Блеск обмана (главы 1-13)

— Лады, как скажешь. Вообще-то, я о другом хотел поговорить.

— Само собой. И о чём же?

— Нил, как обстоят дела в Гвардии? Ты не замечал ничего... подозрительного? Особенно, с момента моего последнего задания.

— Всё как обычно, — пробубнил детектив, с подозрением заглядывая в слишком быстро опустевшую кружку. — Младший персонал вкалывает, детективы думают, агенты бесчинствуют.

Он задумчиво повертел пальцем бирдекель, ожидая, пока бармен нальёт ему ещё пинту.

— А если серьёзно, наделал ты шума, парень. Когда ты не вышел на связь, шеф всех на уши поднял.

Я выгнул бровь.

— Серьёзно? Не знал, что он такой заботливый.

— Брось, Виктор, ты же прекрасно понимаешь, почему. Как сотрудник, ты ценное приобретение Гвардии, но для кого-то наверху — не более чем заноза в заднице. Они считают, что слишком много хлопот может быть, если агент вроде тебя выйдет из-под контроля.

— Забавно.

— Что именно?

— Мне, наоборот, показалось, что недостатка в контроле не было. Слушай, Нил, что бы ты подумал, если б дело разрешилось неожиданно просто? Смотри: сразу после прибытия на место кто-то поработал над моей памятью ровно с того дня, как я стал Следом. Прежде такого не случалось, а воспоминания восстановились спустя пару дней. Полагаю, это была отсрочка, чтобы этот кто-то успел что-то сделать. Затем один из инициаторов запуска "Инквизитора" сам выходит на меня и, фактически, предоставляет всё необходимое для того, чтобы его остановить. Всё было даже слишком просто. Более того, кто-то вбрасывает в тот мир информацию о Следах Нарады. В мир, где только-только узнали, как пользоваться магией, а!

Нил хмыкнул. Допив своё пиво, я отставил кружку и повернулся к детективу.

— Что скажешь?

— Что это очень и очень дурно пахнет. Я не буду спрашивать, почему ты не поинтересовался у шефа — очевидно, на то были причины. Тем более, что мне эти причины известны — представитель Воинства торчит у него с самого утра. Я трижды заходил к шефу, и каждый раз девчонка пыталась скрыть своё присутствие.

— Да. Но не слишком старается. Она хочет, чтобы мы знали, что у них какие-то дела с Гвардией, однако не хочет, чтобы знали, какие именно.

— Верно, — согласился Нил. — И из всего этого я сейчас сделал вывод, что ты подозреваешь руководство. Иначе зачем опасаться какого-то ангела среднего пошиба?

— Я пока никого не подозреваю. Это значило бы подстраивать факты под предположения. А ты меня не этому учил.

Нил удовлетворённо кивнул.

— Что могу сказать? Все, что у тебя сейчас есть — последствия, а нужно понять причины. Есть какие-то идеи насчёт потери памяти?

— Есть, — я соединил кончики пальцев и уткнулся в них губами. — Во-первых, воздействие непосредственно при переходе исключаем сразу — в минус-материи, заполняющей пространство между мирами, ничто не может существовать достаточно долго, чтобы дождаться там нужного момента. Во-вторых, точка, где я открою дверь в другом мире, заранее никому кроме меня не известна. Остаётся только сам момент открытия двери. Здесь, в Абсурдуме.

— Вот тебе и первый шаг — найди того, кто мог влезть тебе в голову. А я пока подключу своих информаторов. Хоть доступ агентов к закрытой информации на уровень выше моего, на твоём месте я бы не стал на это надеяться. Лучше воспользоваться старыми проверенными способами.

— Разговорами на улице?

— Зачастую в них звучит больше правды. Лучше бы тебе поторопиться, Виктор. Загадки имеют обыкновение со временем запутываться всё больше. По мере того, как исчезают свидетели и улики. А ты и так уже потерял несколько дней, — он вздохнул и покачал головой. — И по засосу на шее догадываюсь, на что.

— А, смешная история. У меня в шкафу что-то завелось. Не то юрэй, не то онрё...

Нил поперхнулся пивом.

