Наладив связь, союзники скоординировали свои действия и продолжили движение для соединения. Тут-то на них и напали неожиданно быстро бегающие в стиле перекати-поля кусты, стреляющие из полых трубок бронебойными дротиками, а также тяжелая пехота, представленная огромными мухоловками и деревьями, швыряющимися валунами. И на фоне этого безумства жизни, из зарослей, непрерывными и стройными рядами, стали выходить не слишком быстрые, зато трудноупокаиваемые зомби...
Вражескую артиллерию, начавшую осыпать союзников огромными взрывающимися "кокосами", достаточно быстро подавили своим огнем дирижабли (сами они тоже подверглись обстрелу, но благодаря мощным магическим щитам и возможности подняться выше опасной зоны, оставались неповрежденными). К сожалению, воспользоваться мобильными летающими базами для того, чтобы выжечь врагов на земле, не представлялось возможным: насекомые прятались под землей, выбираясь на поверхность прямо под ногами у зебр и пони, а зомби и растения постоянно двигались, стремясь смешать свои ряды с защищающимися. При этом замаскированные повстанцы, выкрикивая различные фанатичные лозунги, продолжали изо-всех сил вносить смуту в ряды Корпуса Справедливости и армии Цезаря...
Сперва ситуацию на поле боя удалось стабилизировать, а затем и вовсе переломить, склонив в сторону союзников, чему немало способствовало то, что два войска наконец-то встретились и смогли организовать оборону в виде двух полусфер, на общей границе создав штаб и полевой госпиталь. И тут враг ввел последние свои резервы: друиды, возглавляемые кем-то не ниже мастера и некроманты, собравшие в единый кулак не меньше сотни кровососов, врезались в оборонительные порядки с двух сторон, словно стилеты в мягкую плоть.
Баттерфляй решил взять на себя друида, который был в полтора раза крупнее сородичей, двигался быстро словно прирожденный бегун, оказался крайне неповоротлив... что было проблемой тех, кто попадали ему под копыта. В здоровяка стреляли из арбалетов, магических артефактов, самострелов, но наносимые раны едва ли причиняли серьезные неудобства, да и заживали прямо на глазах (он даже глаз отрастил менее чем за минуту).
Не успел нежно-желтый пегас упасть с неба, как земля взорвалась клочьями земли и ему навстречу выпрыгнул... огромный и жирный червь, имеющий пасть с тремя челюстями, открывающимися словно бутон цветка. Последнее, что увидел Атрибут Власти перед тем, как его проглотили, это самодовольную, ехидную усмешку друида. Впрочем, атака сферой из потоков режущего воздуха, пробившая в черве сквозное отверстие с противоположной от "входа" стороны, заметно подпортила настроение полосатого жеребца.
Выбравшись из химеры, обозленный Атрибут Милосердия, которого все же облило желудочным соком, достаточно мощным чтобы начать растворять металл, явственно ощущая, что к его титулу скоро прибавится словосочетание "вторичного употребления", мысленно пообещал себе, что убьет гада максимально быстро и безболезненно. В конце концов, следовало подтверждать свой титул...
Друид был прочным; у друида была чудовищная регенерация, которая могла бы поспорить с таковым свойством у гидры; у друида, под шкурой и внешним слоем мышц, обнаружился хитиновый панцирь, похожий на внешний покров подменышей, защищающий внутренние органы и настоящий скелет. Этого монстра не остановило прямое попадание из главного калибра танка, не успокоил алхимический огонь и магические молнии лишь придали бодрости. Впрочем, даже у подобного чудовища, где-то в середине боя окончательно лишившегося разума, обнаружились свои уязвимости: звуковые атаки его оглушали, проникающие удары превращали внутренние органы в сплошное месиво, что регенерировалось хуже внешних повреждений, а жидкий лед сделал тело хрупким, словно стекло...
...
"Нашу битву можно было бы назвать эпичной, если бы Эпплджек, в схожих условиях, просто не разорвал некроманта на две неравные части, после чего растоптал в блин, так и не позволив показать все, на что он способен. А ведь на друида даже внушение не действовало, будто он вообще не воспринимал сигналы приходящие от глаз".
