| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Начало дня было чересчур хорошим, что бы конец стал таким же. Впрочем, даже неудача сыграла нам на руку, и после завершения пари Винцингероде снискал сочувствие у офицеров — каждому известно, что с плохим настроением одержать победу невероятно сложно. Особенно когда всё решается на последних каплях силы воли и важен каждый мельчайший нюанс. Те же бутерброды с сардинами в качестве закуски. При вялом аппетите он, в отличие от Пауля не обращал на них внимания. Да и какой к чертям аппетит, если перед посадкой за стол по его лицу было видно — переживает за случившееся фиаско.
Раздача среди гражданского населения проходила труднее, нежели в Красных казармах и повторить дубль с засвеченной киноплёнкой было решительно невозможно. Не хватало присущей военным дисциплины, и практически отсутствовало упорядочение, столь необходимое при работе с людскими массами. Эти два фактора превратили мероприятие в фарс. Во-первых, желающих получить посылки оказалось на порядок больше, и четыре сотни горожан в какой-то момент почувствовали, что всем не хватит. А во-вторых, полицаи открыли стрельбу, сметая весь пропагандистский эффект в мусорную яму. Хорошо, что почти без жертв обошлось. Пара избитых фашистских осведомителей, отхвативших в первую очередь гуманитарную помощь не в счёт. Обо всём об этом и желании переснять акцию хотя бы в деревне Большево Винцингероде рассказывал Леттову за игрой в шашки, где на доске стояли рюмки с водкой. После третьей партии за стратегией уже никто не следил, а пятая оказалась незавершённой. И даже мои сто рейхсмарок победителю, брошенные на стол для поднятия боевого духа не возымели успеха. Державшийся молодцом всё это время Фёдор Илларионович в какой-то момент опустил веки и задремал. Секунданты зафиксировали последнюю рюмку за Паулем, поставили свои подписи на странице в мемуарах генерала и передали представителям победителя приз. Самого Леттова, мало чем отличавшегося от своего соперника так же приняли под белы рученьки и отвели в мой номер на второй этаж отсыпаться. Зато основная акция по обеспечению продовольствием подпольной организацией 'За Родину' увенчалась успехом. В городе, где прописался голод, банка консервов и кулёк с мукой — лучший стимулятор для работы агентов. К бывшему дому купца Мамедова по улице Радищева, 1 от подземного склада был подведён тоннель, и группа товарища Разумихина, теперь обрела иной статус. С этого дня они переподчинялись начальнику штаба ЛШПД (Ленинградский штаб партизанского движения) Никитину и становились базой материально-технического обеспечения и финансов партизан всего Красногвардейского района.
* * *
В деревянном двухэтажном особняке на четыре квартиры в кабинете доктора исторических наук, расположенной через перегородку от его комнатки Николай Васильевич Разумихин сидел за застеленной газетой старым столом и смотрел, как постепенно темнеет чай в стакане. Трудно поверить, что большую часть сознательной жизни, проработав завхозом на товарной базе ОРСа, а затем кооперативной торговли — дорого импортного чая он не мог себе позволить ни до войны, ни до сегодняшнего дня; а сейчас, когда каждый прожитый час мог стать последним, и шкала ценностей изменилась — решился. Жёлтая жестяная коробка с надписью 'Twinings' была вскрыта. Поёрзав на мягком сидении оттоманки, Разумихин на секунду прикрыл глаза. Нос приятно щекотал аромат апельсиновой цедры с бергамотом. Он помакал, ситечко ещё пару раз, затем вынул и аккуратно положил на блюдце рядом с револьвером. Несмотря на полученный доступ к припасам — привычка экономить, никуда не делась. Пока над стаканом поднималось маленькое облачко пара, Разумихин окинул взглядом свои новые владения. Перенеся сюда всё самое ценное из комнат, он очень надеялся, что когда закончится этот ад, вернувшийся из эвакуации историк, поймёт всё правильно. Шесть стульев, которые