громче, а Луис дернулся, облегчая свое положение хоть каким-то движением. — Дьявол получит свое. Видишь, как ему нравится смотреть. Крови... Выпить крови побольше... Жрать! Все монстры едят, не останавливаясь. И ты тоже очередной кусок мяса".

— Говори, — отстраненно кивнул Фернандо, наблюдая за мальчиком, будто бы просящим что-то. Шаг обратно — и пальцы благоговейно проходят по телу, не оскверняя похотью. Безупречен, как шедевр высших сил. Дьявол наслаждался сосудом, который предстоит наполнить новым смыслом. — Посмотри мне в глаза, — осторожное прикосновение к подбородку.

Боль сжимала виски. Голос ударил словно в самую сердцевину мозга, и из носа Сильвурсонни потекла струйка крови. Не многие во времена темные знали практики, описанные в книгах подчинения воли и внушения определенных разрушающих постепенно личность мыслей.

— Что происходит? — не узнавая собственного голоса, спросил Кристиан. — Ему плохо, Фернандо... я прошу тебя, прикажи его отвязать.

Фернандо склонился к самому уху мальчика, ощущая под рукой бешеное биение сердца Луиса.

— Говори. Инквизитор.

Говорить? Сейчас говорят только складки памяти, тяжелой тканью проседающие по покрывалу старого шатра. Темные глаза, как у Фернандо тоже смотрят в душу, пальцы узловатыми ветвями держат подбородок, губы шепчут, губы касаются кожи, усмиряя страхи и впитывая слезы...

Это всего лишь видение, но оно реальнее, чем все миры, чем утро.

— Я прощу — ты себя не простишь, — поцелуй в уголок губ, как будто сухое пламя прижигает. — Они убьют — ты убьешь, — сладость нежности нового поцелуя. — Мой мальчик! Останешься только ты, мой мальчик.

Кристиан подозревал нечто подобное и боялся этого. Все бесполезно, бороться в душе Луиса с Ксанте бессмысленно. И странное безразличие вдруг охватило его. Луис не хочет бороться, или уже не может — не важно. Их любви больше нет — её уничтожили догмы, голоса и руки Легрэ. Кристиан отвернулся, чтобы не видеть наготы герцога — он больше не встанет на пути его покаяния. Он проиграл. Луис прав, ненавидя его любовь, а Фернандо не простит ему потери своего мальчика.

А король счастливо улыбнулся — светло и открыто, как будто ему сказали радостную весть, переворачивающую все вокруг, выворачивающую наизнанку белые облака, которые теперь облепляют пухом все вокруг.

— Не получится, инквизитор, — пальцы нежностью скользят по овалу лица мальчика, по губам, становятся липкими от любимой крови, а губы ласково шепчут на ухо: — Не получится. Он мой. Давно мой. Ты это знаешь. Ты мой, милый. Мой.

Герцог беспокойно дернул руками. Он гнал от себя разрушительный холод, пробиравший до костей,

— Твой, — повторил, пробуя на вкус соленую кровь, забивавшую ноздри.

— Убьешь меня? — шипящий негромкий вопрос, а взгляд Фернандо все горит потусторонним интересом.

Луис вздрогнул, как от удара, и отрицательно покачал головой.

— Нет. Я люблю тебя. Я вас люблю. Нет.

Кристиану хотелось заткнуть уши — лишь бы не слышать больше всего этого, но он только дергал руками в зажимах, раня в кровь, и сжимал зубы с тихим стоном.

— Зря... — и вновь ответ почти шипение. Фернандо отступил на несколько шагов назад и проверил, видно ли его и Луису, и Кристиану. — Смотрите на меня, оба, — приказ был отдан очень спокойным голосом. — Через некоторое время за вами придут, — буднично продолжил он, поднимая рукава рубашки и завязывая их как можно выше. — Вы не хотите чтобы я играл вами. Я больше не буду, — и жутковатым страхом крутило живот, но в его царстве есть только один хозяин — он, даже если здесь и есть его бог. Но бог беспомощен и связан и стал бессильным, хоть и светлым. Его воин, половина... Тоже не способен. Счастливая улыбка не сходила с бесчувственной маски проступающего ужаса — как будто не хочешь чего-то делать, а не можешь. — Значит, я буду играть с собой. Давно хотел попробовать.

Фернандо задумчиво посмотрел на небольшой нож в руке и повернулся к столу, на котором уже давно манили инструменты палача.

Луис заплакал. Никогда еще он не был таким беспомощным и никчемным. Он хотел лишь одного — чтобы его уже не было. Его сердце стучало так сильно, что душа рвалась на части. Хотелось закричать, но звуки барабанов оглушали. Скоро придут палачи, скоро придут за тобой, не верь, не надейся, молчи, ты уже не герой. Ведьму сожгут и убьют, ты лишь несчастный палач. Только ты промолчи, только от боли не плачь.

