— Пфух. Ладно, сделаем вид, что я поняла. Точно не хочешь кофе?
Оля проследила за отрицательным жестом совершенной кисти, тут же продолжившей игру с камушками. И в тысячный раз сказала себе, что этот сказочный красавчик на её кухне ей не снится, и всё это — не горячечный бред. И Лёша действительно сейчас придёт. Даже ущипнула себя за руку. Но, к счастью, Эд не развеялся, кухня всё так же полнилась ароматом кофе, а через несколько минут раздался и звонок в дверь.
...
В аудиторию они вошли первыми. Лёшка сразу вышел обратно, в коридор, — поговорить по телефону. Второй раз за все время учёбы Оля осталась одна. Но казавшийся внешне таким же тёмным за окном, мир обернулся яркой стороной, в которой был утренний кофе и сорванный украдкой поцелуй, дорога на двоих и спортивный рюкзак на соседнем стуле. Улыбнувшись, она первой, не успев удивиться самой себе, легко поздоровалась с нарисовавшемся в дверях сонным Лёнькой. Определённо, она меньше стала бояться не только разговаривать с парнями, но и общаться вообще. Нет, не так, она изменилась — и мир вокруг стал другим. Он перестал быть чужим, миром родителей или школы. Он стал её — и Лёшиным, и Вадима, и Люси, и даже немножко — Макса и Лёньки.
...
Три пары пролетели незаметно — и в переходе девочки повернули на Римскую, попрощавшись с мальчиками. Впрочем, если Лёшка искренне хотел поехать вместе с ними, то Макс, как показалось Оле, с радостью отговорился от хождения по магазинам встречей с отцом.
— Ты с Лёшиными родителями познакомилась, да? Они тебе понравились? Расскажи! Я так рада за тебя! — тут же единым духом выпалила Люся, стоило дверям вагона закрыться.
Глаза её горели, но не столько любопытством, сколько сопереживанием радости. И Олю окутывала исходящая от неё волна доверия и признательности, объединяющая их в некое камерное уютное "только-их" пространство.
— А? Родители? — Олю настолько увлекли ощущения, что на осознание вопроса пришлось потратить несколько минут. Благо можно сделать вид, что пережидаешь шум в метро, а потом и отвлечься на переход. Но на эскалаторе Люся пояснила:
— Вы же живёте теперь вместе, да? Тебе очень идёт! Ты как светлячок прямо, изнутри сияешь, глаза и кожа будто прозрачные. — Люся кивала каждому сказанному слову, добавляя им веса, и оглядывала подругу с видимым удовольствием.
— Я? — бестолково похлопала на неё глазами Оля и помотала головой. — Н-не-ет.
— Что? Как это?
— Ну... нет... то есть не живем, нет-нет. И пока не познакомились... — покраснев, одновременно и мечтая поделиться, и страшась сглазить, ответила Оля.
— Но, — Люся запнулась, — вы же вместе приезжаете? Или это слухи? Прости...
— Ну, да, приезжаем... — Ольга даже закашлялась, прежде чем договорить. — Он просто за мной заезжает с утра. — А почему с родителями-то?
— Подумалось... или... — она запнулась на имени эльфа, — Эдуард уже уехал?
— Да нет, тут он... а причём...
— Так я и подумала, что... раз не у тебя, значит у него... Ой, прости, всё это не моё дело совсем, а я сплетней наслушалась... Я и сама-то запуталась...
— Сплетни? Да уж... вечно я забываю, что ничего никогда не проходит незамеченным. — Оля потёрла лоб, словно пытаясь отогнать плохие мысли. Странно, но ей действительно полегчало, как будто удалось выкинуть что-то тёмное, прилипшее к сознанию. И перед глазами прояснилось.
— Ты не обращай внимания, поболтают да перестанут. Вон как твой прибалт всех перебаламутил, а неделя прошла — и про него никто и не вспоминает. Это я прислушивалась к болтовне, потому что тебя упомянули. Но, мне кажется, Лёша серьёзно настроен. Даже не знаю, откуда такое впечатление... может быть, оно и ложное, что я в этом понимаю? Ничего... — пригорюнилась подружка.
