Воплотитель

Проклятые перчатки слегка скребут по мне. Чуть поскрипывает коже. Неслышно для человеческого уха. Но я чувствую. В горле бы пересохло, будь оно у меня.

— Как забавно, не правда ли. Ты пил паладинов и демонов, богов и героев, нелюдей и тех, кто не совсем жив. Но теперь ты лишь оружие в моих руках.

Перчатки. Проклятая кожа не дает дотянуться, выпить твой свет и тепло. О, это была бы великолепная месть. Показать себе, что ты ничем не отлична от тех, с кем сталкиваешь меня. Перчатки. Ненавижу их.

— Рожденный в чародейском льду, почему имя твое — лишь покрытая инеем, грусть?

Перчатки. Проклятые перчатки...И столь же проклинаемый мной, звонкий голос.

— Скорбь твоя — лишь иней в лесу.

И рисунок наливается силой, проявляясь из прошедших мгновений прошлого, словно приходя, весь, каждым моментом существования пролитой крови и выпущенной стихии, в эту секунду, когда Та-что-Носит-Перчатки, дает команду.

И в центре конструкции, что я не в силах запомнить, раскладывается по сегментам металлическая сфера, открывая скрытый магический огонь.

И позабытый голос во мне, в ответ на обжигающий свет, не несущий холода или тепла, шепчет:

"Око?!"

Иногда так бывает, что засыпаешь вроде как обычно, а просыпаешься с непонятным ощущением. Вроде бы отсутствует ощущение времени, текущего сквозь тебя, несущего за собой. Словно бы лежишь уже на берегу великой реки, в безвременье. В забвении.

Следом приходит запоздалая мысль, что, наверное, ты просто что-то забыл. Но помнишь о том, что факт потери воспоминания, или просто мысли, был. Веки лениво расходятся — не потому, что слиплись со сна, просто в этом состоянии так неправильно было бы двигаться быстро.

Затем, вспомнив, что не слышал звонка будильника, бросаешь все еще блуждающий взгляд, несфокусированных глаз, на часы. И состояние приятной расслабленности уходит, оставляя напоследок заряд бодрости.

— Твою мать...

Собраться, позавтракать, почистить зубы за десять минут? Все положенные дела, на которые отводишь две трети часа, ужать по затраченному времени в четыре раза?

Да раз плюнуть! Не впервой.

Плеть — и нож прыгает в руку. Два удара по хлебу. Плети на холодильник и кусок сыра в нем. Еще два удара. Кинуть сыр обратно. Плоская замедленная Плеть закрывает холодильник. Все, два бутерброда готовы. Итого, пятнадцать секунд.

Все быстро пережевать и проглотить, запивая холодным чаем — еще сорок секунд. Пять — пройти по коридору и стянуть со спинки стула штаны. Одеться и проверить снаряжение — на все пятнадцать секунд. Осталось самое долгое.

Зубная щетка быстро ополаскивается. Так, вытереть лицо. Вперед, вперед! Не спать.

Дверь закрывается. Замок щелкает. Подергал. Держится. Все, можно в путь.

Бросил взгляд на часы, висящие над входом в школу. Управился с восемь с половиной минут. Отлично, если поднажать, получу опережение этого варианта плана на пять минут.

Выбегаю из комнаты. Дверь, вернее, язычок замка, щелкает, вставая на место. Кожа на внутренней стороне бедра ощущает тяжесть ключей, лежащих в кармане брюк. Отлично. Рюкзак на спину, и вперед. Вот только...

Кровь покорна мне. Это факт, который я по возможности скрываю, как и ускорение. Конечно, это затрудняет тренировки, но лучше иметь козырь, о котором не знают. В конце концов, я выживал так долго лишь потому, что по-настоящему опасным противникам не было до меня дело.

