Я готова была делать все, что угодно, только бы она не уходила, так сладко было мне в ее присутствии!
Меня охватил буйный экстаз. Я хотела только одного, чтобы Похх похвалила меня, чтобы улыбнулась мне. Темп музыки нарастал, я извивалась и изгибалась все быстрее, моя лежачая пляска превращалась в какой-то бешеный неистовый раж.
— Замечательно! — услышала я голос из глубины комнаты. — Эта кукла — настоящая услада! Но не увлекайся, Похх! Поиграла и отпусти. Она сложнее, чем кажется. И к тому же — магистр наук.
Музыка резко оборвалась. Лежа на узорчатом ковре, я медленно приходила в себя.
Включился свет небольшого торшера, и из отступившей темноты возник силуэт белобородого старичка, того самого, с соседнего балкона. Старичок сел в кресло, а Красный и Белый Гордый подошли к нему и, как по команде, сели у его ног.
Затем я услышала сладкий голос Похх:
— Она сама включила мою музыку, без подсказки, и я теперь не упущу возможности.
— Погоди, — ответил старичок, — я не вполне уверен...
— Во мне не уверен? Наглец!— сказала женщина.
— Нет, не в тебе, а в том, почему это получилось таким образом... Я чую подвох. Что-то тут нечисто.
— Там где ты — всегда нечисто!— возразила Похх и вдруг грязно выругалась.
Мне стало обидно, что она больше не обращает на меня внимания, а разговаривает со старичком, и я посмотрела на нее глазами полными слез.
— Смотри, Ахх, — сказала Похх, — Она сейчас заплачет, если я уйду. Дай мне еще немного времени.
Я с надеждой посмотрела на даму — только бы она осталась! Какое у нее странное имя — Похх, хотя может это фамилия?
Ахх отрицательно покачал головой.
— Ага! — вскричала дама. — Как самую черную и грязную работу выполнять, так ты меня зовешь! А как лакомые негамоции получать — так пошла вон!
Ахх поморщился:
— Попрошу без воплей. У меня много дел для тебя этой ночью.
— Это другое дело,— обрадовалась дама. — Ты ведь знаешь, что я могу все.
— Что ты тут расселся?— обратилась я к Ахху. — А где остальные? Давай позовем их и развлечемся всласть. А лучше пойдем в гостиную, где сидят эти скучнейшие личности, и устроим небольшое шоу. Я же говорила, что могу все!
Я открывала рот и произносила слова, но не своим голосом, а сладким голосом Похх.
И вдруг белый луч осветил комнату и сфокусировался на мне, а потом растекся по всей комнате, слепя глаза. Музыка замедлилась, превратилась в скрежет и треск и резко умолкла, Все присутствующие, кроме старичка, вдруг скорчились, слились в одну сплошную черно-красно-зеленую массу и закружились как в вихре, медленно тая. Я закрыла лицо руками и зажмурилась, а когда открыла глаза, то обнаружила себя сидящей в кресле, в той же спальне, полностью одетой и застегнутой на все пуговицы. Не было Ахха, не было Похх, только золотые рыбки таращились на меня из аквариума своими глупыми выпуклыми глазами.
* * *
Больше всего из происшедшего на тот момент, меня взволновало, что Женя так и не перезвонил. Немного отдышавшись, я решила, что воскурявшийся в спальне ароматный дымок вызвал у меня галлюцинации. Была еще мысль, что Хьюз меня незаметно загипнотизировал, но я ее тут же отмела — ведь он оставил меня в "музыкальной" комнате, я по своей воле добралась до спальни, а там этот дымок...
Когда я вернулась к гостям, веселье было в самом разгаре, моего отсутствия, казалось, никто не заметил. Какое-то время я делала вид, что участвую в разговоре, время от времени вежливо поддакивая, а сама все время поглядывала на телефон, ожидая звонка от Жени или хотя бы сообщения. К этому моменту процент алкоголя в крови у присутствующих достиг концентрации, при которой люди начинают рассказывать похабные анекдоты, краснеть и хихикать. Мне было неловко — как обычно бывает трезвому среди пьяных. Я тихонько попрощалась с Хьюзом, вызвала такси и уехала домой, несмотря на его возражения.