Герцог закашлялся, задыхаясь от крови, попадавшей в горло. Он любил их так сильно, что готов был вырезать свою душу. В глазах потемнело.

Легрэ ощутил как медленно сходит с ума, как вся его душа вопит, будто живое тело, горящее в огне.

— Я сделаю это... — прошептали онемевшие губы. — Если хочешь.

— Правда? — дьявол чуть заинтересованно повернулся к игрушке. — А зачем? Ты же этого не хочешь.

— Главное, чего хочешь ты, — глухо ответил Легрэ, и еще тише продолжил: — Так всегда было... И мне это нравилось. Я не считаю себя твоей игрушкой. Ты любишь меня...

Фернандо замер. Это было неправильная фраза, она выбивала из желания поиграть.

— Да, люблю, — обронил задумчиво и осторожно провел кончиком ножа по запястью, как будто проверяя — получится ли. Дьявол разочарованно поджал губы — опять не то, и обвел взглядом свое царство. Успокоение волнами ложилось на душу, пытаясь скрыть темноту, но лишь сжимало ее до состояния взрыва, и возникало понимание, что тем, двоим, здесь не место.

Несколько плавных шагов до мальчика — и нож легко, словно воду, разрезал веревки на лодыжках, бедрах, плечах, кистях, обнажая кровавые потертости. Еще шаги, когда ластящаяся тьма толкает в спину с шорохом: "Убери, убери..." — и щелкнул замок, открывающий зажимы на кресле.

— Вон отсюда. Быстро, — а пальцы поудобнее перехватывают нож и начинают цвести звезды, пока где-то далеко вверху. Рот начинает сушить нестерпимой жаждой, заставляя гореть глаза гневом, а голос опускаться инеем.

Но Луис не поднялся. Обрушился вниз и не открыл глаз. Камера сырыми стенами умоляла о чем-то сейчас черные тени, пляшущие с отблесками света, терлась о них, как о приятный мох, впитывая плесень и ее сладковатый запах смерти.

Легрэ пошатываясь подошел к юноше и в последний раз погладил его по волосам.

— За что? — спросил он, потом посмотрел на Фернандо со всей нежностью, на которую был способен. — Я никуда не иду, — сказал он, опустив глаза. Будь, что будет.

— Вон, — скорее бешеный хрип, чем приказ, просьба, что угодно, а пальцы на последних каплях непонятного чувства, что мешает и жалит, как оса, сжимаются на рукоятке ножа — удержаться.

Стены отозвались гулкому приказу короля, заставили их дрогнуть и забиться в агонии. Чернота погасшего факела задымилась и подняла столп дыма. Тот потек по камере, распространяя смрад и дым, как который недавно видел герцог.

В коридорах звонкой капелью срывались капли, которые висели, копясь в проемах: дождь стучит по крышам. Дождь бога стучал теперь по камням в подземелье Фернандо, который так громко закричал, что гвардейцы на той стороне повернули головы и посмотрели на дверь.

Кристиан поднял Луиса на руки и понес к двери. Если Фернандо хочет... Все, что он хочет. Легрэ неуверенно ступал с ноги на ногу, перед глазами все плыло, и он уже не понимал, кто он, куда идет и зачем.

Король слушал чавкающие, сжирающие его душу звуки шагов и молился неизвестно кому, чтобы они наконец затихли. "Пусть идут, — дьявол опять по-хозяйски ступал в свои права, рассаживался в кресле, надменно оглядывая принадлежащее себе. — Будешь свободен". И с сожалением смотрел в спину синеглазой игрушке, с которой так славно было в прошлый раз. Нож вертелся быстрой блестящей рыбкой в пальцах, а волны опять успокаивающе качали в своих объятиях. "Тебе же он тоже нравится", — тихий шепот на грани сознания. "Да, — сожаление становилось все более явным, — но он поломался. Жаль". А тихий шепот все умолял: "Почини". Дьявол задумчиво оперся на подлокотник кресла. Странно так — сидеть в кресле для допросов. Забавно. "Он еще сможет позабавить тебя", — зуд не умолкал, подхватывая последние мысли и поворачивая их в одну и ту же сторону. Дьявол нахмурился, вытянул ноги и уставился на мыски сапог. Еще один взгляд на спину уходящегося и все тело полыхнуло правильным жаром.

— Стоять, — слово как приговор, только непонятно кому.

Кристиан замер, но не обернулся — он стоял, смотрел перед собой и улыбался, просто улыбался. Он подумал, что умереть сегодня будет занятно... в который раз.

— Я передумал, — дьявол потянулся и сообщил очевидное, ловко засунув нож за голенище, и поднялся на ноги. Губу немного саднило, а тело уже предвкушало. Фернандо легко шел к игрушке, а звезды тянулись хороводом. Руки огладили плечи, скользнули ниже: — Ты знаешь, что мне нужно. От обоих.