он обещал сохранить, недавно уехали на огромном автобусе. Оставались ещё книги, но и их судьба была предрешена. Снаружи, за окном серел хмурый октябрьский вечер и между выставленным на продажу шкафом и полками с книгами царил полумрак. Стеллажи высотой до самого потолка отбрасывали тени от света керосиновой лампы, словно могучие деревья. В дальней части угла кабинета у голландской печки, возле сваленных в кучу мешков с углём всё ещё был открыт замаскированный паркетной доской люк, ведущий в подвальное помещение. Воле него на стене висел латунный подсвечник прошлого века и со стороны письменного стола терялся в тени неестественно вывернутый рожок — ключ к люку. Разумихин зажмурился и ещё раз втянул воздух носом. Пахло английским чаем, кожей новых ботинок, а теперь ещё и противным запашком оружейной смазки с испарениями от угля. Тишину прерывало лишь тиканье маятниковых часов, выменянных сегодня на блошином рынке. Починить неисправный механизм не стоило большого труда, если ты дружишь с пружинами и знаком с механикой. Николай Васильевич был мастером на все руки, он умиротворённо вздохнул, откусил крошечный кусочек рафинада и сделал глоток вкусного чая. В этот момент в дверь постучались. Тук-тук, пауза и снова тук-тук-тук. 'Тоже мне конспирация', — подумал он, соглашаясь с мнением недавно убывшего со стульями 'немца' и подошёл к подсвечнику на стене. В голове всё вертелся пароль: 'У вас ещё продаётся платяной шкаф?' и отзыв — 'Нет, остались только стулья'.
— И что теперь делать? Стульев то нет? — спросил он в пустоту, словно подсвечник мог услышать его.
Рожок принял вертикальное положение, в стене что-то щёлкнуло и люк плавно опустился не оставляя мельчайшего зазора в полу.
Вошедший в дом дворник-татарин сухо поздоровался и поинтересовался, зачем приезжали немцы. Беседовали мужчины недолго, и уже через четверть часа Разумихин придерживал лестницу, а дворник прибивал вывеску над крыльцом. Выполняя распоряжение товарища 'немца' из Ленинграда отныне в трёх комнатах дома расположилась контора розничной закупки и продажи колониальных товаров 'Маркен Тендерай', а Николай Васильевич принял должность кладовщика, завхоза и сторожа в одном лице.
* * *
Официантка Викки, прикрываясь ворохом одежды, выскочила из комнаты с туфлями в руке.
— Пауль! Просыпайтесь, — присланный из штаба лейтенант Альберт Венк пытался растормошить Леттова. — Открой глаза, чёрт бы тебя прибрал! Генерал шкуру с тебя спустит.
— Не трясите его так, — дал я совет с порога. — Просто смочите полотенце водой и положите на лицо. Он сразу проснётся.
Лейтенант недоверчиво посмотрел на меня, но советом воспользовался. Взяв из моих рук полотенце с чайником, он наложил влажный компресс.
— А теперь всыпьте этот порошок в стакан с водой и хорошенько перемешайте...
В комнате запахло лимоном.
— ...Дайте ему выпить. Мой дед любил повторять по утрам: 'Кто не знает вкуса шнапса, тот не знает настоящего вкуса воды'.
Пауль приходил в себя прямо на глазах. Взгляд приобретал осмысленность и к завершению питья он смог сесть на кровати.
— Никогда не мешайте водку с коньяком, — пробормотал Леттов. — Даже если нужно уважить друзей. Как там Курт, герр доктор?
— В отличие от вас уже час как на ногах, — ответил я.
— По приглашению оберст-лейтенанта Ханнеса Траутлофта Рассель уже умчался на аэродром, — дополнил Венк. — Собирается запечатлеть для истории асов 'Грюнхерц'. Всё твердил про новый сюжет. Говорят, гауптмана Рейнхарда Зейлера представили к Рыцарскому кресту.
— Это кто? — не смог с ходу сообразить Леттов.
— Не помните, кого приглашали? — с иронией спросил я. — Вы должны были его заметить, он сидел слева от Курта за соседним столиком и совершенно не являлся абстинентом. Вместе с весельчаком фон Бюловом они так активно подбадривали 'спортсменов', что таких речёвок я даже на финале кубка Виктории не слышал, когда 'Шальке-04' разгромил Венскую 'Адмиру' .