Услышав какой-то шум за дверью, нежно-желтый пегас закрыл глаза, оставив лишь тонкие щелки между веками, чтобы наблюдать за происходящим в комнате и расслабился, делая вид будто спит. В палате царил приятный полумрак, что играло на хуф летуну, а вот посетителю, после светлого коридора, предстояло некоторое время привыкать к освещению.
Дверь открылась и на пороге появились местный целитель, а за ним шла...
"Женя?", — ничем не выдав своих эмоций, Атрибут Милосердия все же окончательно закрыл глаза и обратился в слух.
— ...ничего опасного для жизни, но я все же рекомендую не давать пациенту поводов перенапрягаться, — профессиональным доброжелательным тоном произнес зебриканец.
— Я все понимаю, — отозвалась земная пони. — Можете не беспокоиться на этот счет.
— Положусь на ваше благоразумие, — произнес полосатый жеребец и удалился.
Прошло несколько секунд после того, как за хвостом целителя закрылась дверь, а синеглазка все стояла на одном месте, не решаясь подойти к постели. Наконец, собравшись с мыслями, она воспользовалась навыками бесшумного шага, и оказавшись рядом с ложем Атрибута Власти, уселась прямо на пол.
— Спишь? — тихо спросила Женя, но ответа не получила, чем и удовлетворилась. — Так даже лучше. Пожалуй, если бы ты не спал, я бы так и не решилась высказаться.
"Я чувствую, что меня за это будут бить, но... Продолжай", — изображая из себя смертельно раненого героя, Баттерфляй доблестно лежал не шевеля ни единым лишним мускулом, лишь медленно вдыхая и выдыхая пахнущий травами воздух.
— Когда я узнала, что тебя ранили... то испугалась и хотела бежать сюда, чтобы... сама не знаю, зачем, — тихо заговорила белая кобыла, уйдя в свои мысли и опустив мордочку, чтобы смотреть на свои передние ноги. — Я ведь не умею лечить, пусть и владею некоторыми навыками менталистики и классической магии, но все равно, отчаянно хотела помочь хоть чем-нибудь. Меня до колик в животе испугала мысль, что я тебя могу больше не увидеть, ведь... Не знаю, как и сказать.
"Глубоко вздохни, расслабься, выкинь из головы все посторонние мысли... Это не так сложно, как кажется", — мысленно подбодрил земную пони нежно-желтый пегас.
— Ты ведь знаешь мою историю до момента прибытия в замок Кантерлота, — констатировала синеглазка. — Оказавшись в этом мире, я боялась всего и всех, в том числе и одиночества. Одиночество наверное пугало меня даже сильнее всего остального, ну и ощущение собственной беспомощности усугубляло ситуацию. Поэтому я наверное так легко подпустила Себриз, а затем и привязалась к ней... за что поплатилась как достоинством, так и здравомыслием... тем, что от него оставалось. Мне было тяжело снова начать доверять хоть кому-то и наверное если бы не Скриншилд, с ее яркими и открытыми эмоциями, меня бы продолжала мучить паранойя, с ожиданием подвоха от каждого встречного. А потом... Потом появился ты. Добрый, ненавязчивый, заботливый, сильный...
"Да, я — такой", — с гордостью констатировал Атрибут Милосердия, скромно промолчав и отогнав дурацкие мысли о том, чтобы вскочить на ноги и крикнуть во весь голос "Хвали меня!" (видимо обезболивающие все же дурманили разум, пусть и не так сильно, как ожидалось).
