М-Мато-сан извиняется с таким серьезным видом... У меня что-то голова закружилась. Только это не от ужаса, а словно от мысли: "Ох, я ж завтра женюсь!.."
— И тут нам почти пора. Слушай, в этой пушке ампулы с транквилизатором. Главное — примерно попасть, а оно сработает. Я, конечно, не жду от тебя прицельной стрельбы. Но если тебя обхватят — дави крючок. Яда там достаточно, чтобы оно сдохло на месте. Потому что по вчерашним данным батрахотоксин не испытывали. Иммунитета пока что быть не должно.
— По-моему, это уже не "транквилизатор", Мато-сан... И потом — что, если враг не обхватит?
— На этот случай смажь ласты клеем... Так! Спускаемся. Ты у меня первый козырь. Никуда не отходи.
Вертушка зависла над центральным корпусом клиники Ольги.
Мато-сан взяла два комично огромных автоматических пистолета, которые еще более комично положила дулами на плечи. Откровенные такие противотанковые базуки. Присмотревшись, я заметил, что это были не ее обычные "беретты", а гордо носящие имя самых больших в мире пистолетов "пустынные орлы".
— Хм-м...
Нет-нет. Такие стволищи в двух руках просто невозможно таскать. Даже Мато-сан держит их скорее как топоры; может, смотрится это и круто, но ни о каком прицельном огне не может быть и речи.
Я уже хотел тяжело вздохнуть — то ли она хочет столько огневой мощи, то ли просто пироманьяк — но через крышу мы уже проникли внутрь центрального корпуса, и я был вынужден признать, что мера оказалась оправданной.
Коридор жутко изменил свой вид. И пол, и стены, и потолок — все было изукрашено человеческими телами.
Какие — разбросаны кусочками, как еда.
Какие — разделаны штабелями, жалкие останки персонала и пациентов.
Скорее всего, даже самые большие счастливчики из восьмисот человек, загнанные сюда, не смогли выбраться на крышу и были кем-то убиты.
БУ-РУ-М-М.
Локальное землетрясение сотрясло центральный корпус.
Если прикинуть, что это происходит на нижних этажах, вооружение Томы Мато обретает еще больше смысла.
— Мато-сан... А живые здесь вообще есть?
— Биолокатор дает семерых. Один — точно из этих. Вот тут светимся мы с тобой. Еще один в C, один в B, один в D. Ну и еще...
О последнем и говорить нечего.
На нашем самом верхнем двадцать пятом этаже в конце извилистого коридора появилась подозрительная тень.
Мужчина в одежде пациента корпуса D улыбался во весь рот, встречая прибытие новой дичи.
— Курамицу Мерка!..
"Пустынные орлы" Мато-сан мгновенно заплевались огнем.
Легко превосходящие "беретту", одним касанием лишающие всего тела Магнумы 44 калибра разрядились в пациента из корпуса D Курамицу-сан.
"
...Куда ни кинь взгляд — море крови.
Металлический квадратный коридор. На полу — широкое болото, ноги уходили в него по лодыжки.
Рдеющая поверхность, напоминающая скользкое желе. При таком количестве крови невозможно было разглядеть ничего похожего на человеческие тела. Все выглядело так, будто кровь натекла из какой-то комнаты и залила весь пол корпуса D.
На этом красном ковре стоит Исидзуэ Каната.
Как шикарная роза, как изящная хризантема, как яркий подсолнух, девушка была безукоризненно гармоничным контрастом. Прекрасная, как цветок, — нет более подходящей метафоры. Сегодня ее семнадцатый день рождения. Два года назад, будучи еще наивной девочкой, сейчас она оформилась в прекрасную женщину. По крайней мере, на сторонний, телесный взгляд.
Где-то за пять метров от нее находилась девушка, очень на нее похожая.
Ее имя — Хильмия Рузель.
Больше всех остальных пациентов корпуса D ненавидевшая Исидзуэ Канату, она пыталась убежать в центральный корпус, но была окликнута и теперь являлась прискорбной жертвой девиза "ни один не уйдет".