Всю ночь я металась по постели, думая о Жене. Интересно, какой он — гладкий или волосатый. Мне нравится, когда мужчина волосатый, так приятно трогать и прижиматься... Я представляла себе как мы лежим вместе... Интересно, он загорелый или у него белая кожа? Потом представила с ним рядом другую женщину и разозлилась так, что даже покусала губы. Утром встала разбитая, сердитая и очень голодная. Кажется из-за вчерашних событий, я не съела ни кусочка за столом и вообще забыла еде.
В этот день у меня были вечерние часы приема. Я проводила мужа на работу, а сына в школу, и, вспомнив сверкающую чистоту дома доктора Хьюза, решила заняться уборкой. Но все падало из рук, мысли все возвращались к Жене... его улыбка, его руки, его голос, его слова: ''Милая моя, Полинка'' будто звучали рядом. А ведь я про него почти ничего не знаю, кроме того, что он ювелир и живет в Киеве. А какие он книжки читает? Какую музыку слушает? Какое блюдо у него любимое? Может сказать мужу, что тетя Агата заболела и махнуть в Киев, к нему... Нет, муж меня не пустит одну, он точно поедет со мной. Что же мне делать? Как это выдержать? Ну почему он не звонит! Нет, ни за что не позвоню первая!
Кофейная чашка со звоном упала на пол. Ну вот, хоть какое-то реальное происшествие, нормальное, закономерное. К черту эту чашку — она мне никогда не нравилась! Правда, еще пять имеется одинаковых из подаренного кофейного сервиза. Сервизы — это безлико и очень скучно. У каждого человека должна быть своя чашка, по собственному вкусу выбранная. Вот бы все чашки эти побились! А ведь можно это дело и ускорить... Ненавижу сервизы и прочее множество одинаковых, безликих предметов!
Я пробовала читать профессиональные статьи, но сосредоточиться не могла. Открыла книжку Марко Марича, но строчки просто плыли перед глазами. Мне все казалось, что Женя рядом сидит и дышит мне в шею, даже дыхание его на щеке чувствовала... а руки его скользили под одеждой — он расстегнул лифчик, погладил мой живот, а потом рука скользнула ниже...
Звонок!
— Полинка! Наконец-то связь заработала! Я уже извелся весь! Прости, милая моя, со вчера пытаюсь к тебе прорваться!
— Ну вот и ты! Я же с ума уже схожу, беспокоюсь!
— Ты обо мне думала, правда? Час назад, да? Я чувствовал!
— Да! И два часа назад, и три...
Я включила видеофон.
— Полинка! Все... увидел тебя...и ступор сразу — и говорить не хочется.
— И не надо. Давай просто смотреть друг на друга и представлять, что мы рядом.
— Ага. Будто мы легли и обнялись. Крепко-крепко. И в глаза друг другу смотрим. Ух, какие они у тебя зеленые!
— Мне сейчас кажется будто мы одни во всем мире.
— Точно! А расстояние воспринимается как ирония. Надо же! Счастье мне какое... Полинка!
— А хочешь...
— Я все хочу!
— Тсс... Нас могут услышать, тихонько, ладно?
— Да!!!
— Не кричи же!
— А здесь нет никого, можно кричать, сколько хочешь. Лес кругом... Видишь, крона деревьев над нами... Ура! Я люблю тебя, Полинка!
Я вздрогнула, потому что я в точности представляла себе крону деревьев над головой и вокруг ощущалась лесная зона на много километров, совершенно безлюдная.
— И я тебя люблю, Женя! Правда, боюсь немножко...
— Леса не надо бояться — ты же со мной. Это наше время. Мысли общие. Любовь и пространство — только наши. Я услышать твоё "я люблю" боялся больше всего, а сейчас так счастлив!
