Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Хруст веток под подошвами ботинок оповестил о возвращении отсутствовавших. Литаурэль оторвала взгляд от серо-черного пятна золы, когда один из них остановился рядом с ней.

— Переоденься, — приказал Окаэнтар, бросив к ногам девушки сверток с бельем. — В этом ты привлекаешь внимание, — он выразительно осмотрел ее сверху вниз — от растрепанных волос до подола платья, который она обернула вокруг ног.

Лита ответила столь же многозначительным взглядом, только он по очереди обежал всех собравшихся на поляне мужчин.

— Те кусты вполне подойдут, — ответил на ее невысказанный вопрос Истинный, махнув рукой в сторону редкой зелени. Остальные поддержали его пошловатыми смешками.

Вспыхнув, Литаурэль подобрала одежды и вскочила на ноги. Неловко покачнулась, ибо мышцы затекли от долгого сидения. Руку, предложенную Окаэнтаром, девушка проигнорировала. Гордо вздернув подбородок, на почти негнущихся ногах она направилась в указанное место.

Пусть хоть во все горло хохочут, но она никому не позволит унижать себя. И сама ни за что не станет унижаться!

Когда через некоторое время Литаурэль вышла из своего ненадежного укрытия, ее встретили оценивающими взглядами. Она растянула губы в надменной усмешке и адресовала мужчинам язвительный смешок, хотя на самом деле испытывала нечто похожее на благодарность. В мешковатых штанах и широкой рубахе, Лита ощущала себя куда более комфортно, чем в платье.

— Пока поедешь с ним, — распорядился Окаэнтар, показав на Хомилиара. — И еще. Будь благоразумна. Не создавай нам проблем, если хочешь освободить своего духа.

То ли для острастки, то ли в качестве напоминания о том, чего и кого она лишилась, мужчина призвал шиалу. Всколыхнув перепончатыми крыльями воздух, дух изрыгнул струйку пламени, которая ударила жаром в девичье лицо, а затем исчез также быстро, как появился.

Лита ничего не сказала, только кивнула с невозмутимым видом. Для себя же девушка решила, что при первой возможности попытается сбежать и разыскать Лутарга. Это не должно стать проблемой, учитывая, что ожидается его следование за ними. Все что от нее потребуется, это повернуть обратно.

А с тагьери...

С тагьери она будет разбираться потом, когда Риана и тресаиры пройдут по тропе. Нерожденная наверняка знает, как разомкнуть ошейник своего брата. Должна знать!

Литаурэль очень на это надеялась. Без привычного, успокаивающего присутствия саблезубой кошки, она чувствовала себя опустошенной. Лишившейся важной части себя самой.

Глава 7

Дождь... Она не любила дождь: монотонную дробь льющейся на крышу воды, влажность, заставляющую ныть старые кости, капли, срывающиеся с потолка ее ветхого дома, чтобы наполнить расставленные по полу чаши. Дождь был для Кималы предвестником печали и болезненных воспоминаний, которые неизменно приходили к ней вместе с непогодой. Неразлучным трио они появлялись на пороге ее жилища, чтобы терзать и мучить до тех пор, пока последняя небесная слеза не впитается в землю.

Вот и сейчас, женщина словно бы вернулась в прошлое, чтобы заново пройти по тропе ошибок, исправить которые возможности уже не представится. Вернулась для того, чтобы совершить их заново, еще раз поддаться на уговоры и принять решение, которое навсегда изменит жизнь четырех родов и ее собственную.

Это был ее пятый круг в храме Даровавших жизнь. На смену промозглым ветрам в очередной раз пришел игривый весенний ветерок, наполненный ароматами свежей зелени. Почти все время она и другие девушки проводили у алтаря, приводя в порядок цветник, высаживая молодые растения и лечебные травы. Именно здесь, у места первого воздаяния последние лучше всего росли и приобретали наибольшую целебную силу.

К тому моменту Кимала привыкла к своей новой жизни, радовалась ей, и с нетерпением ждала дня, в который будет избрана сосудом. Все служительницы храма Даровавших жизнь мечтали об этом! Так она считала тогда.

Для самой Кималы приближающееся лето должно было стать особенным. Девушка была избрана в прислужницы одной из первооснов и тщательно готовилась к будущей роли. Предыдущая помощница и нынешний сосуд для Земли помогала ей в этом.