— Это бред. Ты серьезно хочешь убить всех до единого?
Горделиво, с исполненным ненависти и отвращения взглядом, Хильмия Рузель вопросительно поднимает бровь. Она мечется в беспощадном урагане мыслей, рассчитывает, надо ли продолжать бегство и быть убитой или встать лицом к лицу опасности и выжить.
— О-о. Какие ты чудесные слова говоришь, Хильмия-сан. Четыре года тут прожила, а твои суждения ни капли не изменились. С этим, наверное, тяжело жить, а?
Исидзуэ Каната беззаботно улыбнулась. В этом море крови она и Хильмия Рузель — на разных полюсах: в позиции, в способностях, в способах мышления.
Можно назвать их охотником и жертвой.
В отличие от старающейся как-то выкрутиться и выжить Рузели, Каната не испытывает особого дискомфорта. Только некоторое недовольство. Она одета в тренировочный костюм, похожий скорее на нижнее белье. Все случилось очень внезапно, и у нее было не так много времени. Ведь на самом-то деле она хотела быть в приличном платье, когда настанет день бешенства.
— Не равняй меня с собой. Я в своем уме. Не считай меня какой-то дешевкой, которая так легко съезжает с катушек.
— Ах, извините, пожалуйста. Только я тоже в своем уме, ага? Я спокойно и осознанно прикинула, что одна смогу перебить всех. А иначе я бы не начала этот бой! Лезть в драку без единого шанса на победу — по-моему, это ты здесь без башни.
— Именно поэтому ты психопатка!.. Одной перебить всех? Серьезно? Тебе, которая может играть лишь мышцами?.. Не смеши. Да, ломать — лучше тебя мастеров нет. А вот играть — ты мне даже в подметки не годишься. Как и все остальные. Ты себе и представить не можешь одержимых корпуса D. Может, тех, что в C, ты и осилишь, но нас...
— А-а. Поняла, ты не в курсе. Извини, Хильмия-сан. Здесь из живых уже остались только я и ты, — прощебетала она, улыбаясь до ушей.
— А!..
Еще бы Хильмии Рузели не лишиться слов.
Пациенты D — с ними обходились как с монстрами. Показавших А-симптомы людей считали "больными", но даже работавшие с ними врачи клиники бросили их на произвол судьбы. Их синдром выходил за рамки медицинской науки, и таких людей без прикрас звали "одержимыми", монстрами. И вот из этих четырнадцати равных по смертоносности существ остались только они?..
Нет, здесь были и те, кто просто находился в тяжелом состоянии и даже пальцем не шевельнул. Из сорока набралось ли хотя бы десять таких, как Каната, кто мог играть роль массового убийцы?
Тем не менее, именно поэтому они были избранными из избранных. Они были теми, кто без стыда носил звание "одержимый". Они были чудовищами, которых боялся персонал Ольги. И их больше нет? А тот полный потрохов бассейн, на который становилось тошно смотреть? А мужчина, который так замкнулся в личном пространстве, что можно было назвать это пространство другим измерением? А ребенок, который заставлял тела мгновенно сгнивать и становиться подобием супа? А то существо, сознание которого пришло в такое помрачение, что оно превращало в бред все вокруг него?
И всех их голыми руками истребила эта женщина?
— Исидзуэ...
— О, решилась-таки? Вот и славно. Вот теперь я тебя заберу и облизнусь. Опять же, такой шанс бывает раз в жизни. Было бы расточительно так и не попробовать всех вас на вкус, верно?
Каната пригибается, выставляет ногу чуть вперед, готовясь метнуться к цели.
От одного этого движения рождается сотрясение, по красному ковру проходит рябь.
— Каната!!!
Голосовые связки Рузели сотрясают воздух.