— Ты права, мы в субботу едем знакомиться с моими родителями. Боюсь ужасно, — покусывая губу, призналась Оля. — Страшно.
— Понимаю. Мы вот съездили, и что? А я смотрю... Макс так легко живёт...
Переход на Курскую дал время подумать. И, пока Оля размышляла о собственных страхах, Люся не удержалась, дернула её за рукав, оттаскивая к бронзовому красноармейцу с собакой, блестевшей вытертым до блеска носом. Ладошки девушек синхронно погладили серьёзную морду псины, и Люся требовательно заглянула в Олины глаза:
— Вот ты знаешь, чем будешь заниматься после института?
— Н-ну... — Она тяжело вздохнула. — Нет, думала о компьютерной графике, но всё-таки это не моё, слишком долго я вожусь...
— Вот и я... вообще никак не вижу своей работы — художник где-то на фабрике или в журнале, как это представляет себе отец... нереально, ты же понимаешь!
Оля согласно хмыкнула. Можно работать на крупнейшее издательство и получать копейки, потому что — внештатно и сдельно.
— А Макс... у него всё просто, вчера — кино, завтра клуб, сегодня вот пришёл только на последнюю пару... Я так не могу. — Люся окончательно сникла. — Я так никогда не жила и не смогу, наверное. И он, может быть, и не богат — смеётся, что с олигархами никогда за ручку не здоровался, но для меня пойти пообедать в пиццерию — это раз в месяц или по праздникам. Да я сама вкуснее приготовлю!
— Они-то не умеют, да и я не сумею толком, разве на готовой лепёшке, — растерявшись от возмущения, прозвучавшего в голосе подруги, посетовала Оля.
Люся спряталась от неё, склонившись к ружью бдящего невидимую границу бойца, и кончиком шарфа утирала бегущие из как-то беззащитно, по-детски, распахнутых глаз, слёзы. Странное дежа вю посетило Олю. Как однажды с Вадей ей захотелось закрыть подругу от обидчика. Она даже оглянулась, но никаких врагов поблизости не обнаружилось.
Немного помешкав: всё-таки вторжение в личное пространство для неё казалось почти кощунственным, Оля всё-таки потянула её к себе за локоть и чуть приобняла. Та, горестно вздохнув, хлюпнула носом и уткнулась им в подставленное плечо. Пережидая, пока девушка соберется с духом, Ольга видела её сквозь собственное желание оградить от неприятностей, как некую дальнюю планету, что вращается в её собственном мире и требует защиты. Представшая перед внутренним взором картинка чем-то очень отдаленно напоминала ту, что она увидела у Анжелы, хотя до этого она ощущала внутри себя некую структуру, похожую на дерево Эда. Но странность этого переживания прервало приглушённое шарфом покаяние Люси.
— Ты думаешь, я всегда такая плакса? Да ни за что. Это с тобой меня как прорывает. — Она коротко взглянула на Олю и тут же спрятала глаза. — Как будто ты можешь мне чем-то помочь. Я понимаю, что это глупо.
— Я постараюсь...
— Да нет. Ты уже помогаешь. Хотя бы тем, что даёшь выговориться. — Теперь чуть припухшие прозрачные глаза смотрели грустно, немного устало, но прямо. — Я с удовольствием тебя научу готовить тесто для пиццы. С тобой просто. Но они — другие, понимаешь? Как с другой планеты!
— Кто? Ребята? — Ольга некстати хихикнула, прикинув, что Эд-то — и впрямь инопланетянин!
— Да. Я не глупая, не смейся. Макс и его семья. Мне кажется, я никогда не смогу быть рядом с ним.
— Глупости. Ты же с ними еще не знакома! Всему можно научиться. Даже тратить деньги! — постаралась перевести всё в шутку Оля и потянула Люсю к вагонам.
— Они ездят за границу несколько раз в год, и не так, как мы — к бабушке в Минск или в Болгарию по горящей путевке. И он точно знает, где будет работать! В рекламном отделе того же холдинга, где работает его отец. Он уже сейчас делает там какие-то работы. Неплохие, кстати, но так, чуть ли не левой ногой... я так не умею и вряд ли научусь...
