Свечин, весь прямо-таки излучал гордость и, моё настроение тут же, поднялось куда-то в заоблачную высоту.
Прошёлся, всё внимательно осматривая. Если честно, после Высоты 72,7, воронки от разрывов артиллерийских снарядов, не впечатляли! Оно и понятно: те были от немецких 150-ти миллиметровых гаубиц, эти — от наших 122-ух миллиметровых… Почувствуйте, как говорится — разницу! Вот, наши солдатики, её в каждом бою и, «чувствуют» — на собственной шкуре.
Причём, даже этих — довольно-таки неглубоких воронок, было явно маловато для серьёзно артподготовки.
— Как Вы расцениваете наш успех, господин генерал?
Испытывающее гляжу в глаза Свечину — не поймал ли он «звезду», могущую привести к «головокружению» от успехов?
Нет, «не поймал»:
— Ничего удивительно, Ваше Величество, что несколько рот пожилых солдат из Ландсвера — застигнутые врасплох внезапным огнём артиллерии и атакованные с трёх сторон превосходящими силами, бежали! Важно другое: мы уже так давно отучились успешно наступать, брать неприятельские пушки и пленных… Поэтому, эта победа для нас очень важна!
Он, прижал руку к сердцу:
— Ваше Императорское Величество!
— Слушаю Вас, господин генерал.
— Ходатайствовать о награждении всех без исключения не могу, но — хотя бы по шесть «Георгиевских крестов» на роту!
Обнимаю генерала за плечи:
— Разумеется, Александр Андреевич! Сколько надо «крестов», столько и выдам — без всякого лимита!
Поговорил с начальником Артиллерийского полка дивизии полковником Горбоконем… Он, среди прочего рассказал мне о том, что при атаке Гени его батареи выпустили 52 шрапнели и 26 осколочно-фугасных гранат а отбивая контратаки немцев — 265 шрапнелей и 25 гранат. Спрашиваю:
— Какой боеприпас — шрапнель или граната, на Ваш взгляд предпочтительнее?
Обстоятельный такой, неторопливый вояка! С ответом никогда не спешит — подумает хорошенько, тогда только скажет:
— Нужны оба, Ваше Величество! Но почему-то из тыла присылают больше шрапнели и, иногда приходится по уже окапавшейся пехоте стрелять ею — что, совершенно не даёт результата…
— Зачем же тогда стреляете?
Пожимает плечами:
— Пехотное начальство требует «поддержки» огнём!
Понятно… Нужен, какой-то единый — «универсальный» боеприпас, для полковой и полевой артиллерии. Ещё один животрепещущий вопрос:
— Что Вы скажите о «снарядном голоде», господин полковник?
Тот не сразу, хорошенько подумав опять же, отвечает тогда — когда я уже начинаю терять терпение:
— Что касается «тяжёлых» калибров — шесть дюймов и выше, то такое явление имеет место быть… Так ведь и, орудий таких у нас — кот наплакал, Ваше Величество! Но боеприпаса для трёхдюймовой полевой пушки и 48-линейной полевой лёгкой гаубицы, вполне достаточно. И, если и бывает «снарядный голод» с этими калибрами — то он инсценируется «сверху»…
Ничего себе! Как, так?! Подобрал отвисшую до самого пуза челюсть, спрашиваю:
— Как это?! Объяснитесь, господин полковник! Ведь, в тылу только и слышно о «трёх снарядах в день».
— Пехотное начальство требует от артиллеристов «барабанной» стрельбы — зачастую, не объяснив цель. Это приводит к повышенному расходу боекомплекта — создавая искусственный «голод» и, к преждевременному «расстрелу» канала ствола. Никто не учил пехотных генералов — что у каждого орудия есть определённое число выстрелов, которое оно может сделать — до выхода из строя ствола…
АГА!!!
Так вот, где в собаке порылись!
— …Поэтому, умудрённые горьким опытом, многие артиллерийские начальники отказывают пехотным — объясняя, что у них нет снарядов. Ведь, Ваше Величество — лучше иметь орудия и экономить на снарядах, чем не имея снарядов — не иметь и орудий, способных вести огонь!
Отсутствие взаимодействия между родами войск, даже — полное непонимание возможностей… А ведь, это явление передастся «по наследству» Красной Армии и будет исполу вредить даже в Великую Отечественную!
Надо срочно предпринимать меры.
— Согласен с Вами, господин полковник: лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и горбатым…
— Что? Извините, Ваше…?
— Да так — мысли вслух… Как Вы расцениваете моё нововведение: прикрепление к каждой конкретной части — каждой конкретной батареи же и, нахождение её командира в передовых рядах пехоты? Только честно: «подмахивать» мне не надо — для этого балерины из Больших, Малых и Мариинских борделей есть!
Сперва, прыснув со смеху от неожиданности, но затем, приняв серьёзное выражение лица и, опять же — хорошенько подумав, полковник Горбоконь ответил:
— «Нововведение» безусловно полезное и требующее повсеместного распространения, Ваше Величество! Особенно, если дополнить его нахождением постоянного представителя от артиллерии при пехотном штабе…
— Чтоб, «процесс», так сказать был обоюдным?
