Незабудка

— Здравствуйте. Я буду учиться в вашем классе. Скажите, пожалуйста, где могу сесть? — обратилась она к ученикам.

— Соседка, иди сюда. Сядешь со мной, — позвала Олеся, показывая рукой на свободное место.

— Я не знала, что ты учишься в этом классе, — удивилась Таня, садясь рядом с ней.

— И я не знала, что ты осталась, а не уехала с родителями. Ты без учебников?

— Пока да. Позже родители вышлют учебники и форму, — пояснила она свой необычный наряд.

"Интересно, что со мной случилось? Почему мне все равно, что обо мне подумают? Откуда это безразличие и спокойствие? Мне ничего не хочется", — нервничала девушка.

День проходил за днем. Таня все слышала, замечала, но это не затрагивало ни души, ни сердца — проходило мимо нее.

Вскоре из дому пришли посылки с книгами и одеждой. Теперь она не выделялась отсутствием формы от одноклассниц. По звонку заходила в класс, по звонку выходила. Во время перемен бродила по коридору. Если спрашивали о чем-нибудь, коротко отвечала. Все быстро отстали от необщительной новенькой. Даже Олесе надоело тормошить ее. Буквально с первого дня Таня заметила к себе интерес рослого, серьезного парня. Он пользовался всеобщим обожанием женской части класса. Девушку это внимание не радовало, она старалась избегать любого общения с юношей. Училась лучше, чем в старой школе, но это тоже не утешало. Пока позволяла погода, в школу отправлялась пешком. Дорога даже в сырую погоду оставалась проходимой. Прогулки успокаивали. Лес, через который ходила, отличался необычайной красотой. От школы ее путь пролегал через темный, сумрачный, торжественный ельник. Воздух здесь был такой — не надышишься. Потом все чаще белыми свечками попадались среди елей и сосен березы. Начинался березовый лес. Она никогда раньше не видела такой красоты. Белые-белые березы в светлом радостном лесу. Их кружевные легкие ветви, не густые поникшие кроны пропускали золотые солнечные нити. Лучистый, обласканный светом березовый лес — чудо из чудес. Домой приходила умиротворенная, тихая. Готовила обед, заставляла деда Ивана поесть. Уроки делала после небольшого отдыха.

Иван Данилович постепенно оживал. По утрам топил печь, возился во дворе, но его взгляд оставался по-прежнему тусклым, безжизненным, будто он жил по инерции. С внучкой почти не разговаривал. Если приставала с расспросами, отмалчивался. Она каждый день гладила чистую рубаху и вешала на спинку стула, стоящего возле кровати. Иногда дед переодевался, чаще не замечал и ходил в несвежей одежде. Ей неловко было делать ему замечание. Изредка по вечерам к ним приходили две пухлые, круглые, как шарики, бабульки: Арина и Вера. Девушка про себя именовала их: двое из ларца, одинаковых с лица. Они пили чай, чаще разговаривали между собой, изредка задавая вопросы Тане. Дед молчал, слушая их пересуды. Он сидел на маленькой табуретке и курил папиросу у печной вытяжки. Однажды баба Вера сделала замечание:

— Что ж ты, девонька, деду не стираешь рубахи? Если тебе трудно приноси мне, я выстираю, — произнесла она укоризненно.

— Раскудахтались курицы. Внучка каждый день чистую рубашку подает. Я забываю надеть. Не знал, что вас волнует, как я выгляжу! — рассердился дед.

Таня очень обрадовалась, наконец, заговорил. Сначала она сердилась на деда за молчание, но потом нечаянно увидела его плачущего в дровянике и осознала, как трудно и больно ему. Девушке стало очень жаль этого большого и одинокого человека. Всего за две недели из крепкого, сильного, пятидесятивосьмилетнего мужчины он превратился в заросшего седой бородой старика. Дед крепился, как мог. Он не плакал, скрывая от всех свои слезы. Только каменел и замыкался в себе.

* * *

Таня каждый день ждала письма. Ей казалось, вот придет из школы, а в почтовом ящике конверт от Сашки. Не мог же он так быстро забыть ее? Не могли лгать его глаза, губы. Пусть словами ничего не сказал, девушка чувствовала, что дорога ему. Почему он не пишет? Думает: скоро вернется? Или другая причина? Она ведь тоже ничего не говорила Лукьянову о своих чувствах. Ждала его слов. Неужели он не чувствует, как ей плохо без него?

