— Не могу поверить, что кого-то это все еще волнует, после всего, что произошло.
— Никогда не стоит недооценивать восстанавливающую силу человеческого тщеславия, — мудро заметила Портулак. — Кроме того, нам нужно подумать не только об этом. Есть два мемориала, которые необходимо создать. Нам понадобится один для Лопуха, а другой для Овсяницы.
— Когда-нибудь нам, возможно, понадобится еще один для Критмума, — сказал я.
— Думаю, мы сделаем все возможное, чтобы забыть о нем.
— Он так просто не уйдет. Возможно, даже все еще жив. А может быть, его убили и заменили самозванцем, таким же, как у Лопуха. В любом случае, у меня такое чувство, что мы с ним еще не закончили. Или с Великой работой.
— Но мы выиграли эту битву. На сегодня достаточно, не так ли?
— Так и должно быть, — сказал я.
— Однако кое-что меня беспокоит, — сказала Портулак. — Мы до сих пор никому не сказали, что мое сплетение было не таким, как кажется. Им придется узнать об этом на днях.
— Но не сегодня.
— Лихнис... если мое имя всплывет на свет божий... что я буду делать?
Я изобразил беспокойство, подавляя удивленную улыбку. — Делай то, что сделал бы я. Сохраняй серьезное выражение лица.
— Ты имеешь в виду... просто принять это? В этом было бы немного озорства, не так ли?
— Точно, — сказал я. — Но, тем не менее, оно того стоило.
Портулак крепче сжала мою руку. Мы вместе направились обратно в аудиторию, где ждали остальные. Под нами пламя созидания поглощало мой маленький мир, в то время как высоко над нами водные животные собирались в отряды и стаи, готовясь к длительному перелету.
ТРОЙКА
К тому времени, как я добираюсь до дороги, ведущей в Звездный городок, начинается острое переохлаждение. Я узнаю эти симптомы по своим тренировкам: первая стадия переходит во вторую, поскольку мое тело перенаправляет кровь от кожи, чтобы сберечь тепло, в результате чего возникает озноб и общая потеря координации. Позже я могу ожидать ухудшения вазомоторного тонуса, поскольку мышцы, которые сейчас сокращаются, сужают периферические кровеносные сосуды. Когда кровь снова приливает к моим замерзшим конечностям, начинаю чувствовать скорее жар, чем холод. Все больше теряю ориентацию, и мне требуется усилие воли, чтобы не поддаться этому знакомому и мучительному синдрому парадоксального раздевания. Те несколько слоев одежды, которые на мне надеты — пижама и тонкое пальто, которое я украл у доктора Кизима, — станут казаться слишком теплыми. Меня найдут голым и мертвым в снегу.
Сколько я был в отключке? Час, два часа? Сказать точно невозможно. Это как снова оказаться на "Терешковой", когда мы спали так мало, что день казался неделей. Знаю только, что сейчас все еще ночь. Когда взойдет солнце, передвигаться будет труднее, но до тех пор еще есть время найти Нешу Петрову.
Трогаю металлический приз в кармане, убеждая себя, что он все еще там.
Словно вызванная прикосновением к призу, на меня из ночи с ревом надвигается чудовищная машина. Она желтая, с изогнутой лопатой спереди. Я натыкаюсь на свет ее фар и осторожно поднимаю руку. Снегоочиститель сигналит. Отскакиваю назад, избегая лезвия и шквала грязного снега, который оно отбрасывает в сторону.
На мгновение мне кажется, что он вот-вот пронесется мимо. Вместо этого машина замедляет ход и останавливается. Может быть, он думает, что сбил меня. Это хорошо — робот-снегоочиститель не остановился бы, значит, кто-то должен им управлять. Я ковыляю к машине, водитель смотрит на меня сквозь закрытое окно. У него усы, шерстяная шапка надвинута на волосы и уши, красный нос заядлого пьяницы.
Перекрывая нетерпеливое фырканье дизеля, я кричу: — Я бы не отказался прокатиться в город.