— Так точно!
— Вы прямо у меня «с языка сняли», господин полковник! — хлопаю его по плечу, — а как Вам другое новшество — нахождение противоштурмовых и горных орудий в передовых цепях пехоты?
— Опять же — очень своевременно, но требуется долгое совместное обучение стрелков, пулемётчиков и приданных им артиллеристов! В этом бою, два расчёта потеряли — совершенно по глупости…
Поговорили ещё немного о разных вещах — необязательно связанных с артиллерией и, перед расставанием, я пожимая руку полковнику Горбоконю, сказал глядя прямо в глаза:
— Не позже, чем через месяц после окончания Виленского сражения, жду от Вас обобщения всего вашего: как недавнего — так и, приобретённого в целом на этой войне опыта. Особое внимание уделите именно взаимодействию артиллерии с пехотой — на примере, как успешных случаев — так и неудачных. Напишите специальную краткую, но информативную брошюрку: смысл которой был бы понятен даже для тех — кто понять его не хочет и, перешлёте мне. А я её распространю и сделаю обязательным для изучения всеми начальниками, как стрелковых — так и артиллеристских частей.
Уже садясь в автомобиль я обернувшись, дружески улыбнулся:
— Господин полковник! Зависит только от Вас: думаю, встретить в следующий раз — уже генерал-майором!
* * *
Напоследок переночевав в последний раз в селе Галина, наутро потихоньку выехали… Почему «потихоньку»? У автомобилей того времени был ничтожный ресурс и наши уже нуждались в среднем ремонте, который в полевых условиях и за одну ночь не сделаешь. К тому же, всю ночь шёл мелкий, но нудный «обложняк» и убитые армейскими обозами грунтовые дороги сильно развезло. Да и генерал Спиридович настоял, хотя бы до Вильно двигаться под эскортом эскадрона жандармов — сотня казаков Крымова осталась в Галине.
— Господин генерал, — изучив маршрут по карте, обратился я к Спиридовичу, — давайте сделаем «крюк» и заскочим в то имение, где Вы «сбрую» реквизировали… Во-первых, эти два ружья вернём, а во-вторых — от того поместья, дорога поцелее будет. Сначала, часа два потеряем, затем — полдня нагоним. Ну и, извиниться перед собственником реквизированного оружия надо, да и возместить… Пообещать!
Поводив по карте пальцем, тот ответил:
— Не возражаю!
Подъехав к панскому поместью — майорату князей Гогенлое, мы застали следующую картину: возле особняка стояло — как бы, не с полсотни двуконных повозок армейского образца… Какие-то «добры молодцы», тоже — в армейском обмундировании, со скоростью и сноровкой грузчиков столичного мебельного магазина, выносили из здания и складывали на них всяческий хабар — к воинскому имуществу, имеющий отношение весьма «опосредственное».
— Выяснить и доложить!
Завидев скачущий эскадрон жандармов, «добры молодцы» ломанулись кто куда. Их, сноровисто догоняли и задерживали. Вскоре, притащили и «виновника торжества» — интендантского чиновника, решившего прибарахлиться.
Главные мародёры на войне — не пехота, которая может унести максимум — что на себя одеть! Даже, не казаки — вьюки которых не могут разбухать бесконечно, а артиллерийские парки и интендантские транспорты.
Пришлось задержаться…
Гонцы, посланные в Галину, вскоре вернулись с встревоженными генералами, казаками и военными следователями. Всё было запротоколировано, потерпевшие, подозреваемые и свидетели опрошены… Хабар был возвращён хозяевам, вместе с моими извинениями и их же ружьями:
— К сожалению, вся остальная ваша «сбруя» была утеряна в пылу сражения… Напишите мне стоимость и, я Вам её обязательно возмещу.
Хозяйка поместья — пожилая польская помещица, звала на ужин и настойчиво предлагала переночевать у неё, но я отказался. Очень много дел ещё впереди, не сделанных — я и, так сильно подзадержался с этой «войнушкой»!
Проходя мимо арестованного мародёра-интенданта, я задержался на него глядучи…
Вот, ему это надо было?! Ведь, уже достаточно пожилой дядька, в годах. Наверняка дети есть, а то и… Вспомнились — прям в глазах образно возникли, длинные-предлинные ряды — ещё не похоронных трупов на сельском кладбище и две крайние свежие могилы с крестами из свежесрубленного дерева.
Холодное бешенство ударило в голову!
— Я обязательно буду держать руку «на пульсе», господа, — обратился хриплым придушенным голосом к стоящим рядом, вытянувшихся «во фрунт» военным следователям, — конечно, всё должно происходить в рамках и по букве закона и, не как иначе… Но почему то, я непоколебимо уверен, что эту мразь повесят и предадут казнь самой широкой огласке.