— ...не шибко в них разбираюсь. Я назвал её "Садако".

— Садако?

— Это из одной книги. В общем, она повадилась высовываться по ночам из шкафа, руки тянула... Ну, как это у них принято, — я расправил затёкшие плечи. — Что мне было делать? Подкараулил и вытащил.

— Только не говори, что... Ох! — Эверетт закатил глаза и покачал головой. — Господь всемогущий, это же мерзко!

— Да не, нормально.

— Юрэи питаются дурными снами. Они тысячелетиями учились мимикрировать под призраков, веками совершенствовались в насылании страхов, но... Виктор... Ох!

— Что?! Может, это мой способ справиться со страхом?

Нил сделал большой глоток и глухо проговорил:

— Хреново быть твоим страхом.

Он задумался о чём-то, уставившись в одну точку и беззвучно шевеля губами, а затем нахмурился и повернулся ко мне.

— Когда, говоришь, она появилась?

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Нил, воспоминания — они же вроде снов, да? — спросил я, уже зная ответ.

И, сорвавшись с места, пулей вылетел из паба.

Глава 9

В доме было темно, только с кухни тянулась бледная полоска света от открытого холодильника. Неслышно прикрыв входную дверь, я разулся, на цыпочках прокрался через прихожую — мимо лестницы на второй этаж (половица на уровне третьей ступеньки слегка скрипнула под ногой), перевёл дыхание, прижавшись спиной к стене, прислушался к звукам обыскиваемого холодильника и, наконец, шагнул в дверной проход и зажёг свет.

Пойманная на месте преступления Лючия даже не вздрогнула. Она просто обернулась, держа в зубах сложенный "уголком" блинчик и показала на пустую банку из-под варенья.

— Ефо ефь? — промычала она, пытаясь одновременно и говорить, и жевать.

— Садако видела? — спросил я и, даже не подождав ответа, бросился рыскать по всему дому.

— Эфо фу юэй? — крикнула с кухни Лючия — судя по всему, она снова жевала.

— Да я без понятия.

— Виктор, как можно быть таким... — она громко прихлебнула, наверняка, опять из моей кружки. — ...таким невнимательным? Юрэй можно отличить по погребальному венцу.

Мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить нечто подобное. В конце концов "венец" нашёлся под кроватью.

— Такая треугольная штука на ленточке, которая надевается на голову? Хм. Я думал, это что-то вроде диадемы, для красоты.

— То есть ты знал, и ничего не предпринял?! — возмущённо воскликнула Лючия. — Если бы кое-кто получше следил за домом, в нём не заводилась бы всякая дрянь!

Я вернулся на кухню, отобрал у неё кружку и закрыл холодильник.

— Полностью с тобой согласен! Тебе следует работать усерднее!

Демоница надула губы и, скрестив на груди руки, сообщила:

— Она разгуливала по дому в твоей футболке. Брать чужие вещи — неслыханная наглость для кинари её... образа жизни. Я забрала у неё одежду и выставила за дверь.

— Но ты же вернула Садако её платье? — в моём голосе прозвучала слабая надежда.

Лючия сурово отрезала:

— Нет. Пусть забирается в другой дом и ищет себе шмотки там.

Мне всегда было интересно, она только делает вид или действительно не понимает, что к чему? Нет, я, правда, не знаю, чем им так нравится эта старая майка, но ведь нетрудно догадаться, почему одна из моих футболок зовётся "дежурной" и имеет, эм... характерную растянутость в области груди.

Проклятье! Где теперь искать эту девицу?

Заметив выражение моего лица, Лючия стала бочком пробираться мимо, одновременно изображая одну из особенных женских эмоций, что-то вроде: "я, наверное, сделала что-то не так, но не буду показывать, что догадалась об этом, и лучше прикинусь валенком". Так выглядит кот, которого застукали посреди стола со связкой сосисок в зубах: он искренне надеется, что в этот момент обнаружил у себя суперсилы и стал невидимым, и поэтому осторожно пробирается к краю стола продолжая тянуть за собой длинный сосисочный поезд.

— Что-то не так? — осторожно спросила она.