Водитель смотрит на меня так, словно я грязь, какой-то придорожный мусор, который ему лучше было бы сгрести на обочину. Не трудно догадаться, откуда я появился так далеко от города, на этой дороге. Больница, лечебное учреждение, сумасшедший дом, как бы это ни называлось, будет видна издалека и в ясный день — неприветливые пятна темных зданий с крошечными окнами, спрятанные за высоким, охраняемым забором с острыми верхушками.
Он на пару сантиметров опускает стекло. — Сделай одолжение, друг. Возвращайся назад, согрейся.
— Я не вернусь. Еще не замерз. Пожалуйста, отвезите меня в Звездный городок. Не могу дать вам много, но вот это — пожалуйста. — Мои пальцы ощущаются как неуклюжие телеуправляемые "уолдо", вроде тех, что были у нас на "Прогрессе". Я достаю пачку сигарет из кармана пальто и подношу смятый и промокший прямоугольник к щели в окне.
— Это все, что у тебя есть?
— Они американские.
Водитель бормочет что-то неразборчивое, но сигареты все равно берет. Открывает пачку, чтобы осмотреть содержимое и понюхать его. — Сколько им лет?
— Их все еще можно курить.
Водитель наклоняется, чтобы открыть другую дверцу. — Садись. Довезу тебя до первого перекрестка на окраине города. Выйдешь, когда остановимся. С этого момента будешь сам по себе.
Я соглашусь на любые условия, при условии, что это позволит мне провести несколько минут в тепле кабины. На данный момент соображаю еще достаточно хорошо, понимая, что меня настигает переохлаждение. Это состояние клинической отрешенности не продлится вечно.
Я забираюсь внутрь, делая глубокие, прерывистые вдохи.
— Спасибо.
— Мы едем дальше, на окраину города, — говорит он, как будто я не понял его с первого раза. От него разит алкоголем. — Если меня застукают за тем, что я тебя подвожу, мне попадет.
— Сомневаюсь, что это пойдет на пользу кому-либо из нас.
Водитель снова включает передачу и пускает снегоочиститель, двигатель ревет, когда лопасти режут снег. — Они найдут тебя в Звездном городке. Это не такое уж большое место. Это глухомань, и поезда не ходят.
— Мне нужно только добраться до городка.
Он смотрит на меня, оценивая потрепанность моей одежды, состояние бороды и волос. — У тебя впереди бурная ночь?
— Что-то в этом роде.
Он включает радио, настроенное на государственный канал классической музыки. По нему передают Прокофьева. Я наклоняюсь и уменьшаю громкость, пока звук почти не заглушается шумом двигателя.
— Эй, я слушаю это.
— Пожалуйста. Пока не приедем.
— У тебя проблемы с музыкой?
— Что-то такое.
Водитель пожимает плечами — похоже, он не так уж сильно расстроен, как делает вид. Внезапно запаниковав, представив, что я мог уронить его в снег, я снова похлопываю себя по карману. Но маленькая металлическая коробочка, вместе с пропуском доктора Кизима, все еще на месте.
Мне требуется вся моя решимость, чтобы не вынуть его и не повернуть маленькую ручку, которая заставляет ее играть. Не потому, что я не в силах слушать ее снова, а потому, что хочу быть уверенным, что она все еще работает.
Задние фонари снегоочистителя исчезают в ночи. Водитель сдержал свое слово и провез меня через заброшенный контрольно-пропускной пункт, затем до первого перекрестка на границе старого города и не дальше. Было приятно согреться, моя одежда начала высыхать, но теперь, когда я снова на улице, холоду требуется всего несколько секунд, чтобы опять пробрать меня до костей. Пока мы ехали, метель утихла, но снег все еще идет, мягкими хлопьями падая с молочного предрассветного неба.