Даже будучи таким монстром, за скоростью звука не успеть. Взметающую багровые брызги Канату встречает ответный удар "новообразования" Рузели. Звуковое внушение на частоте биоволн. Испускаемый ее телесными биотоками электроимпульс вторгается в человеческий мозг. Он действует на расстоянии тридцати метров.
БУХ-Х.
Их двухсекундное столкновение закончилось. Выставленный правый кулак непринужденно бежавшей Канаты взрывает стену за спиной Рузели.
Металлическая стена прогибается с жалобным визгом. Будь этот удар прямым попаданием, он бы перемолол органы Рузели в труху, но он отклонился в левую сторону, прошел мимо. Это не Рузель увернулась, но Канату подвел глазомер.
Меткое движение Канаты невероятным образом ушло в "молоко". Девушка не поняла, почему она промахнулась. Она тут же перевела взгляд на свою цель, но сбоку...
— Что, а-а-а?!
Каната пораженно смотрела снизу вверх на ту, что была меньше ста шестидесяти сантиметров ростом. Ростом теперь таким, что приходилось смотреть снизу вверх — на вытянувшуюся вдесятеро фигуру. Фигуру настолько гигантскую, что темнело в глазах.
— Хи-хи... Добро пожаловать в мой мир. Вот теперь игра окончена, марионетка!..
Разумеется, дело было не в том, что Хильмия Рузель стала великаншей. Таких противоречащих законам физики акселераций не бывает. А значит все наоборот. Исидзуэ Каната за каких-то несколько секунд сжалась до десятой доли своей величины? Разумеется, это еще более маловероятно. Атомарное притяжение не допустило бы такой бредовой компрессии живого существа.
Здесь вопрос не в физике, а в рассудке. Просто мировосприятие Исидзуэ Канаты породило аномалию. Ни пространство не расширилось, ни она не ужалась, но масштабы зримой картины и воспринимаемые мозгом видения взяли и запредельно сошли с ума, не спросив ее мнения!..
— Ой. Это все на самом де...
Это не реальность. Нет, реальность, но лишь в пределах широты восприятия мозга. Даже с пониманием этого все ее чувства воспринимали гигантский мир очень уж реалистично. Для теперешней Исидзуэ Канаты красная лужа стала озером, доходящим до ключиц.
Хильмия Рузель.
С ранних лет живя со зрительным расстройством, она постоянно и безысходно заявляла: "На меня давит все вокруг". Ее слова не доходили до родителей. Ее, сжимавшуюся в комочек в углу комнаты с плотно сжатыми веками, бездумно считали очень застенчивой, неспособной приспособиться к обществу.
И все же мир на самом деле виделся ей гигантским. Легкое нарушение зрения и тяжелое расстройство восприятия. Через восемь лет безумные шестерни сцепились, наконец, в действующий аномальный механизм. Она не могла ощущать расстояние до предметов. Девочка продолжала кричать об ужасе когда огромного, когда далекого искаженного мира, но, как и прежде, никто не понимал ее и она оставалась одна.
Дисгнозия — нарушение познавательной способности, непонимание истинного масштаба мира. И вот эти одинокие времена вселили в нее демона. Не для того, чтобы исцелить аномалию. Она создала новообразование, чтобы заставить остальных понять свой кошмар, о котором никто до сих пор даже слышать не хотел. Она желала показать свою боль.
— А. Это "Double Bind" — одержимость, способная вселять в других свою дисгнозию...
— Верно. Сначала дело ограничивалось совместным ощущением, но сейчас все иначе. Ведь общностью можно убить только кого-то одного! Чтобы сделать весь класс инвалидами, такую растрату допускать нельзя.
Великанша Рузель подняла ногу.
Будь здесь кто-то третий, это движение показалось бы ему обычным шагом вперед. Вот только Канате сейчас казалось, что она занесла над ней истинный, великий кошмар.
— Я могу не только делиться своим ощущением, но и подменять чужое. Я же сказала тебе, деточка? Ты хорошо умеешь разрушать, но играть с разумом я умею на порядок лучше!
— Кх!