Кровь покорна мне, это факт. Но, чтобы сформировать ту же Плеть, ее нужно выпустить за пределы тела. А значит, остается рана, в которой находится либо сгусток, либо подчиненная мне, требующая на сохранение прежней формы концентрацию, жидкая кровь. Конечно, можно поступить с ранкой иначе. Подержать кровь в ране, пока не свернется. И никаких забот — потому что выбить такую пробку я смогу с легкостью и быстротой, малоотличимой от той, что сопровождает переход от спокойствия к агрессии, при втором варианте ухода за раной.

Вот только здесь, в Империи Истинного Человечества, слишком много тех, кто способен учуять кровь по воздуху. Даже — свернувшуюся. А потому я не могу позволить себе потерять контроль над ранками-выходами моего оружия. Все, что остается — превратить кровь на поверхности моего тела во что-то твердое, но все еще покорное мне, живое. Зря, что ли, я был в прошлой жизни членом клана Льда?

Впрочем, хватит отвлеченных размышлений.

"Кровь..."

И за закрытыми глазами, на черном фоне, кружится темно-красная паутина.

"Контроль..."

Кровь замирает на месте всех восьми моих постоянных ранок, портов выхода, в виде чуть выгнутых наружу, кругов. Точно тарелку вверх дном положили на скатерть телесного цвета.

"Запечатление и закрепление"

Картина перед глазами, закрытыми веками, не меняется. Лишь только что-то в блеске, который дает бок фигуры из моей крови, напоминает о льде. Теплом, как стены подземелий Клана, Льде.

И, открыв глаза, я бегу по коридору, чтобы тут же слететь с лестницы на первый этаж.

Часы над входом здания на другой стороне двора показывают, что у меня еще есть время. Можно не бежать, а просто быстро идти. Выигрыш в две-три минуты времени роли не играет, если у меня в запасе, даже если идти шагом, еще три-пять минут. И это отлично.

Хотя, стоит признать, я неплохо устроился. Хотя и пришлось поизвращаться.

Тот кадр, назвавшийся Серафимом, выполнил сделку относительно честно. Во всяком случае, я свои документы получил. Правда, пользоваться ими не стал. Все же, моя природная осторожность как-то не позволяла поверить, что документы на личность так легко получить. Разве что, попав не просто под внимание, а прямо в руки некой Службы... нет уж, такого счастья я решил избежать. "Во избежание дальнейших избежаний проблем, приводящих к последующим избежаниям", как говорится.

Империя Истинного Человечества вообще, если подумать, интереснейшее территориальное образование. Для начала, располагаясь по берегам трех закрытый морей, она полностью контролирует берега и воды всех, кроме одного. Впрочем, тут дело в географии.

Итак, Латинское Море. Огромный водоем, посредством узкого пролива на западе, связанный с Западным Океаном же. На юго-востоке моря, имеющего вид порезанного психом и покусанного хомяками, куска хлеба, точно в нижнем правом углу, есть еще один пролив. Как раз к востоку от того места, где в море впадает Лета, мертвая река. Итак, пролив Синай. Почему он так называется, я, если честно, не понял. Какие-то ссылки на утраченные вследствие Армагеддона территориальные образования. Итак, длинный и довольно широкий пролив идет на восток, соединяя море с, как нетрудно догадаться, Восточным, Океаном. Такие вот названия.

На направление восток-север-восток, море, вся восточная половина которого принадлежит Империи, как то плавно переходит в Столичное Море, насыщенное островами, на которых располагаются особняки аристократов и воровавших, но не попавшихся, потомственных чиновников. Впрочем, я придерживаюсь мнения, что это одно и тоже.

Столичное Море, также называемой Островным, дальше переходит в Море Черной Крови. Впрочем, в некоторых иностранных атласах, оно называется по-другому. Ghouls lacus, Упырье озеро, если перевести. Нормально, а? А ведь большинство метаселан живут под Куполом Столицы, а не по берегам это моря, долине Дуная или полуострове Крым. К востоку от которого, к слову, располагается еще одно не то море, не то залив. Впрочем, о нем предпочитают не вспоминать — потому как восточная половина моря принадлежит к тому, что называют Terra incognita.

Вот я и пришел. Так что хватит вспоминать уроки географии. Пора идти дальше.