Садилась писать письмо и рвала одно за другим. Слишком откровенным получалось послание. Сомнения раздирали: вдруг все придумала? И он не ждет ее. Не переживает. Не нужна ему. Но почему тогда так ноет, рвется душа, словно зовет ее другая, родная — Сашкина.

Проходил день за днем. Письма все не было. Зря спешила домой из школы — почтовый ящик был пуст.

* * *

К середине декабря зарядили дожди. Низкое хмурое небо повисло над головой. Новый класс, в котором теперь училась Таня, оказался очень дружным. Каждую субботу ученики в полном составе были на школьных вечерах, дискотеках. Вместе отмечали дни рождения, ставили спектакли, оставаясь после уроков. Отголоски этих вечеров, праздников она слышала на переменах. Девушка завидовала: там дома, в ее классе, не было такой доброй, дружеской атмосферы. Редко собирались вместе. Не интересовались, как кому живется? Не нужно ли помочь?

В этом дружном коллективе она была чужеродным элементом. Ее сначала расспрашивали, приглашали на дни рождения. Олеся заходила за ней домой, чтобы взять с собой на вечер. Одноклассники пытались вовлечь девушку в жизнь класса, заинтересовать. Но все было напрасно. Олеся и Юра, которому приглянулась новенькая, приложили немало усилий, пытаясь сроднить с коллективом, но ничего не выходило.

На вечерах Таня не появлялась. От дней рождения вежливо отказывалась. Сразу после уроков отправлялась домой. Ее оставили в покое. Только Юра Дорохов не терял надежды. Время от времени старался общаться с девушкой, находя для этого различный повод. Ее сочли странным невеселым человеком. И удивлялись, что бывают такие люди. А ей не хотелось радоваться без Сашки, не получалось без него. Внутри ее словно натянулись нервы, и душа застыла в тоскливом ожидании. Девушка не могла долго выдержать такое состояние. Было больно. Казалось, она умирает от огромного, всепоглощающего чувства. В голове крутилась строчка из романса, услышанного когда-то давно.

Однообразные мелькают все с той же болью дни мои.

Как будто розы опадают, и умирают соловьи.

"Кто придумал, что любовь — счастье? Мне так плохо, что хочется избавиться от этой любви! Я не хочу так мучиться, переживать. Хочу снова стать спокойной. Тогда будет легче ждать встречи с Сашкой" — размышляла Таня.

А почтовый ящик по-прежнему был пуст.

Иван Данилович потихоньку возвращался к жизни. Ждал внучку из школы, иногда готовил сам. Если она хвалила его стряпню, улыбался в усы. У него был такой вид, будто, наконец, нашел решение. Понял, зачем ему жить дальше, и теперь уверенно действовал.

Как-то вернувшись из школы, еще у дверей Таня услышала звуки гитары. Звучал знакомый хриплый голос Высоцкого. Тихо вошла в комнату.

"Дед любит песни Высоцкого?"

Он заметил внучку. Перевернул пластинку на другую сторону.

— Слушай.

Она знала эту песню. В ней рассказывалось о том, что девушка написала солдату письмо. Объяснила, что больше не ждет его "...и за минуту до смерти в треугольном конверте пулевое ранение он получил..."

Замолкли последние звуки песни. Дед выключил проигрыватель.

— Твоя бабушка из-за этой песни умерла.

— Как это? — удивилась внучка и посмотрела на него.

"Неловкая шутка?"

— Ну, не в прямом смысле. Услышала песню и как очумела. Настя тогда простыла и лежала в постели. Я эту пластинку в Киеве купил. Вдруг слышу — плач.

— Ты чего, что случилось? — спрашиваю ее.

Молчит. А потом рассказала, что тоже посылала письмо. Мол, выходит замуж, больше ждать не будет. Мы с твоей бабушкой в 1951 году поженились. Раньше у нее другой был, она его в армию провожала, невестой считалась. Так она знаешь, что мне сказала?

— Может и его убили, потому, что такое письмо прислала. Тоже беречься не стал. Я виновата в его смерти!