— Люсь, ну ты что? Ну что за причина расстраиваться? Ты серьёзная, а Максу этого не хватает. Будете дополнять друг друга. Я тоже не знаю, что буду делать, а Лёшка и сейчас вон на работу поехал. Правда, он вкалывает без дураков... и они тоже... ты бы видела квартиру — там всё новёхонькое... и отдыхать ездят часто. А я вот на горных лыжах никогда и не стояла. Но это же не повод для грусти!
— Это-то не так трудно...
— Понимаешь, — теперь раздумывала вслух Оля, — я ведь как-то и не хочу... То есть хочу быть рядом, но... увлечения-то у меня совсем другие.
— Вот и я думаю, что я глупо размечталась. У Макса таких, как я, может быть дюжина за раз.
— Ну вот ещё! Да что с тобой?
— Ты знаешь, как они меня называют в своей компании? Замкадыш!
— Плюнь, Макс же не называет!
— Нет, но... они спорят... сколько я стою...
— То есть?
Внутри Оли заплясал ураган. Она плюхнулась на сиденье и, потянув за собой Люсю, прислушалась к собственному "солнышку". Пока она была спокойна, воронка откуда-то возникшего вихря тоже никуда не сдвигалась. Но её призрачные крылья словно укрывали дорогих ей людей незримой защитой. "Гарда, — почему-то пришло ей на ум, — ограда". Вот только работает ли она где-то ещё, кроме её воображения? Наверное, сейчас это не так важно, удержать бы этот вихрь внутри себя. Почему-то это казалось очень важным. Опять вспомнилась Анжела, и Оля поняла, что упусти она этот ураган — и её силы моментально "выпьют". Пришлось ненадолго отключиться от реальности, лихорадочно перебирая всё, что когда-то говорил эльф, чтобы найти возможность управлять этой новой штукой внутри себя. Сработало одно из первых правил — сжать и закрутить "внутреннее солнышко". Вихрь послушно выровнялся и окружил её личную "планетную систему" ровной стенкой. Непроизвольно сжавшиеся мышцы живота заныли, и Оля прикрыла "солнышко" ладошкой, разрешая им расслабиться.
— Оль, с тобой всё в порядке? Нам выходить, Семёновская!
— Ох, да, прости.
— Вижу как ничего, — ворчливо заметила Люся. — Явно же живот болит. Может, зря ты со мной поехала?
— Нет-нет, сейчас пройдёт. Ничего страшного. Так что ты говорила?
— Глупости повторяла.
— Повтори, я хочу понять, от чего тебя отговаривать.
— Андрей и его приятели заключают пари, сколько Макс должен мне подарить, чтобы я стала... ну... купить как... как проститутку.
— Слушай, ты же разумная девушка. Им языки почесать не об кого, вот и маются дурью. Сама же говорила, что обо мне и Эде поговорили, да и забыли. А ты бы знала, как мне было стыдно!
— Представляю... я потому и подошла тогда. Мне казалось, тебе будет проще.
— Спасибо, правда. Вот и ты не обращай внимания. Макс же не обращает!
— Он с ними всё равно общается. И как-то... воровато так оглядывается, если видит меня, и отходит от них...
— Люсь, а может... ну его, а? Найдём тебе кого-нибудь получше?
— Что ты, — Люся грустно улыбнулась, — я буду с ним, пока смогу. А там — будь что будет. Мне так и так светит прожить всю жизнь синим чулком. Так что хоть немного романтики ухватить... я, в общем-то, и на отношения согласна, только как-то ничего не складывается...
— Что-то ты слишком пессимистично настроена, подруга! — Оля сама не поняла, откуда у неё вдруг прорезались командные нотки, которых она у себя никогда не слышала. Но раздумывать не стала, подхватила Люсю под локоть и решительно втянула на эскалатор. Про себя ещё и хмыкнув над собственными страданиями. — Может, всё ещё наладится? Он же съездил к твоим родителям.
— Ха! — Едкостью этого смешка можно было проесть железобетонную стену. — Но представиться моим парнем побоялся!
— Что-то я тебя не понимаю — ты же сама предупредила, чтобы даже не думал!
— Оль, всё не то. Он испугался, что всё может быть серьёзно. Давай пока не будем об этом, ладно?
