Ну что мне — тратить еще один кристалл на то, чтобы ослепить этих идиотов?!
— Виконт! Мы можем...
— Нет. Я и так потерял пятерых за эту ночь. Мы отх...
Он не договорил.
Замерли и Дирк с Вальдом — как верные псы, почуявшие, что с их хозяином что-то неладно. Они обернулись к нему.
Виконт больше не глядел на меня.
И люди вокруг него тоже оборачивались — снова куда-то назад, на восток...
Стук копыт?
В редеющем тумане проступил силуэт всадника. За ним второй. Еще один человек бежал рядом с первым всадником, держась за стремя.
— Рассвет! — прокричал всадник, размахивая рукой. Это был граф. — Мерез, рассвет! Я видел с башни, весь восток светится! Туман опускается! Над нами жуткая туча, но на востоке заря!
За ним скакал пергаментный.
А рядом с конем графа несся, вцепившись в его стремя — Эйк.
Сбавив ход, граф послал жеребца вокруг своих людей. И тут, заметив меня, снова пришпорил.
Жеребец шел широким ходом, лихо вышибая из земли зажигалки. Эйк, не выдержав, отцепился, чуть не рухнув в грязь. Граф осадил коня перед самыми латниками.
— Бример! Рассвет!
Рассвет...
Может быть, с башен и было что-то видно. Но надо мной была — сплошная тьма.
Вдруг ее на миг подсветило, откуда-то из глубины небес. Очертило тяжелые низкие тучи, и все снова погрузилось в темноту. Пророкотал гром.
Восход...
Так вот почему они отступили...
— Это ты их отогнал от замка? — Граф расхохотался. — Они ушли! Я думал, уже ничто их не изгонит! И мы так и сгинем в их мирах!
За графом, как тень, подъехал и остановился пергаментный. Кажется, будто и конь под ним перенял его привычки, и шел по земле бесшумно.
Эйк, красный и задыхающийся, подскочил ко мне:
— Там светает, мастер! Сейчас, наверно, с нашей башни уже можно видеть край солнца!
Солнце...
Но если все это время твари опускали нас, вместе с замком и всем вокруг, к себе, туда, где никакого солнца нет и быть не может — то как их мог напугать рассвет в нашем мире?
Или...
Все это время мы так и оставались в нашем мире?
Но рассвета ведь не было... Наступить он должен был — еще за час до того, как мы собрались выходить...
— Как ты это сделал? — воскликнул граф.
Он с восхищением глядел на меня — а у меня внутри разливалась жаркая ярость.
На себя. На свою глупость. На свой страх — так легко лишивший меня разума.
Мы были все это время в нашем мире!
Иного объяснения нет.
Но... Был ведь и тот мальчишка с соломенными волосами, который считал на абаке, сколько минуло склянок? Он сказал, рассвет не пришел, когда должен был прийти... А в прошлую ночь он высчитал рассвет точно...
И если мы не опускались вместе с демонами в их миры — то что это был за жгут, управлявший демонами?
Если то была не истинная личина оплетуна, которая открывается только в его родном мире... то что же, Нзабар меня дери, это было?!
Значит — все-таки опускались?..
Но...
Я зажмурился, кусая губы — до яркой, как вспышка, боли, до крови.
Но когда я открыл глаза, ничто не изменилось.
Никто не путал мои мысли. Не лез ко мне в голову.
И тумана было все меньше. А на востоке явно светлее. И вокруг, всюду, куда хватало глаз — это был наш мир. Никаких сомнений.
— Бример? — граф, все еще улыбаясь, нахмурился.
Не привык, что на его ласковое внимание не отвечают? Мне было плевать и на его внимание, и на его пьяную рожу.
Пока он тут гарцует — там, за валом, оно... оплетун это, не оплетун, что бы это ни было! — сейчас оно прячется. Потому что солнце смертельно для них всех. И для этого тоже.
Прямо сейчас оно зарывается в землю...
Чтобы после заката начать все сначала?
Доделать то, что не получилось сегодня?
