Формирую сферу, и... по наитию когтем рассекаю себе запястье, и добавляю в сферу толику золотистой крови, ихора, как многие любят говорить. А потом пытаюсь отправить сферу туда, где должны быть жрецы. Вместо этого сфера вспухает, и уже через мгновение схлопывается. Вот только там где она схлопнулась не осталась пустота, а возникла ПУСТОТА.
Сила, наполнявшая мою ауру, и создавшая кокон, сдерживавший силу Светоча, ухнула в эту воронку так, будто и не было ни какой ауры. Уже хотелось сказать "Мама!", потому как я остался без защиты, но факт остался фактом, я был жив. Образовавшаяся пустота пожирала Божественную Силу с таким темпом, что та даже не успевала меня коснуться.
Беспокойство и страх, вот чем завоняло от жрецов. Еще бы мои дорогие. Свеча может повергнуть Тьму, но лишь в маленькой комнатке. Факел развеет ее в большой зале, но если брать истинные размеры, то света факела не хватит чтобы осветить вселенную. Она поглотит рожденный свет, и он погаснет.
Вот только улыбался я не долго. Мгновение.
Меня смял мощный удар, ломая меня как куклу, отбросив в сторону дома. Краем сферы восприятия отмечаю, как окружающее меня пространство ломается, структуры сил которые изменяли, пространство вокруг моего дома ломались, втягиваясь в Пустоту моего заклятия. Двое жрецов Островитян превратились в кровавые пятна на стене соседнего (уже соседнего!) дома. Один из Сынов Светочей отброшен мощным ударом стены, прямо к месту, где полыхает Пустота. И в следующее мгновение он растворяется в нем (душа сложность 80).
Улица вернулась к своему обычному состоянию.
Свет трех ангелов вновь вспыхивает, только в этот раз в нем столько ярости и злобы, что даже Гиганты морщатся. Нет, конечно, их лица остаются столь же равнодушными, только ведь я воспринимаю не только их внешние структуры, но и внутренние... правда и они меня читают.
Я потянулся к душе сгинувшего Жреца, и не обнаружил ее. Круто, ну что ж 1000 душ где-то придется искать.
Время.
Я рывком попытался подняться, но вновь удар откинул меня на ограду дома. Двое гигантов, расплывшись, обретя, будто четвертое измерение своего тела, сместились ко мне. Единственное что я успел так это ударом руки пробить грудную клетку одного из них.
Он лежал подо мною на земле, а мои когти в его плоти раскрылись, выпуская яд.
Видно, что не все сущности предпочитают противостояние сил, по-крайней мере не эти гиганты.
Третий гигант, прикрывший своего подопечного от изменившегося пространства, тоже начал смещаться, и смещался он в мою сторону.
Ничего лучше, чем вновь создать кокон силы я не придумал. Удар был страшен, но созданный щит выдержал. Хотя один ключ и вспыхнул, и в этой вспышке его структура начала распадаться.
Гигант подомною умирал. Яд, который наполнил его, выжигал его силы. И умирал он молча. На мгновение мне даже показалось, что сущность радуется смерти, лишь на мгновение.
Новый удар, и я создаю между пальцами печать Клейма. Одну душу я потерял, но эту я не могу потерять.
Поток силы, ударивший меня в грудь, снес меня и забросил в окно стоящего за моей спиной дома.
Горечь, страх, даже ужас...
Отступление: Любовь юности.
Юноша и девушка стояли обнявшись. Он держал ее нежно, будто она была статуей, столь модной в столицы, выполняемой из полых нитей хрусталя, из-за чего они были неимоверно хрупкими. Даже более того, услуги магов, которые могли сделать этот хрусталь прочнее стали, в исполнении данных статуй не поощрялись, и даже более того, такой статуей ни кто и не подумает восхищаться.
Высшим мастерством считалось создавать нити хрусталя вручную без привлечения магии.
Она же, вжалась так, будто хотела раздавить его в своих объятиях, раствориться в нем. Маг, работающий с плотью, сказал, что девушка желает повторить древний ритуал, в котором два тела становились одним целым.