— ...отправляясь в Зебрику, я не понимала того, насколько же привыкла к Кантерлоту, — продолжала говорить ученица принцессы Луны. — В моем прежнем доме существовало понятие "Зона комфорта". Многие, от мала до велика, проживают свои жизни, так ни разу и не покинув эту область, где все привычно и понятно, нет сильных стрессов и угроз. Мне же снова пришлось испытать на себе фактор смены обстановки, пусть и не такой радикальной, как в первый раз. Да и у меня были вы: ты, Сунрайс Шейк, другие пони... Вы помогали мне ощущать себя более или менее уверенно, спокойно... комфортно? Пытаясь вписаться, я стала вести себя не слишком... осмотрительно и даже ввязалась в пару неприятных историй. Но по-настоящему плохо стало тогда, когда... ты ушел из дворца. Шейк, другие пони, даже Жасмин — они оставались рядом, но я ощущала себя так, словно снова осталась одна. Знаешь, я повторяюсь и вообще... глупости всякие несу. Как какая-то стереотипичная изнеженная кобылка.
Тихий смешок прозвучал как-то сдавленно, выдавая горький комок в горле.
— Я не хочу снова оставаться одна, — более твердо заявила Женя. — Мне надоело ощущать себя непонятно кем. Если уж на то пошло, то... я хочу... быть... рядом с тобой. Вот я и призналась, а небо на голову вроде бы не упало...
"Мне будет больно. Мне будет очень... очень-очень больно", — принимая свое, возможно — важнейшее в жизни решение, летун открыл глаза и посмотрел на земную пони.
— Женя, я тебя люблю, — слова прозвучали негромко, но отчетливо и уверенно.
Синеглазка замерла, во взгляде у нее вспыхнули паника и злость, вскинутая мордочка закаменела и уши встали торчком. Прошло несколько секунд, прежде чем она констатировала убийственно-спокойным голосом:
— Ты, все это время, не спал.
Наблюдая за тем, как белая кобылка поднимается сперва на все четыре ноги, затем встает на две задние и передними хуфами упирается в подушку справа и слева от головы Атрибута Милосердия, Баттерфляй смог лишь улыбнуться и жалобно произнести:
— Помогите... убивают?
— Молчи, смертник, сама справлюсь, — оскалилась в ответ земная пони.
"Вот сейчас будет больно", — не прекращая улыбаться, летун опустил веки и расслабился, готовясь к экзекуции.
Прошла секунда, за ней вторая, третья... На пятой секунде, Атрибут Власти ощутил на своих губах чужие, влажные и мягкие губы. Удивленно распахнув глаза, он встретился с необычно спокойным, решительным и задумчивым взглядом синеглазки. Этот поступок, а главное — сопровождающие его эмоции, легко читаемые через зрительный контакт, выбивался из образа Жени, построенного в голове Баттерфляя.
"Подмена? Чейнджлинг?", — лихорадочно промелькнули в голове догадки, но были отметены специфичным ощущением магии подруги, подделать которую не могли даже самые искусные подменыши (у них даже соревнование было, которое закончилось дружеским поражением всех участниц).
Тем временем легкий, пусть и продолжительный, поцелуй был разорван и земная пони отстранилась от нежно-желтого пегаса, продолжая задумчиво смотреть ему в глаза. Вот она моргнула и калейдоскоп эмоций пронесся в синих глазах, сопровождаясь непроизвольным напряжением мышц, проступивших заметным рельефом под нежной шерсткой.
— Поправляйся, — произнесла ученица принцессы Луны и приподняв уголки губ в намеке на улыбку, отошла от постели, опускаясь на все четыре ноги. — Завтра я тебя навещу и мы поговорим более... предметно.
Входная дверь открылась и закрылась, оставляя розовогривого летуна наедине с его мыслями. Неожиданный визит закончился еще более неожиданно, что оставляло неоднозначное, но приятное послевкусие. Нежно-желтый пегас облизнул губы, ощущая вкус поцелуя (возможно) своей кобылки, прекрасно понимая, что дальше все будет только сложнее.
Но...
...ему это нравилось.
Примечание к части
Жду ваших отзывов.
Точка невозврата
Лежа на спине на кровати, в выделенных ей покоях дворца Цезаря, Женя подбрасывала вверх полосатый бело-красный мячик (откуда Рози его достала, осталось секретом) слушала музыку из проигрывателя и думала... А за окном светило солнце, Жасмин ушла на прогулку в город со своей свитой, до ушей доносились отдаленные выкрики стражи. Заниматься чем-либо и куда-то идти, у белой кобылы не было ни малейшего желания.
Мысленное усилие, воображаемый щелчок выключателя и... мысль о сексе с жеребцом уже не вызывает отторжения. Еще одно усилие мысли, новый воображаемый щелчок, и земная пони ощущает омерзение, словно бы ей предлагают прогуляться по берегу реки из отходов. Новый щелчок, сопровождаемый мысленной командой и эмоции притупляются, но легкое отвращение не исчезает полностью.
"Страшно", — признавалась сама себе синеглазка, представляя те последствия, к которым могут привести подобные игры с разумом.
С одной стороны, отключение негативных эмоций в отношении отношений с жеребцами, сравнимо с убийством себя нынешней, со своими убеждениями, желаниями, взглядами на мир. С другой стороны, как абсолютно точно знала ученица принцессы Луны, разумные существа меняются каждую секунду, пусть порой и почти незаметно, но практически необратимо.
"Новый опыт меняет нас, заставляя смотреть на ситуацию под немного другим углом. Так чем же осознанное вмешательство в свой разум хуже неосознанных, естественных перемен? Лишь тем, что в данной ситуации, я сама решаю, как относиться к тем или иным действиям?", — шумно выдохнув, Женя подбросила мячик вверх, наставила на него оба передних хуфа и отдала команду своему духу-хранителю.
Полосатый кругляш начал танцевать в воздухе, подпрыгивая на порывах ветра, словно бы танцуя на невидимых ниточках, как у марионетки. Белая кобыла хотела бы сказать, что и она — всего-лишь марионетка, которую дергают за ниточки, давая лишь иллюзию свободы выбора, но... это был бы самообман. Да, у нее не было полной свободы, но подобным не могли похвастать и жители ее родного мира, ограниченные законами государства, нормами морали, воспитанием, мнением общественности и многими другими вещами.
"Быть или не быть? А если быть, то кем, с кем и почему?", — вопросы роились в голове, вызывая сомнения, неуверенность, страх и раздражение на себя.
— Я хочу привыкнуть к борьбе — вдруг я стану солдатом удачи; я хочу привыкнуть к воде, если рядом кто-нибудь заплачет, — невесело усмехнувшись, земная пони прекратила удерживать мячик в воздухе и поймав его передними хуфами, задумчиво посмотрела на полоски. — Пусть уходит вместе с водой, память о былых неудачах; все, что было раньше со мной, для меня теперь ничего не значит.
Отшвырнув от себя игрушку, синеглазка заложила передние ноги за голову и сомкнула веки. Перед внутренним взором промелькнули лица родителей, сестренки, друзей... Горько было осознавать, что вернуться к ним уже не получится, ведь найти тот самый мир — задача на сегодняшний день невыполнимая. Кроме того, прошло уже много времени, а если верить теории пространственных перемещений в изложении Сунрайс Шейка, то для того мира могло пройти гораздо больше чем полтора-два года. Из этого возникает логичный вопрос: есть ли еще куда возвращаться?
"Неправильный вопрос. Правильный звучит так: "Хочу ли я вернуться?"", — нахмурившись, земная пони шумно засопела, не желая мириться с ответом, который лежал на поверхности.
Воспоминания о том и об этом мире стали сменять друг друга, превращаясь в безумный калейдоскоп. Разные события, хорошие и плохие, грустные и веселые, страшные и радостные...
"Простите, мама, папа, сестренка, но я нашла для себя новый дом. Я вас никогда не забуду, но и дорогу назад искать не стану. Надеюсь, что у вас все хорошо и вы смогли продолжить жить без меня, а я... Я начну свою новую жизнь".
Усилие воли, двойной щелчок и эмоции подутихли. Где-то на грани сознания осталась легкая грусть, но не более того. Попытка представить себе семейную жизнь с жеребцом, а то и не одним, не вызвала ничего, кроме интереса, легкого смущения, возбуждения...