В этот ранний час Звездный городок выглядит пустынным. Жилые кварталы в основном не освещены, за исключением редких светящихся окон — бледных, занавешенных прямоугольников тускло-желтого цвета на фоне темного здания. Здания, выстроившиеся длинными рядами в стороне от пересекающихся дорог, выглядят до ужаса похожими, как будто их отштамповали на одном станке — даже партийные изображения, мелькающие на их стенах, одинаковы от здания к зданию. Те же лица, те же лозунги. На мгновение у меня возникает ощущение, что я взялся за нелепую и слегка бредовую задачу. Она может жить в любом из этих зданий. Они найдут меня задолго до того, как я успею обыскать каждый вестибюль в надежде найти фамилию.
Я показал водителю адрес, который списал с телефонного справочника, лежащего на столе доктора Кизима. Он дал мне приблизительное представление о том, куда мне следует направиться. Жилой дом находится где-то рядом с железнодорожным вокзалом — мне придется прочесать близлежащие улицы, пока я не найду его.
— Я знаю, где находится вокзал, — говорю я водителю. — Был здесь, когда это был закрытый учебный центр.
— Что-то делал в космической программе?
— Сделал свой вклад.
Звездный городок. В старые времена, чтобы попасть в него, требовалось разрешение. Теперь, когда космическая программа завершена — она "достигла всех необходимых целей", согласно официальной версии Второго Союза, — Звездный городок — это просто еще одно место, где можно жить, работать и умереть. Утилитарно спроектированное жилье выходит далеко за пределы старых границ. Контрольно-пропускной пункт представляет собой заброшенные руины, а лаборатории и учебные помещения превращены в строгие общественные здания. Сейчас здесь живет больше фермеров и фабричных рабочих, чем инженеров, ученых и бывших космонавтов.
Мне повезло, что я зашел так далеко.
Я сбежал через брешь в заборе охраняемого заведения, в его заброшенном уголке, спрятанном за одной из кухонь. О бреши я знал по меньшей мере шесть месяцев — достаточно долго, чтобы убедиться, что никто другой ее не заметил и что она не была видна ни из административных кабинетов, ни с камер наблюдения. Мне повезло, что эта дыра существовала, но я все равно далеко бы не продвинулся без помощи доктора Кизима. Не знаю, ожидает ли он, что мне удастся сбежать, но доктор Кизим, который всегда больше других медиков сочувствовал выжившим на "Терешковой", просто закрыл на это глаза. Я взял его пальто. В буран толку от него немного, но без этого пальто я никогда бы не добрался до снегоочистителя, не говоря уже о Звездном городке. Я просто надеюсь, что у него не будет слишком больших неприятностей, когда они узнают, что я его взял.
Не рассчитываю, что у меня будет шанс извиниться перед ним.
Снег перестал падать, и холодное розовое солнце пытается пробиться сквозь мрак на восточном горизонте. Нахожу железнодорожную станцию и начинаю изучать близлежащие улицы, уверенный, что не могу ошибиться. Сейчас здесь горит больше огней, и я замечаю, что вокруг кипит жизнь. Один или два горожанина проходят мимо меня по снегу, но они опускают головы и не обращают на меня внимания. На дорогах мало транспортных средств, а поскольку поезда не ходят, территория вокруг станции почти полностью пуста. Когда большая машина — лимузин "ЗИЛ", черный и мускулистый, как пантера, — сворачивает на улицу, по которой я иду, у меня нет времени спрятаться. Но "ЗИЛ" проезжает, разбрызгивая из-под шин грязную жижу, и когда он проезжает мимо, я вижу, что он пуст. Машина, должно быть, в пути, чтобы забрать партийного деятеля из одного из лучших районов.
Я брожу уже около часа, стараясь не слишком часто оглядываться через плечо, когда нахожу дом Неши. В жилом комплексе есть вестибюль, где пахнет туалетом и алкоголем. Некоторые окна во внешней стене, там, где стекла разбиты, закрыты фанерными панелями. Здесь сквозняк и темно, кафельный пол испачкан следами ног, засыпан бумагой и битым стеклом. Дверь из вестибюля в остальную часть здания может открыть только тот, кто находится внутри. В своих холодных, промокших тапочках я, хлюпая каблуками, нажимаю кнопку звонка рядом с почтовыми ящиками.