Галлюцинация падающей пятидесятитонной массы.
Каната сделала сильный уклоняющийся скачок назад, но расстояние между ними совершенно не увеличилось. Подвижность тела была ограничена сжатым сознанием. Сейчас она действительно собиралась прыгнуть на десяток метров, но на самом деле ее тело отступило на какой-то десяток сантиметров.
Да, такое трудно вынести.
Она не понесла никаких телесных повреждений, но у нее, затянутой в этот многочасовой кошмар, начинал плавиться рассудок.
— Долго ли ты сможешь бегать? А то, если угодно, могу добавить еще масштаба.
Ошибка восприятия.
Властительница безумной перспективы занесла ногу. Ей не уйти. Восприятие Канаты, только что способной избежать удара Рузели, уже считало масштаб окружающего мира за истину.
Идущая электромагнитными импульсами, действующая прямо на мозг психическая зараза. Промывка мозгов несравненной силы. Исправить это может только стороннее вмешательство и депрограмминг.
А еще... Девушки не могли о нем знать, но есть такой одержимый, который, подвергаясь подобной атаке, действовал даже нормальнее.
Он — одержимый с противоположным Рузели знаком. Хиномори Сюсей и Каната встретятся совсем скоро.
Каждый из них по-своему преодолевал такие ментальные вмешательства.
— Нет, уже хватит, Хильмия-сан. Да, мне действительно требовалось время... но все-таки подобные грезы я год назад уже пробовала.
Ей не убежать от Хильмии Рузели. То есть ей нет нужды убегать. Для Исидзуэ Канаты это новообразование — уже дела давно минувших дней.
— Что?..
Озноб по позвоночнику — да что там позвоночник, дрожь доходит до самого мозга.
Хильмия Рузель поднимает глаза к источнику голоса — который находится высоко над головой.
Она не может понять... Она бы так никогда не смогла! Там высится Исидзуэ Каната, задевшая бы головой облака, если бы они были.
— И знаешь что? Извини, но это совсем не смешно.
Словно пало небо.
Не иллюзия, порожденная сжавшимся восприятием, но и в реальности топчущая Рузель правая нога — небрежно — опускается совсем рядом.
БУХ-Х.
Удар сотрясает багровую жидкость, проход, да и все здание. Для Хильмии Рузели, получившей свою усиленную дисгнозию обратно, этого хватает, чтобы стерся в порошок ее правдивый мир, чтобы настал ее конец света.
"
БУХ-Х.
После жаркого сражения Курамицу Мерка рухнул ветошью под "пятью ударами по срединной линии" Мато-сан. Chest!
— Повезло... Просто я знала состояние болезни Курамицу. Да и одержимость его — если знать, где центр, то можно легко справиться. Если бы он был того же типа, что и "Лишнекишки" Ясики Докема или "Фризия" Еругути Сисия — пришлось бы положиться на него.
Мато-сан кивнула на реактивный гранатомет на плече. Я — первый козырь, а за второй, значит, выступает он.
Бросив тело бывшего жильца корпуса D Курамицу Мерки, Мато-сан направилась к лестнице. То ли свет отключили, то ли кто-то сжег проводку, но лифт стоял на месте.
БУХ-Х.
Центральный корпус снова заходил ходуном от загадочного землетрясения. Источник толчков — явно на первом этаже. Вон как долбит, аж на двадцать пятом чувствуется. Вниз совсем не хотелось, но Мато-сан машет мне — иди быстрей сюда.
— М-м, вопрос, Мато-сан. Не по теме, правда.
— До третьего этажа жизни не видно. Ладно, можем пока и поболтать. Задавай уже свой вопрос.
— Да. В общем, вы сейчас что-то странное говорили про линкишинки и фризию, или как там?.. Это что, клички пациентов?
— Ну-у, да... Только имей в виду, я тут совсем ни при чем! Ну как бы это... Когда они поступали на учет, так их от лишнего рвения и записывали, вот, — она передала мне листик из блокнота.