Хотя — с кем доделывать? Они же собрались уйти из замка, все бросив. Прямо сейчас. Соберут всех — и по дороге к Оростолу. И потащат следом и меня — если надо, скрутив по рукам и ногам.
Ярость была — как шторм над северным морем, рубящий кожу льдистым иглами.
Крайний кол, за которым начиналась прореха — вот он. Но я больше не созерцал!
Мана вышла, пока я спорил с виконтом, Нзабар бы его драл, вместе с его латниками, всеми его людьми и графом в придачу...
Я потянул второй кристалл. Зажмурился.
Но теперь там, на западе за валом, была только бурая муть.
Оно уже целиком ушло под землю.
— Как ты это сделал? — все звал сзади граф, блаженно улыбаясь. — Как ты заставил их уйти?
Я с трудом сдержался, чтобы не оскалиться не него, не заорать, не послать в Ношрины хляби, по всем холмикам, складочкам и извивам...
На лицо падали крупные холодные капли. Снова пророкотало, на этот раз куда ближе. Налетел порыв ветра.
Если хлынет ливень, напитывая землю водой, стирая все следы — где они могли закопаться...
— Лучше бы нам понять, как они сюда смогли прийти, граф.
Виконт, с каменным лицом, шел к нам.
Я старался сдержать кипящее бешенство — на виконта, на себя, на все!
Мы потеряли столько времени — и все еще теряем!
Если оно успеет закопаться и замести следы — а это они все умеют превосходно! — мне его уже не найти...
И еще этот дождь! Капли падали все чаще, звенели по доспехам, с шипением разрывались в пламени зажигалок.
— Сейчас восход, граф. Но за восходом придет закат! Если вы хотите владеть замком и к следующему рассвету, пусть ваши люди пошевеливаются!
Выставив зажигалку, я перешагнул вал.
130
Люди растянулись широкой цепью.
Факелы будто меркли — сверху светлело. Где-то там, за тяжелой пеленой, всходило солнце.
— Живее! — крикнул я. — Живее!
Накатывал шелест дождя. Крупные капли звонко лупили в шлемы.
Земля не высохла еще с предыдущих ночей, мешалась в грязь. Ноги уже вязли по щиколотку. И если какие-то следы еще и оставались...
— Ищите норы! — крикнул я. — Просто где перекопано! Если где-то валуны...
Но я уже сам видел, что нет тут валунов.
Все пространство за валом, где раньше был осадный лагерь, ровное как стол. Так тогда вытоптали, что даже трава еще не пробилась.
— Вон он, вон! — заорало на левом конце цепи.
Защелкали луки.
— Осади!
— Ползет!
Я зажмурился. Во мне еще была мана — руки голубовато светились, и бурая муть вокруг...
Только в той стороне я не созерцал ничего.
Или это потому, что отсюда я гляжу через толщу земли? А вот если я встану над тем местом, где оно закопалось...
Как в стену влетел!
Я раскрыл глаза, вывалившись из бурой мути.
Люди сбились плечом к плечу, выставив факелы и зажигалки. Мне пришлось пробиваться через их спины.
— Да не стойте как бараны! — шипел я. — Вокруг! Со всех сторон его!
Земля и правда словно разрыта...
— Вон он...
— Один?..
Теперь голоса — уже позади меня. Сбившись в живой частокол, они так и стояли там, позади. С треском вспыхивала просмоленная пакля на новых зажигалках.
В разрытой земле просвечивал... розоватый бок?
Едва я двинулся, в локоть вцепились.
— М-мастер! — шипело в ухо с отчаянием. — Ловушка же! Они...
Не оглядываясь, я стряхнул его пальцы.
— М-мастер... — со злой досадой прошипел Эйк.
Отсюда было куда ближе — но я по-прежнему ничего не созерцал.
А когда различу — что?
Брыком?
Или флакон открыть?
Руки, сами собой, стянули со спины расписной арбалетик. Хлопковый кокон с пули. Прижать ее к ложу, к самой тетиве...
Выставив арбалет, я крался туда, невольно горбясь.
Позади стихло — будто нет никого. Лишь звонко били по железу капли. Они падали на лицо все чаще — холодные, крупные.