— Сдурела что ли, говорю. Он в Латвии был, там еще долго, после войны "лесных братьев" вылавливали. Мало ли, что могло случиться. — Вижу, не слышит. В голову взяла глупости, задумалась.

— Помирать тяжело, если на сердце такое.

— С ума сошла — умирать. Мы только жить начали.

Ох, и накричал я тогда на нее. После того разговора прошел месяц. Бабушка выздоровела, вроде успокоилась. Я уж забыл все.

А Настя заявляет:

— В мае поеду в Киев, до Колиного друга. Узнаю, как он погиб.

Отговаривал. Ругал. С ней хотел поехать. Обижался. Куда там. Уперлась — не отговорить. Поехала, а мне так обидно стало. Тридцать семь лет прожили вместе, а она все своего Колю помнит.

Дед замолчал, задумавшись. Таня смотрела на бабушкин портрет. Не верилось, что совсем недавно она была живой, переживала, страдала.

— Что было дальше, деда? — отвлекла она его от раздумий.

— Дальше? Через два дня вернулась. Встретилась с Колиным другом. Спросила как он погиб? Получал ли письмо от нее? Оказалось, нет, не получал. Письмо пришло после его гибели. Коля подорвался на мине, во время операции по зачистке леса от банды Питерса. Все говорил о своей невесте. О том, как вернется из армии и они поженятся.

— Теперь успокоилась? Ничего он не узнал, не успел. Сняла грех с души?

— Да, — отвечает, — успокоилась. Теперь и умирать не страшно.

— Не о смерти, о жизни думать надо! — рассердился я.

Внучка тронула за рукав рубашки снова умолкшего деда.

— Что было потом?

— Лето пришло. Настя переживала, боялась не увидеть вас. Говорила, хоть бы приехали в гости. — Он опустил голову, сдерживая подступившие слезы. — В августе получили письмо. Аня ждет второго ребенка. Как она радовалась! Жаль только, говорит, не увижу внука.

— Что? Откуда бабушка знает, кто родится у мамы? Ведь никто не знает. Хотя мне больше сестричку хочется. Я об этом в детстве мечтала.

Дед открыл тумбочку. На полках лежали аккуратно сложенные чепчики, распашонки, пеленки, ползунки. У девушки кольнуло в груди, и она всхлипнула:

— Почему ты не написал, что бабушка больна? Мы бы приехали.

— Она хорошо себя чувствовала, вроде и не болела. Картошку в августе выкопали. Огород убрали в сентябре. Собирались сами вас проведать. — Мужчина обхватил голову руками. Воспоминания теснились перед глазами.

— Как все произошло? — голос Тани дрогнул.

— Слегла сразу. Не поднялась утром и все, больше не встала. Врача вызвал. Он сказал, что в больницу на обследование надо везти.

Но бабушка отказалась:

— Помру завтра. Хочу в своей кровати, в своем доме.

Я нашумел на нее:

— Не смей говорить эту чушь!

— Хорошо, — согласилась со мной, — не буду. Только не заставляй меня ехать в больницу.

Ночь прошла спокойно. Рано утром позвала. Я подошел к кровати, а она говорит:

— Телеграмму Ане не давай. Потом, когда родит, поправится малыш, напишешь. Ей нельзя волноваться — это очень вредно ребенку. Приданое внуку отошлешь в посылке. Не забудь. Теперь иди — корми хозяйство. Я с тобой хорошо жила. Спасибо тебе, Ваня.

Хотел снова отругать ее, но слова застряли в горле. Думаю, пойду на улицу, проветрюсь.

— Настя, что-нибудь вкусное на завтрак приготовить?

— Потом, как вернешься. Скажу.

Спокойно так говорит. Я еще подумал: полегчало ей. Лицо светлое, без муки и боли.

Вышел. Минут тридцать возился во дворе. Сорвал гроздь калины. Решил в вазу поставить. Настя ее любила. Захожу в комнату.

— Смотри, что я тебе принес.

А ее уж нет. Она меня специально отослала на улицу. Все знала, только я не верил. От этого мне сейчас больнее стократ. Телеграмму Ане дал, не послушал свою голубку. Теперь очень об этом жалею. Хоть бы дочь родила хорошо, а не то буду виноват перед женой.