— Как скажешь. Пошли?
— А тут далеко?
— Да вон, рядом, почти напротив метро!
— Ты извини, пожалуйста, но сюда подъедет мой отец, ничего?
— Да что ты извиняешься-то постоянно? Ничего, конечно. Не съест же он меня! Я же не Макс. — Оля пошутила, но, увидев как посмурнело лицо Люси, прикусила язык и потащила в магазин, тут же переключившись на объяснение свойств разной шерсти.
— Вот, смотри. Это топс, он бывает тут трех видов — меринос, вискоза и акрил. Акрил нам не подходит, вискоза только для украшения, нам нужна простая шерсть — лучше тонкая, с полутонкой больше возни, а дешевле она совсем ненамного. У Семеновской расцветки, конечно, скучнее, чем у Троицкой, но за той еще побегать надо. А тут дешевле. Иногда еще можно Гамму или Пехорку встретить, там вроде те же красители, что у Троицка, но суть-то та же.
— А эти дороже почему? — Люся вертела в руках три с виду совершенно одинаковые "колбаски" с шерстью.
— А, это австралийский меринос, его для одежды берут. А я одежду пока побаиваюсь валять. Он еще тоньше, где-то девятнадцать микрон.
...
Большой магазин занял девушек почти на два часа — набрав валяльной шерсти, они долго кружили вокруг полок с обычной, не заметив, как подошёл Люсин отец. Оля не сразу признала в кряжистом мужчине с набрякшими тенями под глазами домашнего тирана подруги. И первые же слова Анатолия Петровича: "Ну что, девоньки, поможете выбрать подарок?" как-то вдруг изменили весь его образ. Просто усталый человек, чрезмерно оберегающий своих любимых женщин, он не так уж и отличался от собственного Олиного отца. И вовсе не ворчливый, а требовательный. Пока выбирали шерсть для подарков, он немного пожурил Олю за неудачный выбор парня: "Мол, бросай его, раздолбая такого. Ненадёжный человечек-то". Пришлось ей признаваться, что Макс не её парень, а просто их подвёз. А у неё есть парень и еще дядюшка, дальний родственник, хоть и немногим старше, но сейчас гостит в Москве и присматривает за ней. И тут же "проболталась", что Люся пообещала её научить готовить пиццу, которой она уже собирается накормить и "дядюшку", и парня. И что они планируют вместе и повалять, и повязать... Оля только удивлялась себе, слушая, как с языка само собой слетает "милое девичье щебетанье". Откуда бы? С практически незнакомым человеком? Только то, как белеют костяшки на пальцах Люси, сжавших ручку тележки, не позволяло ей расслабиться и перестать развлекать её отца. Десятым чувством проснувшейся интуиции Оля понимала, что подруге необходима эта небольшая отдушина — возможность дружеских посиделок, одобренных родителями. И продолжала болтать, убеждённая, что, стоит им перейти на тему её собственных нужд, — и красноречие тут же улетучится туда, где оно и пребывало до сих пор — в некие неизведанные дали, оставив Олю заикаться на каждом слове, как и раньше.
Итогом этой "поездки по магазинам" неожиданно стал карт-бланш, выданный им Анатолием Петровичем, на занятия любым рукоделием у Оли дома. И угроза прийти попробовать первую Ольгину пиццу.
...
"Что-то я становлюсь какой-то изнеженной барышней, — сыронизировала Оля, захлопнув дверь плечом и из последних сил стаскивая пуховик. — И до дома довезли. И сумку донесли. А ноги всё равно не держат".
Надо отдать должное Анатолию Петровичу — он не спрашивал, надо ли её подвозить, а усадил в машину настолько красноречивым жестом, что духа возразить не хватило. Да и Люся улучила момент, пока он выбрасывал напиханные под дворник рекламки, чтобы шепнуть, что отказываться бесполезно. Так же, втроём, они поднялись на Олин этаж и там тепло попрощались.
И только теперь, закрыв дверь, Оля смогла "отпустить лицо". Но вместе с тем в ней расслабилась и пружина вихря, дрогнула созданная им стенка и, когда она наклонилась снять уггишки, насыпала в глаза чёрных точек.