У меня перехватывает дыхание. Все зависит от этого момента. Если я ошибаюсь насчет Неши, или если она переехала в другое место, или умерла — в конце концов, прошло много времени, — тогда все, абсолютно все было напрасно.
Но ее фамилия все еще там.
Н. Петрова. Она живет на девятом этаже.
Это может ничего не значить. Возможно, она уже умерла или ее перевели дальше. Я протягиваю онемевший палец и все равно нажимаю кнопку звонка. Ни звука, ни обнадеживающего ответа. Жду минуту и нажимаю снова. Снаружи бродячая собака с безумными глазами рыхлит снег под фонарным столбом. Я снова нажимаю на кнопку звонка, дрожа еще сильнее, чем когда был на улице.
Сквозь решетку над кнопками звонка доносится женский голос. — Да?
— Неша Петрова? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы приблизить губы к решетке.
— Кто это?
— Дмитрий Иванов. — Я жду секунду или две, пока она откликнется на имя.
— Из строительной службы?
Я предполагаю, что у Неши нет камеры, позволяющей увидеть меня, если она вообще была. — Дмитрий Иванов, космонавт. Я был на корабле "Терешкова". Том, который встретил "Матрешку".
Наступает тишина. Смутно осознаю, что есть вероятность, которую я никогда не допускал. Неша Петрова, возможно, слишком стара, чтобы помнить что-то важное. Возможно, она слишком стара, чтобы ее это волновало.
Я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.
— Неша?
— Там было три космонавта.
Я снова прислоняюсь к решетке радиатора. — Другими двумя были Галенка Макарова и Яков Демин. Сейчас они оба мертвы. По дороге домой двигатель "ВАЗИМИР" вышел из строя, и они подверглись слишком сильному облучению. Я остался один.
— Почему я должна вам верить?
— Потому что стою здесь в пижаме и украденном пальто. Потому что проделал весь этот путь из больницы по снегу, только чтобы увидеть вас,. Потому что хочу, чтобы вы кое-что узнали.
— Тогда скажите мне.
— Это лучше показать вам. Кроме того, я умру от холода, если еще немного простою здесь.
Я снова смотрю на внешний мир через одно из стекол, которое не разбито и не закрыто фанерой. Мимо проезжает еще один "ЗИЛ". В нем люди: серокожие мужчины в темных пальто и шляпах сидят прямо.
— Не хочу неприятностей с полицией.
— Я ненадолго. Потом уйду, и никто не узнает, что я был здесь.
— Я узнаю.
— Пожалуйста, впустите меня. — Я не ожидал этого. Во всех версиях этой встречи, которые я прокручивал в голове перед побегом, ее никогда не нужно было уговаривать встретиться со мной. — Неша, вы должны понять. Они пытались похоронить вас, но вы были правы с самого начала. Вот о чем я хочу вам рассказать. Прежде чем они заставят меня замолчать, и никто никогда не узнает.
Спустя целую вечность она говорит: — Вы думаете, сейчас это имеет значение, Дмитрий Иванов? Думаете, что что-то имеет значение?
— Больше, чем вы можете себе представить, — говорю я.
Дверь открывается. Она впускает меня.
— Она темнее, чем я ожидал.
Я прервал неуклюжий набор текста. — Конечно, она черная. Какой другой цвет ты ожидал?
Яков все еще смотрел в иллюминатор на надвигающуюся "Матрешку". До нее было двести километров, но она уже занимала больше половины неба. В том направлении не было ни звезд, только сплошная пустота, похожая на прародительницу всех галактических суперпустот. Мы приглушили освещение в кабине, чтобы он мог лучше видеть. Уже разместили микроспутники-ретрансляторы вокруг инопланетной машины, готовясь к тому моменту, когда "Прогресс" проникнет в одно из переходных окон оболочки-3. Но отсюда не было видно микроспутников — они были крошечными, а аппарат — огромным.