Хотя и стоит признать, что отсутствие хоть какого-то контроля населения в провинциях вроде Финикии или Магриба, сыграло мне на руку. Как оказалось, если разум привык запоминать большие объемы информации, и даже их как-то обрабатывать, это здорово помогает, когда требуется разыграть талантливого, но необразованного сироту-беспризорника из провинции. Главным было вовремя попасться на глаза ежегодной комиссии Коллегии Просвещения.

Ладно, хватить вспоминать о прошлом. Вон, и класс мой.

И, садясь на свое место у стены, в двух партах от двери, я позволил себе быструю мысль.

"Люблю мирную жизнь"

И тут учитель, сорокашестилетний, но еще крепкий, худой мужчина-терранин, посмотрел на часы и поднялся.

Очередной урок моей тихой и мирной, новой жизни, начался.

Воздух был тягуч и горяч, тяжел, точно вода. Если бы только воды стала сухой, точно песок.

Учитель что-то бубнит, но слушать его неохота. И даже сверчки не стрекочут. Лето еще недавно закончилось.

Положа руку на интимные части тела, такая жизнь мне нравиться. Тихо, спокойно. Все запланировано и подсчитано. Ни сражений, ни войн, которые меня касаются непосредственно. То, что мне и надо.

Учитель все также бубнил, практически дословно повторяя учебник.

Армагеддон... глобальный военный конфликт, вызванный неизвестными противоречиями между властными группировками древнего мира. Мне так и не удалось понять, из-за чего он произошел. Впрочем, похороненные в архивной пыли политические дрязги меня, наверное, слишком мало волновали. Какая разница, из-за чего они сражались? Я не знаю их имена, и не желаю знать. Меня интересуют их технологии, потому что я могу отдать их Стражу. А тот, быть может, подкинет что-нибудь мне.

Итак, древний мир пал. Старые государства, все эти Союзы, Федерации, Республики, — тоже пали. Новые центры власти появились там, где у людей хватало воли и силы, чтобы объявить себя... кем-то.

Силой — были ампиры. Не знаю, откуда появились их способности. Да и слишком они многообразны у различных видов ампиров, чтобы проводить какие-то параллели с теми наследственными особенностями, что я встречал в пролом мире.

Кто-то говорит, что они были всегда. И вылезли из своих нор, чтобы захватить власть над обезглавившим себя человечеством. Впрочем, ходят слухи о том, что оазисами Великой Трансконтинентальной Пустыни управляют именно они, А-ампиры. А, потому что — ancient, древние.

Кто-то рассказывает о колонистах Марса, а также военных модификациях людей, носители которых сбежали из лабораторий, когда началось то, что назвали этим милым эфемизмом. Скачка Первого Всадника, надо же придумать. Действительно, местные любят красивые слова не меньше, чем иные историки на исторической родине. Ох, тавтология. Совсем у меня нет культуры речи.

Впрочем, я-то не отношусь ни к ампирам А-типа, ни к тем, что себя кличут метаселанами. И А-, и В-тип, требуют для своего функционирования строго определенную пищу. Да и светобоязнь. Хотя те же слухи говорят, что часть В-типа сохраняет традиционный способ поглощения пищи, как и способность не распадаться от малейшего облучения ультрафиолетом. Правда, и способности их... сильно урезаны.

Ничего не говоря, я поднялся и тихо вышел в коридор. Люблю местные порядки. Захотел — вышел. Главное — не мешать остальным слушать учителя. Хотя крайне левый ряд весь, массово, смотрел в окно. Впрочем, действительно, кому интересно в третий раз слушать о том, как треть населенного мира сплотилась вокруг Ватикана, еще столько же объединялось в Империю, в то время как остальные, каждый третий терранин или метаселанин, проживали на территориях, управляемых посредством буйной анархии?

Экзамен сдавали два месяца назад. А следующие только через два с половиной года. Да и вообще, каникулы закончились неделю назад.