— Нет, — ответил я, думая о том, что потерял единственную зацепку. Вся надежда теперь оставалась на информаторов Нила. — Иди в гостиную, я приготовлю поесть.

— Я помогу! — спохватилась Лючия. Она, определённо, почувствовала, что сделала то, чего делать не стоило, и теперь пыталась загладить вину. И это учитывая, что слово "катастрофически" должно было быть придумано в связи с неумением Лючии сделать что-либо съестное. Однако она упорно продолжала верить в свои силы, поэтому каждый раз приходилось идти на хитрость.

— Женщине не место на кухне, — я перекинул её через плечо и отнёс в гостиную. — Жди здесь. Ты же не съела всё подчистую?

Она деловито кивнула и добавила мне вслед:

— Я оставила сливки. И купила свинину. У тебя там есть грибы и остатки белого.

— Ладно, — смягчился я. — Намёк понят.

Лючия — мой куратор. Мы знакомы с самого первого дня, как я был доставлен в Абсурдум; с тех пор она присматривает, чтобы я не вляпался во что-то опасное, и помогает выбраться, если это всё-таки случилось. Она ходит ко мне, как к себе домой, у Лючии здесь даже есть своё полотенце для ванной и зубная щётка. Но если быть честным, мне до сих пор не известно, где, кем и на кого она работает. Все попытки выяснить у неё хоть что-то натыкались на бесконечные умалчивания и недомолвки.

Дикая, ужасная мысль вдруг посетила меня.

А можно ли ей доверять?

* * *

— Я нае-елась! — пропела демоница, потянувшись и похлопав себя по животу. — Ты, Виктор, хоть и болван болваном, но готовишь, надо признать, отменно.

Я собрал посуду со стола и сложил всё в посудомоечную машину. Бледно-голубые иероглифы на панели управления отобразили текущий режим, и магия, превращённая в мирах Оси в технологию, принялась отмывать тарелки, начищать ножи с вилками и возвращать кристальный блеск фужерам.

— Разумеется. На кухне я прекрасен и величественен, как юный бог!

— Ой, сам себя не похвалишь — никто не похвалит, — подколола Лючия.

Некоторое время мы молчали. Слышно было, как за окнами крепчает ветер. Послезавтра — начало сезона дождей, и Абсурдум, расположенный в самом сердце экваториального архипелага, накроют затяжные, тяжёлые тропические ливни. Они будут хлестать до самого начала зимы, и на это время специальные защитные сигилы поднимут вокруг города изумрудно-зелёные извивающиеся ленты, служащие защитой от ураганного ветра и огромных волн беснующегося в штормах Бесконечного моря. Пляжи опустеют, пёстрая толпа укроется разноцветными зонтами и будет перебегать от навеса к навесу. Сетовать на погоду здесь не принято, её просто принимают как есть и стараются выжать из этого максимум удовольствия.

— Так зачем тебе понадобилась та юрэй? — спросила Лючия.

— Важный свидетель. Не бери в голову. Просто теперь расследование займёт чуть больше времени.

— Расследование? — недоверчиво протянула она. — Разве агенты занимаются такими вещами? Я думала, вы приходите, устраиваете погром... то есть устраняете угрозу и сматываетесь, пока никто не предъявил счёт за причинённый ущерб.

— Ха, так и есть! Но это другое. Нил попросил помочь с одним делом, — зачем-то соврал я. Зная, конечно, что если кто-нибудь вдруг захочет уточнить у Эверетта, он, ничуть не сомневаясь, прикроет меня.

— А, ясно, — Лючия снова потянулась и встала из-за стола. — Ладно, Виктор, мне пора, завтра много дел. Кстати, ты надолго?

Я покачал головой.

— Нет, утром ухожу. Зато потом Квинт обещал мне две недели отпуска.

— Что поделать? — сказала она, разводя руками. — Придётся мне изменить свои планы.

Лючия давала понять, что собирается идти за мной. Она и раньше так делала, но сейчас будто о чём-то догадывалась. Или нет, не догадывалась — знала. Возможно, тихо подсказала какая-то часть меня, будет лучше присмотреть за ней. Однако "присмотреть" не значило "заботиться". Скорее, "не выпускать из виду".