— Я слушал эту трансляцию по радио, — вставил свои пять пфеннигов Венк.
Игнорируя протянутую руку сослуживца, Пауль неудачно попытался встать.
— Гром и молнии! Курт же в конце вчера имени своего произнести не мог и что теперь? А если он напросится полетать? Вы знаете, что он снимал самого Франца фон Верра и тот научил его управлять аэропланом? Мне срочно нужно его увидеть, а то этот чёрт с клюкой действительно выполнит угрозу.
Стоявший у кровати лейтенант гаденько усмехнулся. Он встретился с Расселом рано утром, когда тот садился в автобус. Если бы не наделавшее шума 'спортивное состязание', в жизнь не заподозрил бы кинооператора в чрезмерном возлиянии накануне. Проигравший пари Курт, в отличие от Пауля выглядел как огурчик. Был бодр, свеж, гладко выбрит и что любопытно, без всякого присутствия перегара. Леттов же мог сравниться с огурцом, если только цветом лица и осознание этого факта в купе с угрозой генерала вызвало у Венка ухмылку. Он явно представил себе, как Георг Линдеман, словно нашкодившего школьника охаживает адъютанта тростью. Лицемерие, как известно, свойственно всем людям и является важной вещью в их социальном взаимодействии. Его неприязнь к обер-лейтенанту не выпячивалась наружу, но и особо не скрывалась. Как мне показалось, тому виной, скорее всего, стали внеочередные дежурства и капелька зависти. Кому понравится нести службу за себя и того парня и кому не захочется поменяться местами с тем, кого все любят, от женщин отбоя нет и кому многое прощается?
— По моему наблюдению, — подал голос лейтенант — ваш друг в прекрасной форме и твёрдом уме. Сомневаюсь, что он полезет в мессершмитт.
— Не ровняй по себе, Альберт, — презрительно произнёс Леттов. — Курт рисковый парень и отчаянно смел. Если он поставил перед собой задачу, то пойдёт до конца и вряд ли его кто-то остановит.
— Закончили! В шкафчике, — указав рукой на предмет мебели — в бумажном пакете мой халат, полотенца и шампунь. Пауль, встаёте с койки и с ними топаете в душевую. Я бы прописал получасовой душ Шарко, но там, на верёвке к потолку прикреплена лишь большая садовая лейка. В неё вошло ведро кипятка. Извини, но действующего префурниума тут нет. Если поторопиться, вода не успеет остыть.
Долго уговаривать Леттова не пришлось. Сграбастав в охапку пакет, в кальсонах и нательной рубахе он босиком отравился по коридору, где умудрился поскользнуться. Не выбирая выражений, Леттов проклял разлившего воду солдата. Проклятие подействовало странно: спустя секунду он вновь растянуться на полу.
— Какой же Пауль бабник и свинья, — присаживаясь на край стула, на котором висел мундир, пробормотал Венк.
— Лейтенант, — потрудитесь объяснить, потребовал я.
— Я третьи сутки подряд сплю по пять с половиной часов, — со вздохом обречённого произнёс он. — И как мне кажется, этот и следующий день не станут исключением. Вы слышали про музейного фотографа Геринга?
— Тот, что погиб по дороге в Смоленск?
— Он самый. Только герр Гурлитт ехал в штабной машине с офицерами так сказать 'связи' отнюдь не в Смоленск и отвечал за его безопасность застрелившийся оберштурмфюрер. Завтра с инспекцией прилетает Франц Вальтер Шталкер.
— Я уже догадался, кому поручат встречать шишку из СД. Сочувствую вам.
— Бросьте. Сочувствие, это последнее о чём я мечтаю. Леттов похвастался, что выбил из вас открытие офицерского клуба. Это правда?
— Можно сказать и так.
— Хоть одна хорошая новость. Впрочем, генералу уже доложили, и он дал распоряжение оказать максимальное содействие.
