Вся страна так переплелась, что напоминает рыболовную сеть, опутавшую всю нашу жизнь. Потяни за одну клеточку и поползёт все по швам. С той раковой опухолью, которая разъедает нас, можно бороться только всем обществом. Включить четвертую власть и не давать никому обижать её. Это наши хунвейбины, которые могут открыть огонь по штабам.

Наполеон начал с обстрела батарей Тулона и стал императором Великой империи. Журналисты открывают огонь по штабам — то есть по коррупционерам всех рангов и народ сметает их. По-другому нельзя. Нужно только вовремя останавливать народ, потому что наша страна — это увеличенная модель Таджикистана. Не верите? Попробуйте, сравните, отбросив национальность людей. Один к одному.

Завтра буду давать команду на обстрел штабов. Тяжко, а что поделаешь? Революция есть революция и придут новые маршалы, министры, Эйнштейны с Резерфордами. Нужно пробудить народную стихию и пустить её в нужное русло. Русский народ не реализовал себя и наполовину.

Трудно быть верховным лицом. Каждый шаг вверх отделяет тебя от близких людей. Нет друзей. Осталась одна семья и та находится в вакууме, потому что ей нельзя никоим образом компрометировать мою личность и нужно быть верной опорой. Вот все другие тоже семейно приватизировали страну.

— Папуля, — прервал мои размышления голос дочери, — ты посмотри сюда. До последнего нолика осталось всего десять часов.

И она подала мне листок с расчётами. Я посмотрел на часы и увидел, что все цифры в нижнем табло стали ноликами. Но почему же так быстро. Прошло всего пять лет с того времени, как я надел эти часы, а они уже оттикали своё. Это что, моя жизнь заканчивается? Тот мужик предупреждал, что активная жизнь будет быстрее отсчитывать отпущенное для меня время. Как же так? Я ещё не сделал и трети того, что хотел. Мне бы ещё три или четыре срока, и я бы всё успел, всё сделал и был бы спасителем отечества, которому ставили памятники в каждом городе, в каждом посёлке, в каждой деревне, на каждом возвышенном месте.

Что делать? Ведь не пойду же я к корреспондентам и не буду объяснять им, что у меня часы фирмы "Фатумхроно" и что они отсчитали для меня всё и что я уже должен назначить комиссию по своим похоронам и прописать весь порядок похорон.

Посмотрел на жену и увидел выражение её лица, такое же, каким оно и в магазине часов.

Я вызвал охрану и приказал организовать чартерный вылет без помпы в тот город, в котором я стал губернатором.

Через час мы были уже в воздухе. Три часа полёта и вот уже на простой "Волге" мы ехали в центр города, где возле часовенки в уголке был часовой магазин.

Часовой магазин был там же, но вывеска его покосилась и дверь, судя по всему, давно не открывалась.

Я дёрнул дверь, и она с трудом открылась. В пустом и полутёмном зале у стола со старинной кассой сидел господин Велесов и читал газету.

— Здравствуйте, господин первое лицо во власти, — заговорил он, вскочив со стула и приближаясь ко мне, — а в газетах совершенно ничего не пишут о том, что вы прибудете с визитом в наш город.

— Я персонально к вам, — остановил я его словесный поток, — нужно посоветоваться.

— Весь во внимании, — согнулся в поклоне Велесов.

— Я хочу расторгнуть договор, — сказал я.

— Но как же так? — сказал хозяин магазина. — Вы в самом зените славы и на пороге таких огромных свершений, что если реализуете хотя бы десять процентов из того, что вы задумали, то памятники вам будут установлены на всех свободных местах в каждом населённом пункте нашей страны.

— Найдётся другой исполнитель, — сказал я, — а сейчас я хочу расторгнуть договор.

— А вы представляете последствия того, что будет после расторжения контракта? — спросил часовщик.

— Представляю, — сказал я.

— И вас даже не страшит то, что у вас осталось четыре часа вашей славной жизни и что вы к этому времени не будете первым лицом во власти? — спросил он.

— Не страшит, — твёрдо сказал я.

— Ну, что же, — сказал Велесов, — вот ваш договор и я сжигаю его на ваших глазах. — Он щёлкнул зажигалкой и лист бумаги вспыхнул ярким огнём. — Давайте вашу руку, — и он ключом открыл браслет. — Вот ваши часы. Прощайте.

Мы вышли из магазина и зашли в часовенку. Там было тихо и уютно. Мы купили и поставили две свечки перед образом Святого Николая Угодника и вышли на улицу.

Там, где только что был часовой магазин, уже висела вывеска магазина фирменных джинсов и не было никакой охраны вокруг.

— Ну что, пойдём домой? — спросил я жену, мельком взглянув на часы. Была половина восьмого вечера.

— Пойдём, — согласилась она, — что-то устала я сегодня.

Термидор 1920 года

Глава из учебника истории Российской Республики

Рекомендована для постановки в театрах и экранизации на киностудиях Москвы, Санкт-Петербурга и в генерал-губернаторствах.