Почему я стал так осторожен с Лючией? Разве она не заменила мне семью? Разве она не была рядом все эти два года? Разве она не поддерживала меня?

Знал ли я тогда, какой отраве позволил проникнуть в сердце? Или это всегда было частью меня? Тот странный человек, назвавшийся другим Следом — Макс -сказал, что я должен вернуться к началу, но что стало началом?

* * *

— А отвечать пойдёт... — Лабрадорский обвёл хищным взглядом притихшую аудиторию. Найдя жертву, он облизнулся и расплылся в насмешливой ухмылке. — Те-есла!

Аудитория вздохнула с облегчением. Я нехотя поднялся с места и спустился между оживших рядов к доске. Кто-то осторожно подмигнул мне — все понимали, что расправа над вызванным студентом неизбежна, а уж расправу над теми, кто выбирал направление и факультет ткнув пальцем в список, профессор Лабрадорский считал своим священным долгом.

— Ну, Тесла? И долго мы будем вас ждать? — проговорил он, словно подкрадываться начал.

Я покрутил мел между пальцев и вытянул руку, изображая, будто вот-вот начну решать задачу. Но остановить цепную реакцию не смог бы уже никто.

— Феномена-ально! — протянул Лабрадорский. Он произносил своё любимое слово с той же интонацией, как жена, уличившая мужа в измене, произносит: "Совещание, значит!".

Мне оставалось только кивнуть. Открыто спорить с деканом было бы не лучшей идеей в моём положении. К счастью, профессор не понимал, когда ему отвечают серьёзно, а когда — подкалывают.

— Меня удивляет, Тесла, — продолжал он, — как вы умудрились проучиться целый курс? Я искренне надеюсь, что студенты с... ваш-шим уровнем отсеются после... хо-хо! первого курса. Как можно жить с такой фамилией и... незнанием основ физики? Расскажите-ка нам.

— Не знаю, — скромно пожал плечами я. — Мой сербский пра-прадед не жаловался.

— О, вот как... Тогда, может быть, нам стоит спросить у вашего... пра-прадеда? Или у всех сербов?

— За сербов не знаю, но пра-прадед точно не ответит.

Он всё ещё не понимал, к чему клонится разговор, поэтому как ни в чём не бывало продолжал допытываться:

— Почему же это?

Понизив голос, но так, чтобы его было слышно всем остальным, я заговорщически прошептал:

— Он сейчас не в лучшем состоянии. Умер лет сто назад.

Лабрадорский открыл было рот, но прозвеневший звонок провозгласил конец его пары, и профессор, по обыкновению быстро собравшись, вышел из аудитории.

Может, декан и не был плохим человеком (по крайней мере, сам себя он таковым не считал), но он искренне верил, что путь к уважению выстлан униженными подчинёнными, и всеми силами старался воплотить эту идею. Студенты дали ему прозвище "Лабрадор", а преподавательский состав величал Бароном, потому что всем прочим видам деятельности Лабрадорский предпочитал восседание в кожаном кресле и распределение своих обязанностей другим.

Однако, вопреки всем стараниям, его не уважали и не боялись. Его даже не ненавидели. Встреча с Лабрадорским оставляла ощущение, будто вы наступили в грязь, и теперь никак не можете оттереть её с подошвы.

Прокрутив в уме это сравнение, я забрал свою сумку с тетрадями (точнее, с одной тетрадью в девяносто шесть листов, в которой при должном умении помещалось четыре предмета) и направился в столовую. Учёба учёбой, а обед — по расписанию.

Когда моя нога уже была занесена над порогом аудитории, что-то произошло. Что-то... неестественное. Будто картинка по ту сторону двери передёрнулась в судороге. Так дёргается мышца в нервном тике. Задержавшись на полшага, я осторожно выглянул в коридор, но ничего странного не заметил. Всё те же толпы студентов, тот же гомон, шарканье и скрип сотен подошв, запах духов и еды, подправленный стойким хлорочным амбре, тянущимся из туалетов на дальнем конце этажа.