Я на миг замер, прикрыв глаза... Ну?! Хоть что-то?!
Нет. Я уже не созерцал.
Кристалл, у меня есть еще один кристалл...
Последний.
А если тут не оно — а что-то другое? Какой-то из выползней, что тоже не ушел, а решил зарыться, чтобы вылезть вечером, когда солнце снова уйдет?
Что под этой присыпанной землей? Это его спина? Нет, не похоже. Там будто складка какая-то... Ноги?
Я сделал еще несколько шагов, все короче, все медленнее...
И, раздражено выцедив воздух, остановился.
Выпрямился.
— Бример? — едва слышно окликнул граф.
Судя по голосу, где-то далеко за своими людьми.
Хотя и его люди... Все так и стояли, замерев. Никто не зашел вокруг и с той стороны.
Я опустил арбалет. И, уже не хоронясь, повернулся.
— Здесь нужен не я, а пара крючьев!
Если не лопат.
Там не розовый бок выползня. Это человеческое плечо. Только от руки остался один обгрызенный сустав. И на кровь налипла земля.
Это не то, что мне нужно...
В стиснувшемся кулаке кожаный шнурок натянулся, резал пальцы.
Не то!
Неужели — слишком поздно?! И оно уже зарылось так, что не найти?!
Було и Малой, своими большими топорами, подцепили и рванули. Останки выволоклись из земли неожиданно легко. Не было там ни другой руки, ни головы, ни ног. Только торс в обрывках одежды, черных от крови и налипшей грязи.
— Ринге?.. — пробормотал кто-то.
— А не Седой?..
Кто бы это ни был, для него уже ничего не изменит, какое имя ему определят. Могильного камня и эпитафий у него не будет. То, что осталось — отправится в огонь. Если рохурлуры не дали своим выблядками сожрать его всего целиком, то только по одной причине: здесь будет приплод.
— Бросьте его! — рявкнул я. — Ищите еще! Другие дыры!
Озираясь, я пытался понять: где именно я подошел к валу, когда был здесь ночью?
В серой пелене, позади за валом, чернела громада замка.
Мы шли от моста. Чуть обходя, потому что на пути была кляча...
Вот вал... Жгут тянулся за него — куда-то...
Я повернулся, пытаясь проложить взглядом точное направление — дальний конец лагеря? У самого начала топей?
— Зик! Веди всех туда!
Я бросился вперед, но ноги вязли в раскисшей земле.
Цепь развернулась за мной. Люди шли — но медленно, неохотно. Перепуганные ленивые скоты... Неужели они не понимают, что с каждой минутой, с каждым мигом все труднее будет найти хоть что-то!
Оскалившись, я почти рычал, выдирая ноги из грязи, пока не добрался до северного конца площадки.
Здесь расчищенное под лагерь пространство кончилось, а вместе с ним и раскисшая земля. Дальше были валуны, булыжники, галька... Они покрывали здесь все, будто на каменистом берегу моря.
Спотыкаясь, скалясь, почти рыча от отчаяния я метался между валунами — ну здесь же, где-то же здесь оно было! Вот тут же где-то! Здесь!
Должно же было остаться — хоть что-то?!
Хоть какой-то знак, где именно было то, что так светилось...
Серые окатыши, сейчас потемневшие от влажного тумана и сеющегося с неба дождя, предательски разъезжались под ногами.
И воздух здесь был уже — болотный, полный сырой гнили...
Я замер. Мне показалось, словно я уже был тут — на этих разъезжающихся под ногами камнях, чуял этот болотный ветерок...
Всего на миг. Я прогнал это наваждение. Не мог я здесь быть, конечно. И никогда не был.
Волнами накатывал и отступал шелест дождя. Холодные капли сыпались на лицо, струйками сбегали за шиворот.
— Сюда, Зик, всех! — рычал я. — Живее! Смотрите тут! Ищите...
Факелы, люди медленно — слишком медленно! — стягивались сюда.
Небо светлело. Свет факелов был уже не нужен. Да только толку-то?
