Но все же настроение ему бывшая жена испортила. В результате Соломин, вместо того, чтобы развлекаться остаток вечера, сидел в своей каюте на крейсере, а затем и вовсе, плюнув, отправился спать, решив, что сон — лучшее лекарство, в том числе, и от дурных мыслей. Надо сказать, и впрямь помогло.
Подгулявшие члены экипажа начали возвращаться на борт крейсера поодиночке, и процесс этот затянулся на всю ночь. Последнего привезли уже утром, на полицейском боте, Соломин даже решил, что парень натворил чего, но, как оказалось, все свелось к небольшому скандалу. Полицейские задержали нарушителя спокойствия, но серьезных санкций к нему применять не стали, просто отправили на корабль, где он и предстал под гневные очи командира.
Выслушав несколько эмоциональное, но образное и богатое на эпитеты мнение Соломина о себе вообще и своих умственных способностях в частности, провинившийся внезапно окатил собравшихся облаком густого перегара, и спросил:
— А как же портки пропей, но флот не опозорь?
— Кто это сказал? — с интересом приподнял брови Соломин.
— Великий император Петр Первый!
— Сомневаюсь, что он мог сказать такую глупость. А если и сказал... что же, и у великих бывают неудачные мысли. Лично я считаю, что единственный способ не опозорить флот — это бить любого врага своей страны там, где это необходимо. Зарубите это себе на носу, молодой человек, и отправляйтесь под домашний арест. Думаю, пары дней вам хватит — посидите, проветритесь... И лекарства от похмелья вам не полагается — думать в следующий раз будете. А остальным — сутки ареста.
— За что, командир?!!
— За то, что товарища одного оставили. Вояки... Позор! — Соломин брезгливо скривился. — Хотите пить — пейте, не умеете пить — не пейте, но своих товарищей оставлять в любом случае нельзя. Все, чтоб я вас больше не видел, олухи.
Выполнив малоприятную, но необходимую обязанность, то есть раздав всем сестрам по серьгам и продемонстрировав, какой он грозный и непреклонный, Соломин, посмеиваясь, отправился в рубку. Там, в окружении старших офицеров крейсера, он составлял список техники, которую надо будет вытребовать из консервации, подсчитывал ориентировочную потребность в людях, а главное, прикидывал стоимость модернизации устаревшей техники. Суммы выходили такие, что впору было за голову хвататься. Впрочем, первый этап предложенного императором плана можно было провести и без модернизаций, а дальше видно будет. В конце концов, не со сверхдержавой воевать собирались, а с мелюзгой. Ну а что для чукчи крейсер — то для белого человека катер, поэтому на первом этапе и так сойдет. А потом и имперские верфи немного освободятся, и денег можно подсобрать. Ну, в конце концов, во вновь создаваемом государстве далеко не все будут пользоваться равными правами, кого-нибудь можно и банально ограбить. Особенно из тех, кто в это государство и не войдет. А еще у Соломина намечался тяжелый разговор с Бьянкой.
Правда, как раз он прошел легче, чем предполагалось. Девушка уже смирилась с тем, что ей придется отправляться учиться, так что пошмыгала немного носом, изображая обиду, и все. Да и Соломин за нее сейчас не волновался — императору Бьянка понравилась, а значит, пакостей ожидать не приходилось, во всяком случае, в открытую. Император Радислав правил жестко, и за годы на троне всех приучил к мысли, что конфликтовать с ним не стоит.
Ну, вот и все. Инструкции получены, разговоры завершены, пряники розданы и вопросы утрясены. Через неделю после торжеств крейсер "Альбатрос снялся с орбиты и ушел в неизвестность. Где в следующий раз суждено было всплыть капитану, точнее, уже адмиралу Соломину, никто не знал, но и сомневающихся в том, что будет это как минимум громко, не находилось. Знал нюансы, пожалуй, только император, да еще некий офицер разведки с трудно запоминающейся внешностью и самыми простыми русскими именем и фамилией. Только спрашивать первого из них никому не пришло бы в голову, а второй... Второй лишь хитро усмехался, и что он знает, а что нет, не мог сказать никто.
