Хан Убаши

Итак, столицу Российской Империи мы покидали ранним утром тридцатого декабря. Город во всю готовился к празднованию Нового Года, по заведенной Петром Первым традиции. Никаких намеков на траур в связи с кончиной Елизаветы Петровны не наблюдалось, и это несколько подрывало мое отношение к наследнику престола. Хотя, я еще не достаточно освоился здесь, чтобы оценивать кого-то. Разберемся.

Признаться, столько снега я давно уже не видел. Здесь климат все еще суровый, даже в Петербурге, прибрежном городе сугробы с человеческий рост. Это хорошо и плохо одновременно. Хорошо, потому что зимы тут пока настоящие, с метелями, буранами и большим количеством снега. В такую погоду не до войны, неудивительно, что войска выводят на зимние квартиры. Это надо будет запомнить, нам еще много воевать. Плохо это в том плане, что приличный отрезок времени буквально выпадает из активной жизни. Вот тут надо будет подумать как использовать зимний период в других направлениях своей деятельности. Разберусь на месте, а пока придется подстраиваться под существующую систему Ханства, ведь по сути, там у нас еще племенная система. Правит кучка самостоятельных князьков-нойонов, которые даже по призыву Хана на войну в Пруссию со мной не отправились, откупились и все. Для меня это странно и непонятно. Пока.

Таким караваном с неспешной скоростью мы за трое суток добрались до Новгорода Великого. Само собой, со всеми полагающимися остановками для ночевки, отдыха как взрослых, так и малышни, что всегда рядом со мной. Гостиные дворы или почтовые станции, на худой конец, были нам пристанищем. Далее, наш путь лежал на Вышний Волочек с общим направлением на Тверь. Добрались примерно за неделю, я даже успел привыкнуть к дороге. Санный путь был уже отлично укатан и наш караван летел вперед, практически без препятствий. Только лишь однажды случилось нечто запоминающееся. Уже в самой Твери, на одной из главных площадей мы наткнулись на торжище крепостных. Там прямо в центре была установлена добротная платформа, на которую выводили по одному продаваемых крепостных и в красках описывали их достоинства. В фильмах обычно подобным образом продавали негров-рабов, со всевозможным рекламированием своего 'товара'.

— Обратите внимание, дамы и господа! Дворовая девка Маринка, семнадцати лет отроду. С малолетства была взята в дом в услужение к княгине Лисицыной, так что будет отличной служанкой любому достойному! Обучена кухарским премудростям, сервировке барского стола и даже грамоте, господа! Не упустите редкий шанс приобрести столь обученную прислугу! Всего сто рублей и Маринка ваша, господа! Есть желающие?

Зазывала всячески старался как можно лучше расхвалить свой 'товар', описывал чуть ли не безграничные выгоды покупателю этой крепостной, лишь бы кто-нибудь ее купил. Увидев наш остановившийся караван, он прибавил громкости голоса, дабы привлечь внимание. Но этого и не было нужно. Не сговариваясь, полковник и я практически одновременно остановили свои кибитки и вышли наружу. Мне было интересно, а вот наш попутчик явно озаботился покупкой себе крепостного. Увидев меня, Николай Иванович подошел и поинтересовался:

— Неужели Ваша Светлость решили приобрести себе русских крепостных?

— Пока не думал об этом, господин полковник. Вот, уважаемый Тагир меня всячески отговаривает, наши 'старики' не поймут...

— Так, у Вас выходит тоже конфликт поколений? Не думал, право, что в Ханстве кипят такие страсти. Признаться, я о своем новом месте службы практически ничего не знаю, лишь крохи по слухам от бывших сослуживцев. Теперь же, познакомившись с Вашей Светлостью, я намерен как можно больше узнать о наших южных соседях и союзниках...

— Будем только рады, Николай Иванович. Я вижу в наших добрососедских отношениях лишь только благо как для России, так и для Ханства.