— Не нужно тебе завтра подтверждать свое участие в турнире. — тихо прошептала она. — пожалуйста.
— Твой дед не даст согласия на наше венчание — поцеловав девушку, произнес юноша.
— Мы убежим.
— Нет. Мы должны уважать родителей, ведь в скором времени мы сами станем родителями.
— А так мы уважим их? — грустно произнесла она.
— Да! Мы приняли их волю, и не нарушаем ее, ведь действуем в рамках их воли.
— Он убьет тебя!
— Ты преувеличиваешь принцесса — прошептал юноша, ловя взглядом взор девушки — Я проверил графа, он серьезный противник. Очень сильный демонолог, смогший заручиться поддержкой кого-то из Лордов. Один из гончих сказал, что он получил благословение от Демона, который восседает в центре Пустоши.
— Я видела его...
— Ты видела силу Демона, которого он призвал на помощь.
— Нет. Это его сила, я знаю. Он начал меняться еще до того как обратился к покровителю. Я видела это... — с нажимом произнесла она, и повторила шепотом уже для себя — видела.
— Я хорошо подготовился.
— Этого мало.
— Не скажи милая... Я единственный кто на Турнире будет облачен в Тамгар Тьмы, да и будь он Темным, все равно единственный кто выйдет в Тамгаре.
— Мало.
— У страха глаза велики — произнес юноша — так говорили древние и я с ними согласен.
— А еще они говорили, чем темнее омут, тем могущественнее Лорд.
Услышав это, юноша взорвался смехом. Он смеялся искреннее, и любой бы кто услышал этот смех сказал бы что это был смех восхищения.
— В темном омуте черти водятся — произнес он отсмеявшись — хотя твоя интерпретация мне нравится больше.
— А может он черт...
— Нет, милая, черти согласно легенд были самыми могущественными обитателями Изнанки. Потом они стали Лордами, да и ужасны они внешне.
— Он когда превращаться начал тоже в такую мерзость оборотился.
— Оборотился? — с тревогой в голосе произнес юноша.
— Да. Так сказал Берен. А что?
— Одно дело превратиться, другое оборотиться. Это уже использовать свою личную силу, а не заемную. Интересно.
— Давай убежим...
Юноша вновь опустил голову и глядя в глаза девушки произнес:
— Все будет так, как уготовано богами принцесса. Я верю, что боги с нами, ведь с нами любовь.
Отступление: Чума, Монах и история о Черном.
— Вот скажи мне Монах — произнес молодой человек сидящий на чурбаке, и глядя как его собеседник колит дрова — Тебе и правда нравится эта монастырская жизнь?
— Ты шестой раз приезжаешь ко мне ... — замах, удар и чурка разлетается на две половинки — и шестой раз спрашиваешь меня об этом.
Монах, прислонил колун к чурбаку. Критически осмотрев дело своих рук, он кинул одну половинку в общую кучу, а вот второй решил расколоть еще на две половинки.
— Я и седьмой раз приеду и спрошу. — закинув в рот дольку мандарина собеседник продолжил — и буду спрашивать пока ты не ответишь. А то все "пошел нааа хуй, пошел нааа хуй..."
— Здесь покойно — перебив вторую чурку сказал Монах — Нет постоянной гонки за деньгами. Нету лжи и лицемерия с близкими людьми. Но главное, тут я живу для себя, а там я живу для кого-то, в постоянном конфликте.
— Так все это и там можно иметь.
— Я не ты, Чума, — устало мотнул головой Монах — Общество меня затягивает, навязывая свой ритм жизни. Слаб я. А ты похуист, тебе на всех плевать с высокой колокольни. — и как приговор он посмотрел на собеседника добавив — на всех, и на себя особенно.
В ответ раздался смех. Тот, кого собеседник назвал Чума, смеялся искренне, громко.
— Ну, насмешил. Слаб. Это еще надо посмотреть кто слабее... Кстати, мне не плевать, просто не считаю нужным надрывать печень.