Столица. Загородная резиденция императора. Три часа спустя.
— Бьюсь об заклад, не пройдет и месяца, как вся "свободная пресса" поднимет вопли о зверствах русских пиратов.
— Поднимут, конечно, куда же они денутся.
— Ваше...
— Мое, мое. Ты что, думаешь, я не понимаю, чем это кончится? Плохо же ты думаешь о своем императоре.
— Нам это может выйти боком. Русских и так едва терпят, и то лишь потому, что боятся.
— Вот именно. А теперь подумай, во что это перерастет. Бояться можно до определенного предела. Если страх перейдет определенную грань, люди забудут обо всем. Даже инстинкт самосохранения уйдет на второй план. И тогда будет война, которая кончится плохо для всех. А мы, будем говорить честно, уже несколько поколений нагнетаем этот страх, потому что если этого не делать, он, оставшись на одном уровне, станет привычным и утратит свой эффект. Наши предки ошиблись — запугав всех до потери пульса, надо было искать альтернативу, а им понравилось пугать. Аналитики говорят, что этот нарыв уже готов лопнуть и, когда это произойдет, неясно. В любой момент, хоть завтра. Именно поэтому нам просто необходим предохранительный клапан.
— Но я не совсем понимаю...
— А ты подумай, у тебя же есть голова на плечах. Или что, адмиральские погоны тебе велики? Что-то сомневаюсь.
— Но я действительно не совсем понимаю, как очаг напряженности у наших границ может быть нам выгоден.
— Да все же просто! Будут вопли про русских пиратов, мы от них официально открестимся, и тогда все по очереди начнут пробовать Соломина на зуб. Может, и вместе, но вряд ли — он им будет казаться слишком мелкой сошкой. А он — профессионал, который отрывал головы и не таким умникам. Главное, дать ему возможность укрепиться. Может, его и сметут, но это, в любом случае оттянет внимание от нас и даст империи время. Даже если мы не сможем решить проблему миром, то хотя бы введем в строй новые корабли и получим подавляющий перевес в силах.
— Рискованно.
— Я знаю. А ты можешь предложить другую альтернативу? Любая уступка будет расценена этими уродами, как слабость, и ты это тоже прекрасно знаешь. Тогда процесс будет уже не восстановить, и любое наше трепыхание только ускорит большую войну. Нет уж, пусть они выпустят пар, сражаясь с нашим доминионом — все равно люди там, будем называть вещи своими именами, ни разу не русские. А если Соломин еще и ухитрится им навалять, они вообще зарекутся с нами связываться.
— Как бы не переборщил — он ведь у нас сторонник жестких мер.
— Да и пускай, нам-то что с того? Даже в геноциде нас обвинить ни у кого не получится, отщепенцы — они везде отщепенцы. Или тебе жалко каких-нибудь англичан или, того хлеще, французов? Они нас, кстати, никогда не жалели.
— Да нет, плевать мне на них.
— Вот и я о том же. Главное — накачать его вооруженные силы достаточным количеством боевой техники и людей, способных с этой техникой управляться. Так что готовь инструкторов. Будем надеяться, что успеем.
— Может, стоило бы дать им корабли получше?
— Стоило бы, но у нас их сейчас попросту нет. Ничего, жить захотят — справятся.
— Все равно, это колоссальный риск.
— Кто не рискует — тот...
-Я все понимаю. Скажите, а Соломин понимает, что за роль ему отводится?
— Конечно, понимает, он ведь не дурак. И потом, мы серьезно поговорили с ним перед отлетом. Он согласен. Попросил только о девочке своей позаботиться.
— То есть, он знает, что, скорее всего, не вернется...
— Конечно, это он понимает лучше даже, чем мы.
— И все равно взялся.