— Истину говорите, Ваша Светлость, истину! Для того я и поставлен на это место, дабы еще больше улучшить наши с Вами отношения.

'Ага, только мне-то не надо лапшу вешать на уши. Улучшать он поставлен, как бы не так... Ну да ладно, кажется, первый мой заход вышел удачным. Будем и дальше играть 'младшего брата', а там посмотрим как ситуация повернется. А пока надо как следует обжиться, освоиться тут, раз уж занесло...'

Между тем, к нам присоединились и господа офицеры во главе с неизменным премьер-майором Семеновым, решившие, видимо, размять затекшие за время пути ноги. Вместе мы приблизились к платформе, на которой уже завершалась сделка купли-продажи той молодой крепостной. Некая уже не молодая особа в шикарной меховой шубе с двумя крепкими подручными расплачивалась с продавцом за свою покупку. Увесистый мешочек с позвякивающим содержимым перекочевал в руки продавца в обмен на небольшую бумажку, своего рода документ-чек, подтверждающий продажу одной крепостной души. Для меня все это действо было омерзительным, но довольно привычным. Там, откуда я сюда попал, было отнюдь не лучше.

Вот, продавец вывел новый лот для продажи, это была целая семья: мужчина был кучером, а женщина кухаркой и немного швеей. Оба были еще не стары, здоровьем не обижены, но без детей. Покупателей на них сперва не нашлось.

— Пожалуй, куплю. Хотел по приезде в Царицын присмотреть себе прислугу, но раз уж подвернулся случай...

Вот так легко наш попутчик, полковник Панин стал обладателем двух душ крепостных, кстати, в дополнение к своим трем сотням, проживавшим где-то в Вологодской губернии.

Следующим и последним на сегодня продаваемым стал уже не молодой швед в износившемся и потерявшем прежний цвет мундире. Эхо войны со скандинавами. Выглядел швед чумазым и обросшим, что в купе с его возрастом не добавляло ему покупательской привлекательности. Представили его как крепкого и послушного работника и носителя иностранного европейского языка, больше ничем другим продавец похвалить его не мог. И стоил старый вояка всего пятьдесят рублей.

— Уважаемый Тагир, нам надо его купить.

Сказал я это ничуть не скрываясь, так что на меня уставились абсолютно все рядом стоящие. И господа офицеры, и полковник, и даже мой незаменимый тайша. Как оказалось, причин тому было несколько. Первым было непонимание Тагира: зачем вообще тратить деньги на старого крепостного, от которого пользы почти нет. Другое, общее: всем кроме пока что меня было известно, что в Империи существует правило, по которому запрещено продавать крепостных лицам инородческого происхождения. Пусть даже и подданному этой Империи, вроде нас с Тагиром. Другими словами, я не мог купить здесь себе никого, пусть даже у меня и имелись для этого средства, закон был против.

Первым ожил премьер-майор Семенов:

— Кхм, прошу прощения, Ваша Светлость, но я могу Вам с этим помочь. Я его куплю... а потом... потом подарю его Вам. Вот на Новый Год хотя бы... Хоть он уже и прошел...

'А ведь и правда, Новый Год прошел, даже Рождество... Эх, такие праздники в пути пропали! А Семенов похоже решил тоже наладить отношения. Интересно, это его желание или приказ питерского начальства?'

— Так и быть, господин майор, дарите.

— Кхм, премьер-майор, Ваша Светлость... Сейчас организуем!

С этими словами он направился прямиком к продавцу, где после недлительной торговли и осмотра 'товара', сделка была совершена. Семенов сбавил цену на шведа с первоначальных пятидесяти до сорока двух рублей серебром, тайша Тагир был очень поражен этим.