— Даже если тебе кто-то рвет жопу...
— Изнасилование?... — Чума поднял глаза к небу, его лицо стало серьезным, свидетельствуя, что он, отнеся к заданному вопросу серьезно. Через минуту он вновь перевел взор на Монаха продолжающего колоть чурбаки — Это фигня. Во-первых, чтобы меня изнасиловать придется постараться, но это в принципе реально, ведь я не супермен. А во-вторых, хоть это и неприятно, но мне действительно будет пофиг на этот факт. Правда и насильникам я отрежу все, что только можно...
— Не убьешь?
— Убивать нельзя Монах. Исправить в этой жизни можно все что угодно, кроме одного — убийства. Мы не боги, и воскрешать, не научены.
— И это говорит мне чел, который отправил в больницу ...
— В больницу, а не на тот свет. Слушай, а тебе жениться можно.
— Можно, но я обет дал пять лет без женщин.
— Ну ты псих...
— А ты вменяемый?
— Я-то ладно, асексуальный. Для меня секс не удовольствие, а работа. Да и не хочу быть сваезабивателем, мне нужны чувства. А трахать только ради того чтобы трахнуть не для меня.
— А..се..ксу..а..лен — пробуя слово по слогам произнес Монах — Ты больной ублюдок Чума, а не асексуальный. Ударенный на голову так, что рядом с тобой Черный образец психического здоровья.
Чума посмотрел на Монаха удивлено, его брови изобразили дугу. Монах почувствовав его взгляд посмотрел на него, и разведя руками произнес.
— А чего ты хотел. Черный конечно тоже больной ублюдок, но он, по крайней мере, притворяется нормальным. И у него можно многому научиться.
— Это чему же? Проповедовать? Секты создавать? Да он же на религии свихнулся, и тебя за собой потащил.
— Есть чему.
— А ну колись...
— Вот и я говорю, колись... — и с хеком опустил колун на чурбак.
— Я серьезно. У Черного действительно есть чему поучиться, тому же убеждению, или тем фокусам, которые он навострился делать... И вообще я слышал ты его в прошлом году искал.
Монах посмотрел на собеседника. Во взгляде боролись сомнение и желание поделиться.
— Ты же его лучший друг — произнес Монах.
— У меня друзей нет, есть только спутники жизни. Черный мне братка, моя семья также как и ты, и Пламя, и ...
— Ладно, харе пургу гнать. У таких как мы, нет семьи. Мы уроды, выблюдки общества....
— Я не о том спросил...
— Я сомневаюсь, что все, что показывает Черный фокусы.
— Да ну...
— Серьезно. В прошлом году у знакомой — и тут же на лице Чумы, появилась ухмылка — просто знакомой, украли племянницу. Ну, точнее та пропала, но она мне тут нарассказывала про нее, что мол она не такая, девочка воспитанная, тихая... Девочка-целочка в общем. А незадолго до этого на кладбище вандалы покуролесили, и в газетах про сатанистов написали. Знаешь, что меня напрягло?
— Откуда, ты же мне ничего не рассказывал.
— Девчонка пропала первого декабря, а с ней еще двенадцать.
— Откуда такая точность?
— А они все родились в один год, и родились они 22 декабря.
— Годовая полночь. — будто вынес вердикт произнес Чума.
— Точно. Черный нам все уши прожужжал про свою веру...
— Он просто не скрывал своего отношения к религиям — поправил собеседника Чума.
— Ладно. В общем, позвонил я ему, переговорил по мелочи, а потом рассказал о случившемся. На следующий день я его уже встречал в аэропорту.
— Лихо?
— Я его никогда таким не видел. Я тоже не пай девочка, но тогда я струхнул. Уже тогда понял, что он приехал убивать.
— Ну это нервишки братка...
— Возможно... Переговорили мы с ним, он в город и ускакал. А потом, где-то через неделю, иду по улице ни кого не трогаю и тут бам...мешок на голову и в машину. Увезли куда-то за город, заперли. Через дня четыре притащили в залу. Не знаю, что за помещение было, какие-то остатки старых построек. В центре на полу кругом тринадцать девчонок лежит, а в центре Черный. Все к полу прикованные.
