-Ты чего? Что я опять брякнула? — обиженным голосом спросила княгиня.
-Арьерэ! Ты — прелесть! Ты поняла, что сказала? Волчица-оборотень выходит замуж за оборотня-медведя по-человечески! Знаешь, я не буду тебя отучать молоть чушь. Очень уж очаровательная у тебя чушь получается!
-И все же, по-человечески! А-то в облике ты меня задавишь, медведище!
Ursus versus Fatum
Свадьба прошла по-человечески.
Приглашены были все, поэтому проводили свадьбу на Конном поле за воротами столицы.
Присутствовала княжеская гвардия, все свободные от службы спецназовцы, офицеры армии и флота, находящиеся в столице, вождь черных повстанцев, прибывший со своего острова по специальному приглашению, посланники всех вождей сопротивления. И даже командиры отрядов "Призрак" и "Баньши" впервые официально представились княгине.
Именно на свадьбе победителей, как ее назвали позже, и узнал мир об самых секретных спецподразделениях в мире. Арьерэ с изумлением узнавала в их рядах хорошо и давно знакомых людей, вейров и волков. Многие из них были ей знакомы, как слуги, целители, охранники.
И лишь тогда стала ясна причина бесчисленных неудач имперской разведки.
Знаменитые некогда на обоих континентах нертские мастерицы подарили Арьерэ свадебное платье и фату. Царь нертов Ахсартаг преподнес щит, на котором был изображен черный волк на оранжевом поле — герб нертов. Горные оружейники вручили новобрачным по полному набору своих прославленных синих клинков. В каждом наборе было по дюжине предметов от засапожного ножа до двуручного меча.
Себеки преподнесли княгине золотое ожерелье с лучистыми фиолетовыми камнями. Арьерэ слыхала, что в древности такие камни находили на южном континенте, но уже давно эти камни считались исчезнувшими. Из Олтеркаста прислали зеркало горного хрусталя.
Вождь повстанцев Радуги привез им в подарок алые плащи с вышитой на них радугой.
-Простите скромность наших даров, друзья! Наш остров беден... — развел руками вождь.
Медведь медленно поднялся с трона: "Нет, вождь! Ты ошибаешься. Не столь бедны ваши дары! Смотрите! Алый плащ! Оранжевое поле нертского щита! Золото и фиолетовые камни ожерелья себеков. Зеленая трава и голубое небо над нашими головами! И синяя сталь горных клинков! Это же радуга! А вот еще одна радуга, в небе! Она совершенна, когда в ней видны все цвета! Есть ли в ней лишний цвет?
Так же и мы, народы двух континентов! Мы сильны, когда едины! Мы все! Люди и волки, вейрмана и арбадцы, нерты и жители Олтеркаста, нурландцы и себеки, люди черного континента и хэйжэни с острова Черных повстанцев.
Сейчас все вы со мной согласны! Еще сильно боевое братство. Еще не закончилась война.
А что будет потом? Забудется многое, но возродится древняя вражда Арбада с Олтеркастом, нертов с Нурландом, людей с вейрами?...
И что будет тогда?
Пусть же эта радуга напомнит нашим потомкам, что язык решает все проблемы, но лишь до первой крови. Что меч, выхваченный из ножен, не так просто убрать обратно. Что разность обычаев и культур — не повод для войны!"
Арьерэ показалось, что на невозмутимом лице Медведя мелькнула тень давней боли, что его голос на мгновение дрогнул. И она дала себе слово, что узнает о прошлом своего мужа все.
В гербах всех государств с тех пор появилась радуга. А единство народов двух континентов назвали радужным щитом.
Отзвук чужого Рагнарекка
Арьерэ всерьез занялась наведением справок. Она расспросила сослуживцев мужа, она поставила на ноги даже разведку! Результаты ее обескуражили: никто ничего не знал о прошлом Медведя. Он, в самом деле, вступил в спецназ семь лет назад. И ничего, ровным счетом, не сказал о себе.
Это было непонятно! Не берут бойцов в элитную часть без проверки биографии! Не должны брать!