— Есть такое слово — долг. Каждый понимает его по-своему, но этот человек, наверное, правильнее всех. Пафосно звучит, но империя жива, пока у нее есть такие солдаты.
— С этим не поспоришь. Кстати, он мне очередной трофей подогнал.
— Это какой?
— Да китаянку одну, с Шанхая. Незаконнорожденная дочь тамошнего мафиозного босса. Знает много, и для оперативной разработки хорошо подходит.
— Ха! Как развелся — так ему на баб везти начало. Что, кстати, думаешь об этой его девочке?
— Если бы не низкое происхождение — идеально бы подошла.
— Ты не прав. Как раз благодаря такому происхождению она нам и подходит. Подумай сам, как это можно раскрутить! Кругом демократично... Да и лишняя легенда про Золушку нам может пригодиться. Правда, из нее Золушка... Видал ее зверюгу?
— Волка, что ли?
— Ну да. Такая Золушка любую мачеху сожрет.
— Вам она, похоже, тоже приглянулась.
— Да, ты прав. В общем, прогоняешь ее по интенсивному курсу обучения, и чтоб максимум через год она была при нем.
— Так точно!
— Вот и замечательно. Ничего, адмирал, мы еще научим их всех с вечера сапоги чистить, чтобы утром на свежую голову одевать.
Глава 2. Старые привычки.
Приятель смелей разворачивай парус
Ио-хо-хо, веселись как черт!
Одних убило пулями,
Других убила старость
Ио-хо-хо, все равно— за борт!
(Песня пиратов из х/ф "Остров сокровищ" сл.В.Лебедева-Кумача уз.Н.Богословского)
"Альбатрос" протыкал пространство даже лучше "Эскалибура". Ну, как раз в этом ничего удивительного не было — крейсер был и новее своего старшего товарища, и, вдобавок ко всему, имел более узкую специализацию и лучшую энерговооруженность. Именно поэтому Соломин, обнаружив на пределе дальности действия своих радаров небольшой караван грузовых судов, решил, что грешно не воспользоваться такой оказией. К тому же и экипажу после бурных возлияний стоило малость подрастрясти жирок. Сейчас, окутавшись маскировочным полем, "Альбатрос" не спеша настигал караван, присматриваясь к новым противникам.
Соломин мог позволить себе не торопиться. Караван шел достаточно далеко от "цивилизованных" секторов, а в диком космосе основным законом было право силы. Так что ни вмешательства со стороны равных противников, ни того, что корабли успеют укрыться в чьих-нибудь территориальных "водах", где им на помощь могут прийти боевые корабли, можно было не бояться. К тому же, крейсер все еще не был обнаружен, и потому русские спокойно присматривались, оценивая расклады.
Восемь транспортных кораблей большого тоннажа, но, судя по некоторым характерным признакам, построенных на разных верфях и находящихся в различной степени потрепанности. В охранении — четыре корабля класса корвет-эсминец, тоже далеко не новые. В общем, классика жанра — сбились купцы в кучу, скинулись и наняли охранную фирму. Насквозь знакомая ситуация, Соломин сам так начинал когда-то. Даже фирму, подрядившуюся на проводку каравана, он опознал — знакомые все лица, ничего не изменилось. Легкие корабли охранения, разумеется, не бог весть какая сила, но против местных умников, гордо именующих себя пиратами, сойдет. И вряд ли на грузовозах что-либо столь ценное, что пираты собьются в кучу и, рискуя потерять часть кораблей, устроят групповой налет. Одиночке же и вовсе останется издали кусать локти... если только этот одиночка — не капитан Соломин на крейсере русской постройки.
В свете такого вот расклада ситуация изменялась кардинально. Все четыре корабля конвоя и в лучшие-то времена обладали примерно третью огневой мощи "Альбатроса". Учитывая же, что были они сильно изношены и вряд ли их владельцы могли обеспечить им хороший уход, возможности кораблей, по оценке Соломина, и вовсе опускались до несерьезных двадцати процентов. И это еще без учета слабого бронирования, ничтожной силовой защиты и паршивых ходовых качеств.