Стемнело. Вечер шагнул в комнату. Не найдя огня, занавесил сумраком углы, портреты на стенах, мебель. Призрачная тень от цветов на окнах легла на пол. Лунные блики заиграли на зеркале. Дед и внучка тихо беседовали. Теперь это были не два чужих человека, а родные души, пережившие горе.

ГЛАВА 11

Таня заметила: в классе к ней стали относиться более чутко, как к тяжело больному человеку. Догадалась: кто-то сказал одноклассникам, что она осталась с дедушкой. Все решили, что ей не до веселья. Девушке было неловко за невольный обман. Не о бабушке она так горевала, а тосковала о далекой любви. Ее тронула и удивила доброта этих ребят. В прежней школе, вряд ли бы вошли в ее положение. Только наблюдали бы с любопытством.

"А разве я не вела себя также? Тоже не бросалась на помощь, если случалась беда, — разбирала теперь она свое поведение. — Сочувствовала, но считала лучше не вмешиваться".

Таня вспомнила о сестрах Сарычевых. Двойняшки Оля и Юля три дня не ходили в школу. Когда, наконец, появились, то были молчаливы, не веселы, почти ни с кем не разговаривали. Женька спросила, что у них произошло? Получив ответ, что умер отец. Сообщила об этом всем одноклассникам. Сейчас со стыдом осознала как они им "посочувствовали". Перестали общаться и все. А Лариса бросила им в след:

— Сидят, как статуи. Я понимаю несчастье, но зачем своим видом окружающим настроение портить.

Тогда она тоже подумала: "Нельзя на людях свое горе показывать".

А теперь воспоминания жгли душу.

"Глухая я, что ли была, бессердечная? Или пока сама не переживешь — не поймешь другого человека. Но эти ребята смогли понять меня. Значит, что-то не так и в нашем классе, и во мне самой".

В месятом "А" дурным тоном считалось говорить о любых неприятностях или бедах. Веселый, неунывающий человек, которому все нипочем — вот та маска, которую старались все носить. Не рассказывать о своих проблемах и не замечать чужих. Все должно быть легко и просто. А кто не такой — в порошок. Кто мешает — в сторону. Не путайся под ногами. Когда это началось и не вспомнить.

Леша Саченко тоже был на ее и одноклассников совести. Рассудительный, спокойный, юноша хорошо учился, но как-то заболел. Почти два месяца пролежал в больнице. Два раза его проведали всем классом. Шумно врывались в палату, шутили, желали скорейшего выздоровления. А когда Саченко пришел в школу и никак не мог осилить программу, никто не предложил ему свою помощь. Сам Леша не попросил. Дополнительную обузу взваливать на себя никто не захотел. Юноша болезненно переживал. Ему долго не удавалось догнать одноклассников. Двойки поселились в его дневнике. Потом Таня увидела его с девочкой из параллельного класса, которая занималась с ним изо дня в день, почти месяц, оставаясь после уроков. Парень усвоил программу — снова стал хорошо учиться. Она тоже могла помочь, но поленилась.

Каждый из их класса думал: "У меня мало времени, пусть кто-нибудь другой помогает".

Почему-то теперь многое виделось в новом свете. Нет, она и раньше понимала, что дурно, а что нет. Просто предпочитала бездействовать, так спокойнее.

И в травле Лены Калитиной участвовала своим молчанием, не вмешательством. То, как одноклассники поступили с Леной, было бесчеловечно.

В поселке Луговом, где жила Таня, находилась большая школа. Ее посещали ученики с шести окрестных сел. Лена Калитина приезжала на занятия из маленького хутора Буденный. Черноглазая хохотушка, похожая на галчонка, добрая, сентиментальная. Могла заплакать, читая грустный текст на уроке литературе. Учеба девушке давалась нелегко. Тройка в дневнике обычная для нее оценка, особых талантов тоже не наблюдалось. И вот в эту Калитину влюбился самый красивый парень их школы — Валера Чернов. Это произошло в девятом классе. Валера — умница, отличник, сероглазая мечта многих девчонок. Играл в школьном ансамбле, что добавляло ему популярности. Родители одевали его по последней моде. Калитина и Чернов — тот самый случай, когда все говорят: "И, что он в ней нашел?"