Рамина рассказывала, каково это — быть прислужницей. Делилась впечатлениями от собственного служения. Говорила о мире за стенами храма, где побывала вместе с Землей, и девушки постепенно сблизились настолько, что стали считать себя кровницами.

Возможно, поэтому подруга доверила Кимале то, чем ранее предпочитала не делиться ни с кем.

Бурление закипевшей похлебки ненадолго вырвало Кималу из воспоминаний. Женщина слезла с постели и, сняв котелок с огня, наполнила деревянную плошку. Пища была совсем жидкой и серо-зеленой на вид. Обилие трав, которыми женщина сдабривала свое традиционное варево, неизменно давало сходный оттенок, но Кималу это давно уже не смущало. Съедобно и ладно!

Залив котелок водой, женщина вернулась на прежнее место. Набросив на колени одну из шкур, в холодные дни служащих ей покрывалами, Кимала устроила миску с едой поверх меха и, покрошив в похлебку последний сухарь, принялась ждать, пока хлеб немного размякнет.

Как же давно миновали те времена, когда у Кималы не было проблем ни с едой, ни с общением. Служительницы храма Даровавших жизнь всегда собирались за обильным столом. Каждый род считал своим долгом обеспечивать девушек всем необходимым для жизни.

Их было двенадцать дев и четыре сосуда — неизменное количество. Перед воплощением Алэам, когда девушки готовились отдать себя стихиям, от каждого из четырех родов приводилось по одной новой.

Тогда всем казалось, что этот порядок будет длиться вечно. Но они ошиблись, пришло время и все стало иначе. Совсем по-другому! Хуже.

Они были веселыми и беззаботными — ее сестры. Радовались каждому дню своей короткой жизни, так же как и она сама. Кимала помнила каждое движение их безрассудных танцев, воспевающих красоту и силу первооснов. Помнила безудержный смех, который рвался из груди в преддверии нового воплощения. Желала вернуть почти забытое ощущение счастья.

Это были самые прекрасные дни из дарованных ей судьбою. Самые простые и понятные, но оставившие после себя самые горькие воспоминания, а также разъедающее душу осознание собственной вины.

Аккуратно зачерпнув похлебку, Кимала подула на варево и отравила содержимое ложки в рот. Остыло достаточно, чтобы глотать не задумываясь. Пережевывать пищу необходимости не было. Разваренные в пюре корнеплоды и хлебная кашица этого не требовали, и потому женщина, не глядя, поглощала пищу, в то время как ее мысли вновь устремились к дням минувшим.

Рамина, так же, как и она сама, происходила из рода Оседлых. Они появились на свет, росли в разных деревнях, и, вероятно, никогда бы не узнали друг о друге, если бы судьба не привела обеих в храм Даровавших жизнь. Никаких особых отношений изначально между ними не существовало. Две сестры-служительницы и не более.

Изменения пришли, когда девушки вынуждены были проводить вместе все свое время. Тогда-то Кимала и узнала о молодом человеке, сопровождавшем кровницу и Алэему по селениям.

Тимгар был представителем рода Морских кочевников. В то лето он ступил на свой двадцать первый круг и пополнил ряды прошедших испытание мужчин. Обряд молодой человек выдержал с честью и заслужил возможность сопровождать одну из первооснов в ее путешествии по родам. Так сложилось, что выбор воплощенной Земли пал на него.

На протяжении трех лун Тимгар был неизменным спутником Алэамы и ее прислужницы. Заботился о них, добывал еду и обустраивал ночлег, если в том появлялась необходимость. И за это время в сердцах молодых людей пробудились запретные для них чувства.

Хранящие чистоту, принимая служение в храме, отрекались от людского видения мира и его традиций, тем самым полностью отдавая себя первоосновам. Сосуд, предназначающийся Алэамам, не должен быть осквернен рукою мужчины — таковым было основное требование Даровавших жизнь.

Как оказалось, для одной из них это требование явилось невыполнимым.

Постучав ложкой по дну опустевшей миски, Кимала вздохнула. Трапеза окончена, а чувство насыщения так и не пришло. Оно, как обычно в такие дни, было поглощено воспоминаниями. Они вереницей прожорливых образов будут топтаться рядом, покуда не стихнет дробный перестук дождя, и раскаты грома не затихнут вдали.

Кимала привыкла.