— А, сатанюги?
— В рясах, на лицах личины, перевернутых распятий нет, козлиных морд нет. И все молчаливые, будто немые.
— Тогда не сатанюги... эти любят пошуметь.
— Меня на колени поставили, ошейником приковали, а потом начали свои действа. Черный хреново выглядел, видно было, что его не единожды пиздили. Но знаешь, он улыбался. Эта скотина улыбалась, и по ходу дела данный факт сильно нервировал его единоверцев...
— У Черного и единоверцы? Не смешно.
— Да плевать, важно, что потом было. Один из шоблы, ходил среди девчат, мазал чем-то им лоб, грудь, кисти и ступни, потом начал резать их. Черным в конце занялся. Его резал долго, сначала руки, потом ноги, и только после вонзил нож в грудь. Не знаю, в сердце нет, врать не буду, но было похоже.
— А дальше?
— А вот дальше я уверовал, что наш век не лишен чудес, хотя и оскудел верой. Который резал, поднял руки что-то пробормотал, остальные повторили. Потом он ко мне направился, опустился передомною и спросил "Зачем ты влез в это дело Жрец Мертвого Бога? Думаешь, что мы не тронем тебя? Или может, надеешься на чудо? Вынужден разочаровать тебя Жрец, чудеса умерли".
— Прямо так и сказал?
— Я его слова на всю жизнь запомнил. Потому что потом ... — и монах замялся, было видно, что слова даются ему с трудом.
— Ладно не ломайся, не целка, договаривай.
— А потом началось то, что я очень хочу забыть...
+++
— Так уж и умерли? — раздался голос.
Все присутствующие вздрогнули. Каждому из них был знаком этот голос, и все присутствующие были уверен в том, что этот человек мертв. Развернувшись новый глава Дома Теней увидел то же, что увидели и остальные. Посреди залы, окруженный тринадцатью мертвыми девушками сидел юноша.
Он улыбался, той же самой улыбкой, которой до этого он встретил ритуал Одарения.
— Вы птенцы, которые не оперившись, выпрыгнули из гнезда. Вы думали, что сможете полететь, но вместо этого вы начали падение. И сегодня вы упадете!
— С нами Она, и я не поверю что ты пойдешь против нас — прошептал глава Дома.
— С женой я как-нибудь договорюсь — произнес юноша.
После сказанного он закрыл глаза, и метал сковывающий его руки и ноги потек. Он поднялся так, будто буквально десять минут тому назад ему не ломали коленные чашечки, и вообще он двигался, будто не было десяти дней без пищи и воды.
— Да как же так? — разнесся дуновением ветерка шепот не выдержавшего адепта Идущих.
Улыбка на лице юноши стала еще шире.
— Дух животворит! Для вас идиотов расшифровываю — Дух творит жизнь.
— Я убил тебя. — почти прорычал глава Дома, приближаясь к Юноше — Убил даря тебе Смерть, и предавая в Ее объятия.
— Именно что убил. Юра ты молод, ты и твои последыши — кивок на присутствующих — даже не понимаете того учения с которым вас познакомили. Ты провел ритуал Одарения, но даже не задумался над тем, что он проводится только добровольно, и только с Идущими. — он посмотрел на Главу, и добавил — Смерть моя супруга, а я Ее муж...
— Заткнись тварь...
И в попытке исправить случившееся, да и просто заткнуть своего собеседника глава Дома снизу ударил ножом в живот, вспарывая брюхо.
— Черный ... наконец-таки произнес стоящий на коленях священник.
Он думал, что сейчас-то точно, его друга прирезали, ну есть же лимит чудесам... Или это не чудо, а то о чем так много говорил Черный?
Вместо того, чтобы выть от боли, и держась за живот не дать внутренностям вывалиться, Черный обхватил голову главы Дома руками, и приблизив к себе произнес громко и отчетливо.