В коридоре было чуть прохладнее. Дело ли в том, что окна коридора выглядывали на запад, куда не светило утреннее солнце, или в покрашенном оливковой краске бетоне стен, несущем прохладу, но мне стало ощутимо лучше. Не люблю жару.

Вода приятно заскользило по рукам. Прохладна-ая. Кайф.

Умыв лицо, я отошел к стене, чтобы опереться на нее спиной. Хорошо-то как. Вот, постою еще пять минут, и снова вернусь в духовой шкаф... то есть, класс.

И все же, эта жизнь довольно скучна и тиха. Конечно, в пятистах километрах к западу уже начинается Богемия, территория, занятая войсками Ватикана. Но сейчас война снова перешла в холодную фазу. И это отлично. Надеюсь, прогноз верен, и я успею спокойно закончить школу, выучиться на инженера систем связи. Спокойная, тихая работа, позволяющая передавать технологии родному клану широким потоком. Мечта шпиона, прямо.

А глядишь годам к тридцати женюсь, заведу детишек, чтобы Страж отстал. Впрочем, его тоже можно понять. Если не врет, и его существование зависит от того, кто из моих потомков останется в живых... я бы тоже постарался раскидать свои "якоря" по всем мирам и временам, обеспечивая бессмертие.

Кстати о бессмертии... ампиры ведь не стареют. Во всяком случае, те, что пьют кровь. Интересно, не придется ли мне лет через сорок пять инсценировать свою гибель? Хотя до этого времени еще дожить надо.

И тут что-то нарушило мою концентрацию. Точно подушкой по голове ударили. Наверное, надо еще раз смочить лицо водой и возвращаться в класс. С моими планами, нужно поддерживать определенный образ. Только подозрений в каком-нибудь из грехов, коими век от века страдают школьники в туалетах, мне не хватало.

Так что вперед, в духовку! Слушать про Войну Ангелов и прочие исторические события.

Запах... запах, полный тепла, силы и радости, засвербил в моем носу, пропитал слюну, скользнувшую по корню языка.

Не нравиться мне это. Походу, хана моим планам.

Комната пахла скошенной травой, хвойным лесом, застывающей карамелью и свежей выпечкой. Солнцем и теплым камнем, зимним лесом и инеем, ночным морем и любимой девушкой. Этот запах, казалось, сочетал все, что я любил и люблю, словно здесь, перед моими закрытыми глазами, разлитое на полу, пахло само счастье. Так и хотелось потянуть этот, теплый и желтый, одновременно дышащий морозом и солнцем, окутывающий кожу, точно ночной воздух и солнечный свет одновременно, на себя.

Но — нельзя.

Я открыл глаза, с некоторым усилием отгоняя нарисованный обонянием образ амброзии, покрывающей весь пол и нижнюю половину стен. Потому что, даже если это действительно она, стоит трижды подумать, прежде чем тянуть всякую каку в рот.

Стоило избавиться от настойчивого желания притянуть к себе и поглотить кровавое озерцо, заканчивавшееся в сантиметре от носков ботинок, как разум привычно оценил обстановку, выдавая информацию той его части, что зовется сознанием.

Что бы это ни было, оно, очевидно, было низкоскоростным и не слишком острым. Об этом свидетельствовал размер осколков оконных стекол, лежащих на полу класса. Впрочем, это маловажно, так как, чем бы не была атака, превратившая в декорации к фильму-катастрофе двадцать четыре подростка, мебель и кусок стены, ее характеристик вполне бы хватило, чтобы уничтожить меня. Вернее, мое нынешнее тело. Во всяком случае, эта штука проделала во внешней стене помещения равномерную щель метровой ширины, сужающуюся только у самых краев. А ведь внешняя стена здания, даром, что не несущая, была сделана из довольно прочного железобетона. Во всяком случае, прочность я сам в свое время проверял Плетью. А то, что в стене была металлическая арматура, уже не подлежит сомнению. Вон, торчит из части обломков стен. Как раз под этим обломком мог бы находиться я... не сиди я у противоположной стены, вдоль которой, к слову, тянулось несколько продольных царапин.