Утверждена Директорией и Синодом Русской Православной Церкви октября 23 от Рождества Христова 2020 года

Действующие лица:

1. Колчак Александр Васильевич — Верховный правитель России.

2. Гучков Александр Иванович — один из деятелей белого движения, бывший председатель 3-й Государственной думы, бывший военный и морской министр Временного правительства в 1917 году, участник приёма манифеста об отречении Николая II от престола.

3. Шульгин Василий Витальевич — один из лидеров фракции националистов 4-й Государственной думы, член Прогрессивного блока думских фракций, участник приёма манифеста об отречении Николая II от престола.

4. Деникин Антон Иванович — генерал лейтенант Генштаба, главнокомандующий Вооружёнными силами юга России.

5. Врангель Пётр Николаевич — генерал-лейтенант, командующий Кавказской Добровольческой армией.

6. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич — бывший Председатель Совета народных комиссаров Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР).

7. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович — бывший народный комиссар по делам национальностей РСФСР.

8. Дзержинский Феликс Эдмундович — бывший председатель Всероссийской Чрезвычайной комиссии РСФСР.

9. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович — бывший народный комиссар по военным и морским делам, председатель Революционного военного совета РСФСР.

Часть 1

Москва. Красная площадь. 24 июля 1920 года.

На площадь на белом коне въезжает Верховный правитель России адмирал Александр Васильевич Колчак. За ним знаменосцы несут трёхцветный российский флаг. Юные кадеты-барабанщики открывают парад войск.

Адмирал останавливается около группы генералов, стоящих по центру площади у Кремлёвской стены и на коне принимает парад войск.

Небольшой ветерок развевает разноцветные знамёна полков Белой гвардии. Под звуки "Славься" Глинки проходят прославленные полки: Корниловский, Марковский, Дроздовский. Сводные полки Восточного фронта, Юга России, Северной группы войск.

Рысью прошла сводная конная бригада из представителей российского казачества. Красные, жёлтые, синие лампасы, пики со значками, бороды, лохматые папахи.

За казаками на площадь вкатился бронеотряд, составленный из российских и иностранных броневых автомобилей, принимавших участие в боях за Москву.

Одновременно с ними над Красной площадью величаво пролетели четыре четырёхмоторных самолёта "Илья Муромец".

Войска прошли. Площадь опустела. Раздаётся барабанная дробь. Под звуки барабанов на площадь выходят георгиевские кавалеры. В руках они несут опущенные знамёна частей Красной Армии, разбитых в последних боях. Дойдя до группы генералов, "знаменосцы" чётко повернулись и бросили знамёна к ногам лошади адмирала. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону, но была удержана адъютантом.

Толпы нарядно одетых людей приветствуют победителей. Офицеры и солдаты ходят с цветами, просунутыми под погоны.

Перед Спасскими воротами группу генералов и гражданских лиц, следующих вместе с адмиралом Колчаком, встречает группа иностранных корреспондентов с фотоаппаратами и блокнотами в руках.

Журналист: "Крисчен сайенс монитор", господин адмирал, можно ли вашу войну сравнить с войной белой и алой розы в Англии.

Адмирал Колчак: Удачное сравнение, но наша война не ставила целью завоевания престола. Это была война за будущее России.

Журналист: "Таймс", господин адмирал, это значит, что Россия не будет монархией?

Адмирал Колчак: Да, это значит, что Россия будет Республикой. Монархия доказала свою несостоятельность. Либеральная монархия всегда хуже деспотии. Безумный деспот — беда для государства. Демократия ещё хуже, но она позволяет более гибко реагировать на нужды государства.

Журналист: "Нихон кейдзай", господин адмирал, будет ли Россия отдавать долги по военным займам странам Антанты.

Адмирал Колчак: Россия будет отдавать долги, как бы это ни было трудно. Но мы предполагаем, что возвращение долгов будет происходить путём участия кредиторов в экономических проектах России. Это будет взаимовыгодно. Мы обеспечим постоянный доход нашим кредиторам в период восстановления разрушенной экономики.

Благодарю, господа, за интерес к России, всегда к вашим услугам.

Адмирал со свитой, откланявшись, уходят.

Один из журналистов: Красиво говорит адмирал, но кажется мне, что Россию не переделать никакими войнами и революциями.

Другой журналист: Ты прав, русских можно согнуть, но даже в согнутом виде, они будут делать то, что нравится только им. Русские все равно разогнутся и выгонят тех, кто их сгибал и только для того, чтобы делать все так, как им нравится, а не так, как делается во всём мире. Странная страна.

Георгиевский зал Кремля. 24 июля 1920 года. 2 часа пополудни.

В зал входят в парадной форме с эполетами адмирал Александр Васильевич Колчак, генералы Антон Иванович Деникин, Пётр Николаевич Врангель и двое гражданских лиц — Василий Витальевич Шульгин и Александр Иванович Гучков.

На улице сводный военный оркестр играет бравурные марши.