Даже если тут и есть где-то узкая нора вроде тех, какие оставляет ыбрук, когда уходит под землю, — как найти такой след здесь? Как разглядеть среди этих окатышей? Отличись от каких-нибудь камней, случайно легших так, будто их чуть раздвинули... Если сильно хочешь найти дыру, здесь ее можно разглядеть за любым камнем!
Но оно точно здесь... Оно нависало над этим местом!
И должно быть здесь...
Где-то тут...
Но где именно?
Я попытался обуздать скачущие мысли. Это было гораздо крупнее, чем какая-то ыбрук, — оно так сияло! И нора, если оно зарылось под землю, тоже должна быть гораздо больше. Такой след должен быть различим даже в этих камнях.
Но не видно...
А если нора уходит в землю не среди мелких камней, а где-то под валуном?
Оглядываясь, я застонал от отчаяния. Крупных валунов здесь... да их тут легко с сотню будет! А если пройти вдоль края топей дальше — то и не одна!
И некоторые из тех валунов не сдвинуть ни с хомутами, ни даже с дюжиной лошадей...
Эйк, посланный за сумкой, уже вернулся. Виновато пыхтел, крутился под ногами, как побитый щенок, выпрашивающий прощения.
Шептун, этот тоже все время маячил рядом, будто решил стать моим пергаментным. Только глаз недобрый. Не щели в камнях разглядывает — за мной следит...
Борс, крутившийся у бока громадного валуна, вдруг остановился.
Уставившись себе под ноги, медленно вытянул из ножен меч и коснулся камней. Потом стал отгребать окатыши сапогом...
— Назад! — рявкнули мы с Зиком в один голос.
Краем глаза я еще успел заметить — как Эйк, весь сжавшийся, втянул голову в плечи, почти зажмурившись...
Шептун, пригнувшийся и ссутулившийся, будто перед ударом ураганного ветра...
Я метнулся к Борсу, чтобы отшвырнуть его — но не успел.
Борс сам с проклятием шарахнулся прочь. Отскочив на пару шагов, весь оскалившись, — он все глядел туда, где расковырял камни.
131
В камнях что-то белело.
Шагнув туда, я замер.
Скрюченные синюшные пальцы. Человеческая кисть?.. Только что-то не так с ней. Таких рук у людей не бывает.
— Всем назад! — гаркнул Зик.
Людей не надо было просить. Они сами раздались прочь. Только Эйк сопел у меня за спиной.
— М-мастер... — свистящим шепотом позвал он. — Ловушка?..
Стискивая одной рукой арбалет, с кристаллом в другой, я шагнул ближе.
Эта рука... Едва виднелась из-под камней — но даже так ясно, что что-то с ней не так... Пальцы! Их было не пять. И росли они... Словно это была не одна рука, а почти две — как сросшиеся кисти близнецов-уродцев.
Ниже пальцев угадывались два запястья, уходя в разные стороны. Будто оба этих уродца-близнеца были и прикопаны тут же.
Вглядываясь в окатыши вокруг, я различил кое-что еще. В паре шагов от пальцев... Концом арбалета я осторожно ковырнул камни.
Под камнями что-то белесое. Пальцы, посиневшие ногти... Этих пальцев было слишком много, чтобы быть пальцами одной руки. И все-таки они сгрудились на чем-то вроде разбухшей кисти. А глубже, в камнях -угадывались два запястья, уходившие в разные стороны...
Образ в моей голове был дикий, как горячечный сон: три близнеца-урода, сросшиеся руками, как ломти недорезанного хлеба.
На негнущихся ногах я шагнул дальше. Туда, где у крайнего из троицы уродов должна была быть вторая рука, с краю — свободная, нормальная, из пяти пальцев.
Да, под камнями здесь были пальцы. Спутанная горсть. Не меньше десятка...
Ощущая, как горячечный кошмар засасывает меня, я попятился, стискивая кристалл. Вытягивая ману, проваливаясь в бурое марево... испуг встряхнул меня, как удар изнутри. Еще только начиная созерцать бурую муть вокруг, я уже понял — что-то не так! Совсем, совсем не так!