Оставив плошку в котелке с водой, женщина подкинула хвороста в очаг. Пламя с благодарным треском взметнулось ввысь, а Кимала, прихватив с собой проваренные прутья и костяк недавно начатого короба, вернулась на насиженное место. Занятные привычным делом руки ловко оплетали остов гибкой лозой, глаза бездумно отслеживали результат, а мысли женщины вернулись к проторенным дорожкам былого.

Три круга прошло с тех пор, как служительница Алэам познакомилась с Тимгаром и как они расстались, так и не решившись нарушить запрет. Пришло время подруги стать сосудом для Даровавших жизнь, но Рамина не испытывала радости, только грустила и мечтала об иной доле, не связанной со служением.

За день до воззвания, когда предназначенные Алэамам Хранящие чистоту должны были укрыться в священной пещере и ждать воплощения, к храму привели новых девушек. Ритуальному посвящению в служительницы предшествовал обряд отречения, на котором неизменно присутствовали родственники. Именно они провозглашали вновь прибывших достойными принять в себя первоосновы.

Новеньких встречали и вводили в храм те девушки, что на данном круге готовились воплотиться в Даровавших жизнь. Тем самым, они обозначали преемственность, показывая, что первая из рода отдает свое место пришедшей. Рамина, как предназначенная Земле, должна была ввести в новую жизнь представительницу рода Оседлых.

Лишь поздно ночью Кимала поняла, отчего побледнела подруга, подойдя к воротам. Почему непролитые слезы заблестели на ее глазах, и затряслись руки.

Тимгар привел свою сестру в храм Даровавшим жизнь.

Руки женщины замерли, лишившись лозы, а рассредоточенный доселе взгляд сфокусировался на огне.

Это было одно из самых болезненных воспоминаний. Именно оно приносило больше всего горя ее истерзанному сердцу и разрывало душу на части. Изо дня в день заставляло винить себя в том, что произошло потом — много позже.

Рамина просила только об одном — оставить незапертой дверь. Все, что она хотела, это в последний раз, одним глазком взглянуть на парня, который запал ей в сердце. И Кимала согласилась.

Вечером, когда будущие прислужницы провожали выбранных в сосуды сестер к покоям воззвания, Кимала оставила дверь в комнату своей кровницы открытой. А наутро, помогая подруге облачиться в ритуальные одежды, девушка заметила алое пятно на рубашке Рамины.

В то лето Алэамы в последний раз явили себя людям. Они предстали пред Хранящими чистоту во всем своем величии и гневе.

День воззвания стал днем крушения надежд.

Ярость стихий была всепоглощающей. Впервые они показали свой настоящий лик служительницам. Лик, выходящий за привычные образы воплотившихся сестер.

Храм Даровавших жизнь был разрушен Землей до основания. Он просто пал, подвластный ее желанию. Исчез в одно мгновение, став грудой камней. Садик у алтаря поглотили колючие травы, задушив с любовью взращенные цветы. Сам алтарь расплавился в жарком пламени, когда Огонь появилась из зажженных на нем праздничных свечей.

Она сама и пьедестал с подношениями превратились в ревущий костер. Всего лишь на миг, но его оказалось достаточно, чтобы каменная плита перестала существовать.

Живая изгородь плотно стоящих деревьев, оберегавших храм и внутренний двор, была вырвана с корнем разгневанным Ветром. Алэама обратилась в бушующий вихрь, который пронесся по округе и превратил в щепки каждый ствол и всякую ветку.

Только Вода не приняла участия в буйстве, хотя, как позднее рассказывали Морские кочевники, шторм, вздыбливающий морские волны в тот день, выбрасывал на сушу давно затонувшие рыболовецкие лодки и необъятных размеров валуны.

Оставив после себя руины и пепелища, Даровавшие жизнь исчезли, чтобы никогда больше не появиться. От храма Алэам сохранилась только пещера воззвания, куда Кимала до сих пор продолжала приходить каждые три круга.

Просто не могла иначе! Не получалось, словно что-то взывало к ней, требовало обязательного присутствия. Возможно, совесть.

Именно там, на третье лето после разрушения, она обнаружила близнецов на долгие годы ставших смыслом ее жизни. Своих малышей явившихся расплатой за совершенную ошибку.

Но и об этом Кимала узнала лишь много позже. Шестнадцать зим прошло прежде, чем ее девочка научилась проявлять себя. Смогла показать то, что было сокрыто от людских глаз по желанию Даровавших жизнь.