В принципе, можно было уже и начинать — подавить огнем главного калибра сопротивление конвоя еще до того, как их экипажи хоть что-то сообразят, а потом заняться транспортами, раздутые и напоминающие откормленных коров туши которых не имели ни единого шанса уйти. Вот только... Нет, Соломин не был сентиментален, но и просто так искрошить бывших собратьев по профессии, которых неплохо знал и с которыми выпил когда-то не одну кружку пива, было как-то не слишком приятно. Подумав секунду, он махнул рукой и коротко скомандовал:
— Снять маскировку. Связь!
Капитан "Альбатроса", не один год летавший у Соломина старпомом, понял его с полуслова, и секунду спустя перед капитаном уже горел экран видеосвязи. То, что на нем можно было увидеть, больше всего напоминало хорошенько растревоженный муравейник.
Сидящий с той стороны перед экраном человек одновременно пытался сделать три дела — вызвать капитана, вытереть руки о ни разу не форменные брюки и судорожно сглотнуть. Судя по всему, во рту у него намертво застрял кусок бутерброда. Остальные присутствующие, мельтешащие за его спиной, выглядели не лучше, и их можно было понять. Вот только что космос вокруг эсминца был чист — а вот уже рядом висит внушительная тень крейсера, а с экрана дальней связи иронически улыбается наглая морда.
Соломин деликатно дал собеседнику прокашляться и подождал, пока не примчится капитан корабля и, по совместительству, хозяин конвойной фирмы. Ну да, вот и он, Дитрих фон Шульц, бывший лейтенант военно-космических сил Германии, а ныне полукриминальный тип, зарабатывающий на жизнь конвоированием судов, а при отсутствии заказов, по слухам, и охотой за этими самыми судами. И ведь, что интересно, этот немолодой уже человек когда-то был подающим надежды офицером, хотя как раз это-то и неудивительно — слабые духом любители спокойной жизни не идут в военный флот и уж, тем более, после того, как их оттуда вышибают, не становятся наемниками или пиратами, тем более, командирами эскадр.
— Здорово, орел тевтонский! — весело поприветствовал его Соломин. — Как жизнь молодая?
— Да вроде нормально, — немного удивленно, но без лишней паники в голосе ответил немец, с неподдельным интересом разглядывая собеседника. — Сам-то как?
— Э, да что мне сделается? А ты, гляжу, все летаешь...
— Так ведь и тебе, вроде, крылышки пока не подрезали.
— Это сейчас несколько... э-э-э... затруднительно сделать.
— Как же, наслышан, — иронически скривившись, фыркнул фон Шульц. — собственная планета, собственный флот...
— Добавь к этому неплохие ремонтные мощности и, главное, людей, на которых можно положиться.
— Наслышан, — вздохнул немец. — Тебя уже все матом кроют — по твоей милости ни добычу не продать, ни отремонтироваться толком.
— Ну, это уже издержки. Я, вообще, к чему этот разговор завел. Ты как, предпочтешь свалить, или будешь защищать клиентов?
Вопрос был, как говаривал один удачливый политик, архиважный. Шульц прекрасно понимал, что крейсеру все они — на один зуб. Один-два точных залпа — и его корабли превратятся в металлолом, не имея ни малейшего шанса дотянуться до противника. Более того, даже то, что с ним вообще разговаривают, является невиданной милостью. Все законы тактики требовали от капитана русского крейсера, подобравшегося практически вплотную, открывать огонь на поражение, не вступая ни в какие переговоры. Если бы Соломин поступил так, как написано в учебнике, то корабли фон Шульца развалились бы на куски, даже не увидев врага, а их экипажи не успели бы не только ничего понять, но даже почувствовать. Но, с другой стороны, их наняли, он, фон Шульц, дал слово... Немец вздохнул:
