— Ага... подремал, как же... — Виктория промокнула губы и продолжила несколько недовольным тоном. — Не надо мне говорить глупости, Саша. Я же чётко и точно знаю, что даже при твоей уникальной подготовленности к домашней, до недавнего времени — женской постоянной деятельности, на такой объём работы времени только-только хватит на её выполнение, а уж никак не на сколько-нибудь продолжительную сладкую дремоту под шорох листочков... А...
— Посуду я уже сложу, она одноразовая. А ты приводи себя в порядок, сходи к ручью и освежись после гонки. Ты метеор, Викта, за час — тридцать кеме. Непозволительная роскошь...
— Для моего не полностью сформированного организма? — Виктория словно процитировала знакомые Александру строки Свода учебной литературы. — Для меня, Саша, это уже старо. Очень и очень старо. Старо, как в плохих учебниках... — она сменила тон на обычный. — Сашок, ты снова круто меня ограничиваешь под благовидным и весьма приятным для меня предлогом сбережения моих ресурсов и моей целостности. Но всё же... Я же не могу так себя ограничивать... Я должна работать и активно действовать. — в её голосе послышалась железобетонная убежденность.
— Знаю... В России...— в задумчивости произнес Александр. Виктория тотчас продолжила:
— .... Дети взрослеют рано. И — не только в России — во всей Евразии. И в Украине, которой очень быстро пришлось добавить к высочайшей эмоциональной чувствительности российскую способность быстро ехать после сравнительно недолгого, против пословицы, процесса запрягания. Это я так, к слову. Но ладно, к ручью я всё же пройдусь, но только для того, чтобы предстать перед тобой не утомлённой бегуньей...
— Угу. Опять рубцы на моем сердце своим взглядом оставлять будешь...— голос Александра потеплел и любимое семейное "угу" прозвучало совершенно не недовольным тоном. — На нём скоро места не останется... Что тогда будем делать? Хирургов подобной специализации у нас просто нет. — хитро улыбнулся юноша.
— Сашок, ты же на моём оставил такой глубокий рубец... — тембр голоса девушки упал до отметки высшей проникновенности. — Но такой приятный и важный, — короткая ёмкая пауза, — что избавляться от него я не хочу... ни душевно, ни физически... — пропела Виктория, прикасась губами к его лбу. — Всё, я побежала.
Александр Иванов. Осознание пути Виктории
— Смотри, по-быстрому. — сказал Александр, а про себя подумал: И как же ей необходим частый, пусть и кратковременный физический контакт со всем, что даёт ей силы, спокойствие и ощущение безопасности и защищённости. Она просто жаждет не только видеть меня и слышать, но и просто физически касаться и ощущать. Она так незащищена в нашем пусть и весьма комфортном, но суровом и безжалостном к подобным уникумам мире, по-прежнему требующем усреднения и постепенности.
Усреднения и постепенности, хотя для современного человека, рвущегося познать свои собственные возможности и способности до конца, постепенность и усреднённость являлись злейшими врагами и абсолютно ненужными в деле самопознания ограничителями, если, конечно, дело не доходило до затрагивания интересов, прав, свободы и безопасности других людей. Ладно, это отдельный человек должен балансировать в своем отсеке, а вот такие люди как Виктория? Могут ли они как всегда усредняться? Наверное, нет. И цена их усреднения намного выше — они пришли в этот мир для того, чтобы поднять на новый уровень не себя, а многих других.
Не себя, а многих других. Вот почему для Виктории усреднённость и постепенность — явления не постоянные, а временные. Вот почему она готовится поднимать на новый уровень возможностей и способностей не себя, а многих других. Готовится уже долгое время. Готовится так, как готовились многие люди, желавшие дать человечеству возможность взглянуть на новые горизонты, новые, ранее скрытые. Дать возможность взглянуть и понять: новый мир как и мир старый зависит от всех людей и от каждого человека в отдельности.
И пусть каждый иногда испытывает желание стать более постепенным — это нормально для среднего землянина, желающего прожить свои сто сорок — сто пятьдесят лет в оптимальных условиях. И пусть каждый из землян хочет быть средним — в серединности заложена не только его безопасность, но и безопасность окружающих: экстремалов, посягающих на других людей, старались быстро ограничить и обязательно призвать к порядку всеми возможными способами. Виктория — не экстремал. Она просто должна поднять всё человечество на новый уровень. И потому, не являясь экстремалом, Виктория работает и живёт в экстремальном режиме, она не может ни усредняться, ни быть постепенной. Она обязана сделать скачок... А значит, она должна будет неминуемо положить всю себя на алтарь этого Скачка.
Когда и где бы этот скачок ни осуществился, она будет постоянно в напряжении и постоянно в готовности к полному и окончательному самопожертвованию... Она живёт как натянутая тетива и подобное состояние укорачивает её век. Она нуждается в вале внешней положительной энергии... — Александр сделал паузу в размышлениях, подтягивая из памяти нужную информацию. — От своих подруг она такую энергию сполна не получит — увы, у них до сих пор жесточайшая конкуренция... Остаются мужчины... Но и их Вика по понятным причинам отшивает... Остаюсь, если не считать ближайших родственников, я... И я буду теперь ей это давать в необходимых для неё объёмах...
Александр Иванов. Ночной разговор с Викторией на даче
К вечеру следующего дня они добрались до дачи. Аллеи участка были пустынны, неяркий свет софитов, автоматически включившихся при приближении знакомых людей, давал возможность прекрасно ориентироваться. Путники довольно быстро очутились в холле.
— Всё, Сашок. Полчаса — на личные нужды, и я — в твоём полном распоряжении...— сказала Виктория, оставляя рюкзак в углу холла и прогибаясь.
— Нет и нет. — сразу поняв намерения Виктории, отрезал Александр. — Ужин я тебе принесу в постель и — немедленно спать до девяти утра. — юноша взялся распаковывать свой рюкзак.
— Слушаю и повинуюсь, мой дражайший повелитель. — Виктория по-восточному сложила руки перед грудью и присела в церемонном восточном поклоне. — разрешите...
— Убывай. И сразу — в постель. Никаких камбузов. И не воображай себе ничего такого... — Иванов сделал красноречивый жест, указывая на гостевой этаж и подумал, что Виктория прекрасно знает запрограммированые стандарты любого среднего — и не только среднего — мужчины. А на Востоке женщины могли крутить мужчинами и ещё более искусно, о чём Виктория знала, видимо, не только из книг. Словно поняв ход его мыслей, но не желая его разочаровывать после виртуозно выполненного и исполненного богатого скрытого подтекста восточного реверанса, Виктория кивнула:
— Не извольте беспокоиться, мой командор. — она вознеслась по ступенькам лестницы едва касаясь носками своих туристских ботинок урезов деревянных плашек. Александр, подождав несколько минут, пошёл следом, направляясь на третий этаж.
Министолик с ужином приятно холодил ладони полированным и лакированным деревом. Александр отказался от перспективы нести гостевой, трубчатый со стеклянной площадкой и выбрал деревянный, который любила его средняя сестричка. Положив сосуды с пищей на поверхность столика, юноша вышел из камбуза и по второй дублирующей лестнице спустился в гостевое крыло второго этажа.
Виктория полулежала в кровати, прикрывшись до предплечий пледом. Её руки были заняты книгой. Неяркий софит оставлял почти всю гостевую комнату во мраке, очерчивая только овал вокруг кровати. Увидев Александра, Виктория отложила книгу, а когда столик встал перед ней, Александр почувствовал, как её руки сплелись у него на шее. Он вынужден был наклониться, приблизиться к лицу Виктории вплотную, стараясь не задеть стоявшие на столике сосуды. Жаркий благодарный поцелуй прямо в губы сказал ему почти всё. Это был поцелуй высшей силы и убедительности, он нимало не походил на все, чем одарила Виктория его, Александра до того и свидетельствовал о том, что теперь она хочет раскрыться перед ним и в словах, и в деле.
Виктория действительно хотела сказать ему очень многое — это Александр сразу понял, помня также и о том, что самое важное обычно вслух не говорят. Отвечая на уникальный поцелуй и приятные теплые объятия лёгкими касаниями и несильным сжатием ставших ему очень дорогими плеч, Александр почувствовал главное: Виктория принимала его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким она хотела бы его видеть.
Очень многие его коллеги — девочки и девушки. — он это знал и из истории, и из практики психологических служб Московска. — старались переиначить мальчиков и юношей едва только взаимоотношения становились на известный путь. Тем самым они неминуемо и серьёзно нарушали хорошо известный закон, согласно которому любовь в своем истинном виде возможна только в совместном пути мужчины и женщины и надо найти свое истинное полное место в жизни и судьбе другого человека, а не пытаться насильно трансформировать его, пытаясь втиснуть его всего и без остатка в свою собственную судьбу.
Виктория с самой первой встречи показалась ему другой — её холодность высветила на мысленных экранах памяти Александра код сильного постоянного личностного горя, который был везде одинаков. Этот код он прочёл, едва только увидел её, пытавшуюся собрать в укладку многочисленные диски.
Он понял, что это не горе оскорбленной физически и морально женщины — случись такое, этим, не дожидаясь никаких сигналов, сразу бы фундаментально занялся ряд профессионально ориентированных служб. Это было горе человека, стоявшего на пятнадцать уровней выше любого сверхразвитого и архиподготовленного современного землянина. В количестве уровней Александр сомневался, но в том, что их число, отделявшее Викторию от большинства землян, огромно и ужасно своей непреодолимостью, он был абсолютно убеждён.
Изучив психологию и историю в университетских объёмах, Александр понял, что Виктория изо всех сил старается избежать перспективы усреднения и ищет не того, кто будет средним, а того, кто примет её такой, какой она есть и была едва ли не с рождения. Одновременно он почувствовал и её готовность смириться с сосуществованием со средним человеком. Но подобная готовность. — Александр знал это четко. — всегда обходилась очень дорого и сближение не могло быть долгим, а разрыв превращался в катастрофу для того, кто стоял выше по уровню развития... Среднему человеку это возможно было пережить сравнительно безболезненно, но высокоуровневому это грозило физической смертью, сопряженной с ураганным истощением.
Тогда Александр и понял, что это осознание фатальной перспективы и является одной из основ для выставления многосоставного кода горя на ауре. Подобный код одновременно отшивал любителей легких флиртов и иных недолгих необязательных отношений.
Тот факт, что никто из окружающих не помог ей поднести к поезду явно неподъёмную укладку, глубоко потряс его тогда и заставил предложить помощь весьма активно. Но одновременно тогда он настрого запретил себе скоростное сближение по известному стандартному сценарию: мысль о том, что его Лена может ждать его по-прежнему — множество таких случаев было известно в человеческой истории — резанула по мозгу и заблокировала проснувшуюся было абсолютно естественную для него, пережившего период тяжелейшего одиночества в личном плане, программу ураганного сближения. Независимо от того, что встретившаяся ему девушка требовала незамедлительной помощи, Александр отчётливо и ясно чувствовал и свою ответственность перед Леной.
Прекрасно зная о невозможности соединения с Соколовой, он понимал, что предать её чувства он не сможет: её наполненные слезами глаза были не бутафорией, а реальным точным свидетельством истинного чувства её к нему. Два кода горя — незнакомой девушки, намного превосходившей его первую любовь по мощи психической ауры и самой Елены Соколовой заставили Александра воздержаться от ускорения событий.
Он знал и чувствовал, что Виктория ожидала обычных развязных приставаний, а также — реализации обычного низменного сценария. Он также хорошо понимал её удивление его холодностью и отстраненностью: достаточно долго девушка не могла понять, произвела ли она на него нужное ей впечатление или нет — младший командир Иванов уже научился неплохо содержать свои чувства и эмоции под бронёй и в узде. Он теперь знал и то, что она ожидала активных действий и после того, как фактически предложила ему всю себя, рассчитывая на то, что он пойдёт по животному сценарию.
Нет, Лена и память о ней тогда его уже не останавливали, но перед Викторией был человек, который одним из первых поставил вопрос о полной личностной безопасности женщин любого возраста в пределах школы и добился согласованными многоуровневыми действиями решения этой больной проблемы. После того, как школа фактически зажила по суровым законам военной личностной дисциплины, он оказался в трудном положении — ему приходилось постоянно отвечать отказом на явные недвусмысленные предложения. Эти тесты он отвергал сразу и бесповоротно.
И вот теперь школа позади, та самая школа, которая дала ему возможность познакомиться с Викторией, пусть возможность косвенную, но разве не путь прошлый подготавливает будущий путь? И теперь перед ним Виктория, зовущая, обещающая, загадочная, слабая и беззащитная в своем извечном стремлении произвести на мужчину глубочайшее впечатление. Он пока опасался назвать её полностью своей, зная, что тогда автоматически проснётся программа собственника, которую, пока не пришло время, придется жёстко и постоянно подавлять.
Тем временем Вика отодвинула в сторону министолик, снова обняла Александра за шею и властно и мягко привлекла его к себе, заставила сесть рядом и целовала его лицо так, как многие века земляне покрывали поцелуями лица только самых дорогих людей. И теперь Александр предельно глубоко понял, как на самом деле она одинока и беззащитна, как она напряжённо и безнадёжно ищет равного себе, чтобы опереться и понять, что она, Виктория Белова, тоже может быть слабой и уязвимой, знать, что не надо показывать сверхвозможности каждый раз, не надо ежесекундно воздвигать новую стену отчуждения, не надо опасаться непонимания, не надо бояться перспективы насильственного усреднения, означающего личностную смерть.
Молчание затягивалось, но слова были тут лишними.
Виктория сама окончательно убрала столик с нетронутым ужином в прикроватную нишу и в очередной раз не позволила Александру отстраниться. Он сел прямо на постель Виктории, на одеяло. Девушка теперь не размыкала кольца своих рук на его шее и потому жаркий шёпот легко достигал его ушей. Софит, видимо, заранее запрограммированный Викторией плавно убавил свет... Она продолжала шептать и Александр слушал с неослабевавшим вниманием и интересом...
— Сашок, пора вставать! Мой командор изволит почивать дольше своей дамы? Неслыханная дерзость!...— ласковый певучий голосок Виктории заставил Александра очнуться, открыть глаза. Взглянув на настенный индикатор времени юноша понял, что проспал меньшую половину прошедшей ночи на полу, рядом с постелью Виктории и теперь ему предстояло осмыслить то, чем она его напитала за часы жаркого прерывающегося углублённым редким дыханием шёпота.