Красные и черные пятна перед глазами, а может внутри красных и черных стен. Обрывки разговоров? Нет, обрывки звуков... Капель. Понять капель и рассказать о ней невозможно, как и запомнить все оттенки пения воды. Шаги. Шлепки по пустоте и шум звуков. не похожих на капель. Незнакомое и жуткое — Луис плавал во всем этом и не мог даже пошевелиться, а левая рука и нога медленно наливались тяжестью.

Кристиан повернулся к королю и посмотрел в его глаза, сделал шаг ближе, так, что Луис теперь оказался плотно зажат между ними — он не подавал признаков жизни и Легрэ мысленно проклинал себя за все. Но он сейчас вспоминал маленький домик на болотах, где они с Луисом прятались, целовались и много говорили, вспоминал первый поцелуй Фернандо, с толикой непонятно откуда взявшейся нежности и именно она заставила тогда Кристиана улыбнуться ему. Он вспоминал их прощание в шатре, и внезапную страсть, возникшую между ними, и то, как Фернандо отдавался ему, доверяя себя без остатка, и то, как Луис заботился о них, обо всех... Легрэ коснулся губ короля одним дыханием, на поцелуй он больше не имел права, и, утонув в карих холодных глазах, прошептал:

— Я знаю, что Луису нужен Рамонд, и срочно... а тебе надо отдохнуть, Фернан. Я дам тебе то, что ты хочешь... Позже. Обещаю. А сейчас только молю, прикажи позвать лекаря.

Дьявол захихикал: "Получил? А ты что ожидал?". Получил... Обе сломались... Король, махнув рукой на дверь, вернулся в кресло и закрыл глаза, глядя на звезды. Жар томил тело и пробегался горячими ручьями по губам, стекал к паху, заставляя тело изнывать понятными желаниями. "Уйдут, прикажу подвесить кого-нибудь". На языке разгоралась теплота с мерзковатым привкусом чужого, того, что не хочется. Как противное лекарство, помогающее выкарабкаться из болезни. Фернандо передернуло отвращением и он закинул ногу на ногу — так было легче.

Когда король говорил, что за игрушками придут, он не лгал. Приказ об аресте был заменен на другой — забрать из камеры герцога и барона через определенное время и затем препроводить в комнаты, которые они занимали раньше. И сейчас за дверью должны были ждать гвардейцы и мэтр Рамонд, которого личный слуга короля разбудил, узнав состояние монарха.

Кристиан вынес Луиса за дверь и попытался вернуться, но гвардейцы не пустили его. Потом Луиса отнесли в его покои, а совершенно потерянного Кристиана посадили под домашний арест. Он метался по комнате точно зверь, оживляясь при каждом звуке шагов за дверью, и виски ломило все сильнее. Через час Кристиан уже просто лежал в постели, согнувшись пополам, и ничего не соображал от боли. Он даже не помнил собственного имени — только боль, которая не переставала, а после лишила его сознания. Очнулся он вечером, совершенно не понимая, какой сейчас день и который час; разум плавал точно в коряга в вязком болоте, не желая думать, вспоминать, помнить.

Фернандо слышал, что Легрэ хочет вернуться, но захотел пускать его обратно. Король слушал приглушенные голоса, которые были то шумом реки, то вбивающимися топорами, и ждал, когда все закончится, когда можно будет подняться и сновать стать самим собой — таким, каким он должен быть. Каким перестал быть два года назад — не было смысла продолжать лелеять слабости.

Когда голоса стихли, Фернандо не смог заставить себя подняться. Физически он смог бы это сделать, несмотря огненный дождь приближающихся звезд, но продолжал сидеть, вцепившись руками в кресле, а тело выворачило от одной мысли о чужой крови. Когда красная муть перед глазами стала уже слепой, король дрожащей рукой нащупал нож и полоснул по руке. В голове на мгновение прояснилось и он с вожделенным стоном припал к солености, скапливающейся в глубоком порезе. Дьявол хмыкнул: "Проиграл... Гляди, сапоги не начни им лизать", а сам открывал одну за другой оплывающие горящими свечами картины с Луисом и Кристианом, еще больше возбуждающие плоть. Фернандо не выдержал — под мерзкое хихиканье, раздающееся со всех сторон, распустил завязку брэ и обхватил стоящий колом член. "Не проиграл... Нет...", — пальцы методично двигались по стволу, его нежный и ласковый сплетались в объятиях и отчего-то было мучительно больно. Широко распахнутые сухие глаза слепо смотрели в потолок, на звездопад, устилающий небо, а на губах застывала неопрятной коркой кровь. В момент разрядки, когда небо окончательно поглотил огонь, а Кристиан с Луисом отвернулись, Фернандо потерял сознание, оставшись лежать в полусползшем состоянии в кресле.