— Хорошо, я не буду бояться — будь что будет. Я так горда, что ты меня любишь.
— Люблю! ..................................................................................................................
— Дай мне отдышаться.
— Нет... хочу чтобы ...фейерверк был...
— ...я хочу фейерверк...
.................................................................................................................................
— Дай я вытру пот с твоего лба и поцелую в губы....еще раз... Ух, какие глаза у тебя зеленые, колдовские, счастливые! А когда мы только встретились, ты грустная была... Мне это так дорого!
* * *
Солнце пробивается сквозь крону деревьев. Зяблик сел на поваленную сосну. Я приподнялась на локте.
— Лежи, Полинка, не вставай. Так хорошо мне сейчас, не двигайся, прошу тебя.
— Женя, где мы? Смотри — лес...
— Какая разница? Главное, что мы пока вместе.
— А где моя одежда? Я же не могу по лесу голая ходить.
— Почему бы нет? С венком на голове и распущенными волосами — будешь как
лесная нимфа. Да не волнуйся ты! Одежда, вернее, ее проекция, появится, когда в ней будет необходимость.
— Ты уверен?
— Да. Не думай ни о чем. Прижмись ко мне крепче, а я буду смотреть на тебя, чтобы запомнить получше.
— Как странно все — что ты говоришь, и что сейчас происходит.
— Тсс, молчи! Положи голову мне на плечо.
.....................................................................................................
Скоро полдень. За окном густые тучи, сейчас хлынет дождь. Горит настольная лампа. На мне домашний спортивный костюм. Я сижу за письменным столом, передо мной разложенные статьи, авторучка, телефон, чашка с остывшим кофе. И в то же время — солнечные блики скользят по моему телу — мы совершенно голые лежим в лесу на траве, на Жениной рубашке. Он волосатый. И у него белая кожа. Он явно не любит валяться на пляже.
— Который час?
— Здесь? Утро. Часов шесть, думаю. Птицы поют так громко только ранним утром.
— Женя! Почему все так реально? Я же тебя и вправду вижу и могу потрогать!
— Это любовь чудеса делает. Но не для всех. У тебя получилось.
— У нас.
— У тебя. Ты — особенная. Я это знал еще до того, как мы встретились.
— А ты?
— Ну и я не простой, но я — ключ к воротам, просто подошел идеально, и подгонять ничего не пришлось, а это редко бывает.
— Но ведь я же дома сейчас, в спальне, кот рядом сидит... и... одновременно с тобой, в лесу!
— А это потому, что ты поверила мне, раскрылась, позволила себе забыть обо всем.
— Объясни понятнее.
— Ну, считай, что я тебя похитил на время и приволок сюда.
— А вдруг кто-нибудь придет, а мы голые — как в раю.
— Может мы и есть в раю. Рай — это там, где мы рядом. Рай — это то, что скоро кончится.
— Женя, не надо шутить. Что происходит? Я могу тебя трогать, касаться. Так ты — не в моем воображении?
— Ну, я так и обидеться могу. Я — живой человек, который любит тебя и хочет тебя, вот, взгляни — доказательство.
— О, да ты опять готов!
....................................................................................................
Я закрыла глаза и помотала головой. Чувство раздвоения не исчезало: я была одновременно в незнакомом лесу и у себя в спальне. В страхе я выключила компьютер, вышла на балкон и усилием воли попыталась собраться в одно целое. Постояла немного, глядя в темноту, сделала несколько глубоких вдохов — лес все равно присутствовал.
Может, это нарушение психики? Вернулась в комнату, залезла под одеяло и попыталась думать о чем-то понятном и обычном: вот кот Феншуй устроился на подоконнике и мерцает глазами, усыпляя меня... Я потому и назвала его Феншуй, потому что где бы он ни сидел, там сразу становится хороший феншуй — он его будто создает, а может он сам и есть этот загадочный фен.. Ой, в лесу дождь пошел, а я же голая!