По жесту адмирала собравшиеся сели за прямоугольный стол. Во главе стола адмирал Колчак.

Адмирал Колчак: Ещё раз поздравляю, господа, со славной победой. Праздник праздником, но нам нужно заниматься текущими делами. Так получилось, что формой правления России станет опробованная новейшей историей Директория. Сегодня мною будет подписан Указ о создании Директории в том составе, который собрался здесь. Директория будет руководить Россией до созыва Учредительного Собрания. Оно и определит дальнейшую судьбу России. Прошу высказываться, господа. Я бы хотел первое слово предоставить Гучкову Александру Ивановичу, как самому старшему из нас, бывшему председателю парламента России, человеку, чья значимость в преобразовании России просто неоценима. Прошу Вас, Александр Иванович.

Гучков А.И.: Ваше Высокопревосходительство! Ваши Превосходительства! Господа! Не нравится мне это слово — Директория. И думаю, Александру Васильевичу оно тоже не нравится. Вспомните, как он поступил с Сибирской Директорией в ноябре 1918 года. (Оживление и улыбки присутствующих). В истории одно и то же действие повторяется дважды. Неровен час, и Александр Васильевич скажет: достаточно демократии, господа, в России нужна твёрдая рука, единолично решающая все самые важные вопросы. И Его Высокопревосходительство станет Его Величеством. Считайте это просто шуткой, чтобы перейти к более серьёзным вопросам, но не забывайте и русскую присказку: сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок.

Адмирал Колчак: Ну, что Вы, Александр Иванович, с 1918 года произошло очень много событий, были конфликты и между нами, (полупоклон в сторону генералов Деникина и Врангеля), но главное в том, что мы нашли основу русской идеи, с помощью которой и победили в кровавой схватке с большевистской идеологией, опутавшей немалую часть населения России. И вы все прекрасно понимаете, что диктатура и самодержавие Россией уже пройдены, и к этому не будет возврата при том демократическом строе, который предложит Учредительное собрание.

Шульгин В.В.: Извините, господа, что и я становлюсь участником дискуссии, прервавшей выступление уважаемого нами Александра Ивановича, но это в целом нормальная практика нашего парламентаризма при обсуждении какого-либо важного вопроса уходить в сторону, или уводить в сторону обсуждение Указа, ради которого мы сегодня и собрались. Я прошу все же послушать господина Гучкова. Попутно замечу, что Учредительное собрание может быть непредсказуемым, если выборы депутатов будут происходить по тем нормам, которые приняты в истинно демократических странах. Но этот вопрос мы обязательно обсудим на последующих заседаниях.

Гучков А.И.: Приношу свои извинения, господа, за реплику, которая чуть не увела нас от обсуждения основного вопроса. Вы прекрасно помните мои политические взгляды времён 1917-1918 годов: единая и неделимая империя, определённая автономия для Финляндии и возможность создания культурной автономии для отдельных народов России. Скажу с изрядной долей самокритики, что такая позиция шла вразрез с интересами большинства населения Российской империи. Призывала к возврату того старого, против чего выступали самые прогрессивные люди в стране и чего ради разгорелась и гражданская война. С такими же взглядами был и, вероятно, остался и Антон Иванович Деникин, выступавший за защиту православной веры, экономическую реформу с учётом интересов классов и созыв Учредительного собрания. Намного дальше нас пошли Пётр Николаевич Врангель с его идеями широкой федерации и земельной реформы в России, и сам Александр Васильевич Колчак с идеями Учредительного собрания, установления законности и правопорядка, осуществления великих идей свободы, провозглашённых по всему миру.

1918 и 1919 годы показали, насколько мы проигрывали большевикам в определении будущего России, отталкивая от себя народ и образованные слои населения стремлением вернуться к прежним порядкам и власти, показывая их преимущества на стоимости в копейках ведра водки, фунта колбасы и булки хлеба.

Мы выиграли только потому, что обеспечили единое руководство вооружёнными силами России, поддержку населением нашей новой программы об отмене империи, предоставлении каждому народу права определять свою судьбу в рамках своего государства, обещании прав автономии народам России, передачи земли в руки тех, кто её обрабатывает, акционирования промышленных предприятий и превращения рабочих в акционеров, отмены сословных привилегий, равенства всех граждан перед законом, предоставления всем гражданами равных прав и возможностей в получении образования, работы и богатстве.

Да, мы использовали заключённый большевиками Брестский мир, отторгнувший от Российской империи Прибалтийские земли, Малороссию, царство Польское. Мы предоставили свободу выбора Туркестану и Закавказью, оказывая им помощь в осуществлении государственности, обеспечив поддержку ими нашего движения и сосредоточив усилия внутри России. Мы были большими интернационалистами, нежели сами большевики. Мы не развязывали белого террора против большевиков. Попытки террора были, но они были пресечены и виновные строго наказаны, пострадавшим были принесены извинения и компенсации, что значительно подняло авторитет белого движения.