— Смею Вас заверить, Ваше Величество — преступление не останется без надлежащего возмездия!
Уже было ушёл, но не удержался — вернулся и добавил:
— И, когда его внуки будут спрашивать: «Бабушка, а где был наш дедушка, когда Государь-Император — в первых рядах русских солдат сражался за Вильно, ежеминутно рискуя своей жизнью?», та ответит: «Грабил мирных жителей неподалёку и, был за это повешен как Иуда!».
До этого державшийся молодцом интендант, рухнул на колени и завыл в полный голос… Я, не проронив больше ни слова, удалился.
* * *
Как и планировалось ещё в Галине, заскочил на пару деньков в Вильно и, провёл в штабе Двинского военного округа «расширенное военное совещание» — так сказать, «разбор полётов» по горячим следам.
Кроме меня, генерала Свечина и генерала Алексеева с группой штабных из Ставки, присутствовали командующие Северным, Западными и Юго-западным фронтами генералы Рузский, Эверт и Иванов. Командующие армиями, прежде всего мои «соседи»: начальники 5-ой и 10 армий— генералы Плеве и Радкевич… Командующий V армейским корпусом Балуев Пётр Семёнович — которого я уже успел «поздравить» с генералом от инфантерии.
«И, многия, многия, многия…». Как бы, не с сотню генералов и штаб-офицеров съехалось — я столько золотых погон, даже в Ставке не видел!
По-моему, пора — воспользовавшись благоприятным моментом, провести кое-какие давно назревшие реформы в армии. Ничего особого или сверхъестественного: «в реале», эти преобразования так и так будут проведены, но только несколько — на полгода, год или полтора позже.
Первым делом, попросил генерал-майора Свечина и, тот «не поскупился» поделиться только что приобретённым боевым опытом:
— Господа офицеры и генерала! Оборонительный бой Первого стрелкового полка Чернышенко на Основной линии, несомненно напомнил немцам, что боеспособность русских — по крайней мере при нахождении их на хорошо обдуманной позиции и в приличных окопах, не исчезла окончательно и, заставит их впредь быть осторожнее…
Затем, он «пропесочил» моих генералов, аки Содом Гоморру:
— Такое ощущение, господа, что тактика современного боя вообще неизвестна нашей армии! Даже, на уровне отдачи приказов — которые изобилуют мелочными указаниями и какой-то школьной азбучностью… По словам пленных немецких офицеров, с которыми я имел честь беседовать, они — читая ваши приказы (а попало их к ним достаточно много!), имели все основания полагать — что имеют дело с какой-то милицией, впервые призванной одетой в военные мундиры и поставленной «под ружьё»!
Свечин, кратко но достаточно информативно рассказал про весь ход операции, не скрывая собственных промахов и не заостряя особого внимания на своих успехах. По нашей предварительной взаимной доверенности, про меня он тоже вспоминал достаточно скупо и только по делу.
— …Я организовал наступление так, чтобы в обстановке предстоящего боя, встречного по существу, получить сразу же перевес над неготовыми и изолированными друг от друга частями немцев. С этой целью я вытянул все свои силы в одну линию батальонов…
Рассказав о том, как он провёл операцию, Свечин опять прошёлся «частым гребешком» по генеральским головам:
— Особенно во второй его половине — минувшего года войны, приходится частенько с немалой горечью убеждаться — что за редкими исключениями, наши войска ведут чисто пассивную оборону. Даже, успешно отстаивая занятые позиции, мы довольно редко переходим в контратаки — забывая «азы» военного искусства, гласящего: «только активная оборона бывает успешной». Оправдываются обычно тем, что численность и качество наших войск в настоящее время ослабло и, что части «растянуты» по фронту… Но, господа — наш противник, так же понес громадные потери! И, тем не менее, немцы на любое наше наступление всегда отвечают контратакой на пассивных участках и, не боясь окружения, смело вводят в прорыв — если он удался, все свои резервы…
Тут, ему несколько попеняли за то — что он, мол, хочет уготовить им печальную участь незадачливого бедолаги — генерал Гарнье.
«Отбившись» примерами удачных рейдов генералов Шишкина и Крымова — которые ещё продолжаются и, моей репликой с места: «Кто не рискует — тот не пьёт шампанского!», Свечин продолжил:
— Если все это возможно немцам — то почему, это невозможно для нас? Почему, мы на всякий немецкий прорыв отходим на всем фронте?! Ведь, как мною на практике было только что доказано — энергичный переход в наступление резервами и поддержка соседних частей, может поставить самого атакующего противника в очень тяжелое положение! Было бы только желание, во что бы то ни стало победить!
Впрочем, мне показалось, что большинство из присутствующих на совещании генералом, слушали его вполуха — лишь из чувства «субординации» передо мной. Я внимательно следил за генеральскими лицами, поражённые откровенной скукой и искажаемыми тщательно скрываемыми позёвываниями. Опять же, вроде привыкнуть должен — но всё равно поражает процент «стратегов», находящихся в глубоком пост-пенсионом возрасте.