Я была одновременно в своей спальне и под дождем в незнакомом лесу, но я не пряталась там и не пыталась укрыться, а подставляла лицо под холодные капли, они стекали по телу, и мне было легко и радостно. Тогда я решила не волноваться из-за неожиданного раздвоения, и раз мне не удается покинуть лес и собраться воедино, то я буду воспринимать это как сон со своим участием. Во сне все можно, там нет понятия места и времени: люди из разных отрезков жизни встречаются, общаются и попадают в места, где никогда не бывали.
Дождь закончился и мы пошли с Женей по тропинке. На мне был только венок из мокрых лесных колокольчиков, который Женя сам сплел и надел на мои влажные кудри. Я поглядывала на Женю и улыбалась ему, держась за его локоть одной рукой, а другой придерживала грудь, чтобы она не раскачивалась, когда мы ускоряли шаг. Я все время смотрела вниз на тропинку, под ноги, чтобы не наступить на какую-нибудь шишку, а потом подняла глаза и ахнула. Передо мной возникли легкие, сверкающие на солнце ворота, и я остановилась в изумлении. А из ворот вышла женщина с караваем в руках. Она была высокая и статная, немолодая, но еще не старуха, с такой гордой осанкой, что хоть на ней было простое ситцевое платье, я сразу поняла, что она — очень важная персона и оробела перед ней ужасно. И тут же вспомнила, что я голая, на мне — только сползший на одно ухо венок из колокольчиков. Я хотела было спрятаться за Женю, но на мне вдруг платье оказалось новое, нарядное, с вышитым воротом и золоченой тесьмой, а волосы причесаны аккуратно и заколоты гребнем, а на ногах сандалии плетеные, с тонкими ремешками на щиколотках. Нет, конечно, это сон, чудесный, волшебный,— только бы он продолжался подольше, а вопрос, который женщина мне задала, убедил меня в этом окончательно:
— Ну как там Вика? Похудела уже? Ты ей помогаешь, да?
Я молча кивнула, боясь проснуться.
— Ну ладно. Будем считать, что ей повезло на этот раз. Зато хамить она больше не посмеет. Вот ты — вежливая, уважительная, услужливая, я вижу. С тобой легко будет работать. Ну, пойдем, ладно.
Я посмотрела на Женю, он улыбнулся мне, но в глазах его была грустинка. Я шагнула вперед, но остановилась и опять оглянулась на него. Он ободряюще кивнул и сказал:
— Иди, Полинка, и будь счастлива. А я теперь спокоен — демоны не посмеют тронуть тебя, там, за воротами, их нет, иди ...
Я опять сделала шаг вперед и вновь остановилась, потому что Женя не пошел за мной, а остался позади, на тропинке, и я поняла, что если сейчас войду в эти ворота, то больше его никогда не увижу, и тогда отступила назад, подошла к нему и взяла его за руку.
— Полинка, — повторил он. — Не думай обо мне. Я счастлив, что мне довелось встретиться с тобой. А сейчас иди.
Но я не послушалась, спряталась за него и спросила женщину:
— А кто вы? Как вас зовут?
Она покачала головой.
— Меня зовут Лидия Яковлевна. А фамилия моя — Сорочинская.
— Я не хочу с ним расставаться, Лидия Яковлевна.
— А он уже выполнил свою задачу, помог тебе подняться, уйти из реала. А Золотые Ворота открылись, благодаря твоему дару, редкому в наших краях, ну и я подсобила немного. Так входи же, не медли.
— А он?
— Он — казадор. Он давно выбрал свою роль. Он не поднимется выше, во всяком случае, в ближайшем будущем.
Но я упрямо покачала головой и заявила, что без него не нужны мне никакие Золотые Ворота.
— Вы можете ее просто увести?— спросил Женя Сорочинскую.— Она не понимает происходящего. А после сама скажет спасибо.
— Нет. Я не могу это сделать против ее воли. Она должна войти туда сама, с радостным ожиданием чуда, в противном случае — все бесполезно.
— Что же нам делать? Есть ли какой-нибудь путь, чтобы не расставаться?— спросил ее Женя.