По виду полковника Панина и остальных молодых офицеров из команды Семенова, им было очень интересно зачем же мне старый швед. Признаться честно, мне и самому это не до конца было понятно. Захотелось вот. Тайша Тагир чуть позже поведал мне о том, что за прошедшую войну с Пруссией, нами были отправлены домой не только караваны воинских трофеев, но и ценные для нас пленные. Точного списка он предоставить конечно же не мог, но там точно были некоторые мастера как военного дела, так и сугубо гражданского. Делалось это конечно же тайно, русское правительство старалось ограничивать развитие подвластных им окраин. Тем же самым, кстати, промышляли и казаки Федора Ивановича Краснощекова, походного атамана донских казаков. Так однажды, например, при разграблении окраин Берлина, воины моего нойона Эрдема завязали с казаками перестрелку из-за пленных мастеров литейного цеха. Тогда, правда, все обошлось, десятерых немцев просто поделили пополам и разошлись.

После суточного отдыха в Твери и подготовке к дальней дороге новых попутчиков, караван вновь тронулся. Очередные трое суток и мы в Первопрестольной. Кстати говоря, при подъезде к городу, мы попали в самую настоящую пробку, затор на дороге. Всему виной были опрокинувшиеся сани с ягодами в бочках. И теперь эти ягоды рассыпались поперек проезжей части и вместе с поломанными санями и раскиданными бочками мешали движению. Умники конечно же нашли объездной путь, благо, дорога была не на возвышенности и объехать место аварии не составляло особого труда. Въезжать в сам город у нас не было намерения, а потому, обогнув Москву по объездной дороге, на ночлег мы остановились в пригородном гостином дворе. Дальше нас ждал Астраханский тракт, самый скучный отрезок пути, во время которого ничего примечательного вообще не происходило. Десять дней до Тамбова и двенадцать до Царицына. Однако, и это время я использовал с пользой, Тагир готовил меня к встрече с верхушкой калмыцкой знати. С одной стороны, явных претендентов на мой трон не было, союз кланов вокруг моей семьи это жестко контролировал. С другой же, ханская власть отнюдь не предполагала полного подчинения мне со стороны других владетелей. У них имелись свои земли, свои люди, и даже свои вооруженные силы. В процентном соотношении это выглядело так: моя семья держала за собой сорок процентов всего населения, родственные и подконтрольные нам кланы добавляли к этому еще двадцать. Остальные сорок процентов делили между собой рода самостоятельных владетелей, вернувшихся отщепенцев, подконтрольных буддистскому духовенству и прежде покоренных караногайцев. И таких неподконтрольных было много. Само собой, это не могло так дальше продолжаться. Главы дружественных нам кланов ждали от меня решительных шагов в этом вопросе ввиду усилившегося на нас напора русского правительства.

Между тем, мы добрались до Царицына. Конечно, это был не тот, запомнившийся мне город-миллионник Волгоград. При виде деревянных стен крепости, кое-где даже разобранных, я вообще растерялся.

'Это еще что такое??? Я думал, что тут настоящий форпост Империи на юге, а что вижу? Ребятки совсем расслабились без опасности. Стена у них разобрана и не восстановлена до конца, ров не углублен. Все работы брошены и явно забыты, а теперь еще и занесены снегом аж с горкой. Тагир говорил, что тут давно уже никто не шалит, ногайцы сюда не доходят, нашим запрещено, дабы не портить отношения'

Офицеры конечно же тоже заметили не порядок с оборонительными сооружениями, однако, вслух распространяться не стали. Гостиного двора в Царицыне не было, для временного размещения гостей и торговцев полковник Чистяков, комендант крепости, использовал одну пустующую казарму гарнизонного батальона. Только она хоть немного могла служить этим целям, потому как других больших и пустых зданий тут не было. Сам полковник и его семья были очень рады появлению в Царицыне новых гостей, скука на окраине Империи была серьезной проблемой для всех обитателей крепости. И вот тут очень кстати оказался новый командующий войсками Царицынской сторожевой линии, полковник Панин. Провинциальный дворянин, однако, отлично осведомленный о последних столичных новостях офицер стал просто нарасхват среди скучающих военных и чиновников гарнизона. На мои попытки завязать более тесные контакты с комендантом Тагир меня отговорил, заверяя, что торговать с Чистяковым не получится, тот слишком для этого труслив, в Астрахани для этого куда больше простора.

Итак, распрощавшись с Паниным и оставив заверения в непременном гостевом визите, наш уменьшившийся караван тронулся в дальнейший путь. Практически сразу же за посадом Царицына нам открылась так называемая Царицынская цитадель. Гордое название, ничего не скажешь. На деле же цитадель представляла из себя немаленький такой деревянный форт на вершине насыпной горки с площадками для пушек. В сторону калмыцких кочевий их смотрело около десятка.

— Да старая она, наших уже никого не пугает. Вот раньше да, до пятисот солдат там обитало при полной амуниции, а сейчас едва сотня казаков. Тоже конечно сила, но все же не то...

Тайша Тагир при приближении к родным кочевьям старался как можно скорее рассказать мне обо всем подряд, как бы спешно вводя меня в курс дела, ведь на кону стояло очень многое. Тревожные времена наступают. Проезжая саму сторожевую линию, я не увидел грозных казаков, стоящих в дозоре и чутко стерегущих покой южных границ Империи. Тут царило все то же умиротворение и безразличие к происходящему. Оборонительные сооружения сторожевой линии, добротно построенные почти сорок лет назад, сейчас находились в некотором запустении, было видно, что их давно не ремонтировали. Сама линия брала свое начало прямо от насыпного вала цитадели и тянулась прямиком за горизонт и далее до самого Дона. Состояла она из такого же вала, под которым со стороны степи был вырыт некогда глубокий ров. Сейчас он конечно немного осыпался, но до сих пор был довольно труден для штурмовых операций. На самом валу располагались позиции для защитников, их прикрывал искусственный бруствер, сделанный из плетеных корзин, забитых землей. Сейчас эти корзины практически нельзя было различить и со стороны это сооружение казалось монолитом, пусть и в запущенном состоянии.

Проездом через позиции служили массивные ворота, давно уже настежь распахнутые. Был тут и черно-белый шлагбаум, некогда преграждавший путь проезжим. Сейчас он застыл в открытом состоянии и наверное даже заржавел. Остановившись около домика начальника караула, тайша Тагир и премьер-майор Семенов отнесли для регистрации наши подорожные паспорта. Никакой проверки или досмотра не было, казакам было не до тонкостей службы. Позже я узнал, что этой зимой Волжское казачье войско, что несло службу на Царицынской линии, по сути, организовало массовую забастовку ввиду долгой невыплаты им положенного жалования. Что привело к недоеданию в семьях, и в итоге к болезням и голодным смертям среди них. Это было только одно из увиденных мной позже последствий прошедшей Семилетней войны и жесткой экономии средств Казной.

Итак, мы вошли в пределы калмыцких кочевий. Сильных чувств патриотизма у меня это не вызывало, я больше боялся не справиться или как-то выдать, что со мной что-то не так. Двигались мы по правому берегу реки Волга по почтовому Астраханскому тракту. Эта дорога была уже не столь используема, но все же, наезженная в снегу колея была видна. Промежуточными пунктами наших остановок служили казачьи малые крепости Черный Яр и Енотаевская. Из них же, тайша Тагир отсылал наших воинов гонцами к калмыцким владетелям с приглашением собраться всем в Ставке Хана. Такой шаг был немного не по канонам степи, но вполне допускался. Добравшись за четыре дня до Астрахани, но не въезжая в город, мы прямиком направились в Ставку. В принципе, она была кочевой, как и сам калмыцкий народ. Однако, за прошедшие пять лет никуда не передвигалась. И главной причиной тому было болезненное состояние прежнего Хана в последние его годы. Хана звали Дондук-Даши, мой отец.