— Когда только успели?
— О-о, хорошие новости докладываются незамедлительно. Это с плохими известиями — не спешат. А вообще, все только рады, что сюда прибудут швейцарские врачи.
— Вы и об том в курсе?
— В госпитале женщин раз-два и обчёлся, а Леттов...
— Растрепал о симпатичных медсёстрах? — продолжил мысль за лейтенанта, многозначительно посмотрев на стоящую у пустого графина групповую фотографию выпускников 41 года Фрибурга. — Скажите, есть ли что-нибудь, что осталось в тайне?
На риторический вопрос Венк пожал плечами.
— Насколько мне известно, — стал уточнять он — сегодня вы собирались инспектировать госпиталь?
Мне оставалось лишь театрально вздохнуть и, подойдя к столику взять фотокарточку в руки, где на фоне университета меня окружали прекрасные девушки.
— Всего лишь присмотреть здание для миссии. Инспекцией пусть займутся другие, хватит. Ума не могу приложить, с чего начать. Вам не кажется, что положение дел, когда одни вкалывают в поте лица, а другие в это время решают свои дела и в ус не дуют немного не справедливо?
— Более чем, но ведь ещё остаётся служебный долг. Нам воевать, а вам лечить нас.
— Да, вы правы, долг... у врача, как писано в манускриптах есть три средства борьбы с болезнью и их желательно применять в комфортной среде. Не могу же я отправить девочек в неотапливаемое помещение без водопровода, как эта гостиница.
— Вообще-то, все подходящие для нужд армии помещения уже осмотрены особыми службами и составлен список. Именно из-за него я здесь. Каталог инвентаризации в единственном экземпляре и если вас не затруднит, ознакомьтесь сейчас.
Лейтенант протянул мне толстую папку на тесёмках с полусотней машинописных листов, а я в ответ фотографию.
— Вы сделали мой день чуточку радостней, Альберт, — произнёс я, развязывая узелок. — Сэкономили уйму времени и доказали, что на вас моно положиться. Это будет отражено в рапорте, и как я помню, Георг не берёт к себе кого попало за стол. Вне всяких сомнений вы из хорошей семьи, получили достойное образование и придерживаетесь старых традиций. Тут у вас с Леттовым паритет, но во взглядах на один предмет, вы кое в чём отличаетесь. Я бы на вашем месте присмотрелся к одной девушке.
Лейтенант перевёл взгляд с фотокарточки на меня.
— С правой стороны с краю, — подсказал я. — Изольда, единственная внучка у дедушки. Умница, спортсменка, разгоняет свой 930-й 'Хорьх' до ста семидесяти и просто красавица. С приданным двадцать миллионов швейцарских франков.
Венк тут же впился глазами в пухленькое личико мило улыбающейся девушки. Фотография была чёткой, передающая все детали и нюансы, а так же обтягивающий полненькую фигуру белый передник, не сумевший скрыть сдвоенный крупный калибр под платьем.
— Вы присмотрите за ней тут, — жёстко сказал я. — Это не просьба. Она хорошая девочка, до сих пор играет с куклами и обожает старую пони Герду. Я смертельно огорчусь, если невинный цветочек сорвут. Пока что я напишу её адрес, а там всё в ваших руках.
— Изольда Эрлах? Замок Шпиц (Schloss Spies)? — прочитал вслух Венк.
— Дам совет: глупцы полны оптимизма и решительности, а умные полны сомнений и неуверенности в своих силах, но иногда нужно совершить глупость.
— Красивая, — еле слышно проговорил Венк.
— Вся в мать, очень любит пирожные, но и от деревенских шпицбубенов не откажется. Родители Изольды погибли в горах, лавина. Они совершали восхождение на Эйгер, по Северной стене . Кстати, упросите Расселя, чтобы он сфотографировал вас. К примеру, на фоне солидного орудия с саблей. Ну, вы поняли, с намёком. Он умеет выбрать выгодный ракурс.
Лейтенант подался румянцу и кивнул, а я пролистал несколько листов, пока не остановился на нужном мне здании.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