Его принимали в спецназ по рекомендации Игга, тогдашнего командира "Баньши". К сожалению, Игг погиб год назад. А его преемник мог сказать только, что Медведь учился не в "Баньши" и даже не в "Призраке". Школа очень отличалась. Но боец был первоклассный! Превосходил всех. Он сам был оружием. Он мог убить кого угодно даже касанием пальца.
Промучившись поисками целый месяц, княгиня, наконец, обиделась. И ближайшей ночью спустила на ничего не понимающего мужа "собак". Медведь только усмехался, чем довел супругу до полного остервенения. Заливаясь слезами, Арьерэ колотила мужа кулачками по чему попало, а он пытался ее как-то утихомирить.
Зато, когда Медведю это надоело, он вспомнил, что он спецназовец. И через минуту ожесточенной борьбы уложил жену на обе лопатки. Арьерэ тяжело дышала, сверкала глазами и упиралась. Потом сдалась и проворчала:
-Справился со слабой женщиной, медведище!
И, наконец, рассмеялась.
-А у меня спросить ты не могла? — поинтересовался Медведь.
-А ты бы ответил? — парировала Арьерэ.
Медведь задумался.
-Нет, не ответил бы, — наконец, признал он. — Но теперь расскажу. Просто я не хотел огорчать тебя еще и этим. Ладно. Вставай и одевайся. Я жду гостя. Он поможет мне рассказывать.
Княгиня изумилась, но послушалась.
Медведь открыл дверь, и в опочивальню вошел высокий человек. Гость был закутан в длинный синий плащ. Лицо его скрывала широкополая шляпа.
-Мир сему дому! — возгласил гость, снимая шляпу.
И Арьерэ вскрикнула:
-Игг!
Гость молча поклонился. А Медведь пояснил:
-И в этом, и в иных мирах у него множество имен. Здесь его знают, как Хрофта, Гримнира, Высокого, Отца волков, Мудрейшего, Одноглазого или Одина.
Арьерэ сдержанно улыбнулась и обратилась к владыке Асгаарда:
-Будь славен, могучий Один! Мы рады принять тебя в своем доме.
Один прошел и сел к столу. Арьерэ налила ему пива и пододвинула окорок и блюдо с пирожками.
-Благодарю.
Медведь полез в тумбочку и вынул флягу рисовой водки, от запаха которой Арьерэ мутило. Разогрев ее в камине, он налил две крохотные чашечки: богу и себе. Выпил залпом свою порцию и заговорил:
-Позволь представиться! Мунэмори Ватанабэ — капитан первого ранга морской пехоты вооруженных сил Федерации Северных островов. Родился в 1731 году второй эры. Погиб в 1765 году во время гражданской войны.
Один встал, взял блюдо с пирожками, высыпал их на стол. В блюдо налил воды до краев, пошептал что-то и окликнул Арьерэ:
-Иди сюда, девочка! Садись с нами за стол.
Княгиня села за стол и взглянула в блюдо...
Она увидела синее небо и зеленоватое море. Перед ее глазами был огромный остров. Неподалеку располагался еще один. Подальше виднелись берега других островов. Арьерэ видела огромные города с высокими, выше сосен, домами, сверкающими стеклом и сталью. Их связывали широкие дороги, прямые, как копья, и гладкие, как шелк. Она видела огромные стальные корабли у берегов, оснащенные чудовищным, непонятным оружием. По небу летали лодки, быстрые, как молнии.
На палубах кораблей, на улицах, на крышах домов — повсюду Арьерэ видела высоких воинов, похожих на ее Медведя. То есть, на Мунэмори. Эти воины были вооружены причудливым оружием, бившим синими лучами, от которых плавился даже камень.
Рушились дома, погребая под развалинами сотни людей, падали с небес и взрывались летучие лодки. Шли на дно гигантские корабли. А вдали вставали до небес столбы дыма и пепла, похожие на грибы. И багровело небо. И рассыпались в пыль города.
Зачарованно смотрела Арьерэ на разворачивающуюся перед ней панораму грандиозной войны.
А Мунэмори продолжал свой рассказ: "В нашем мире нет континентов. Есть архипелаг тысяч островов, самые крупные из которых занимают площадь в четверть вашего континента. Лет двести назад начались трения между оборотнями и людьми. Люди стали уходить на юг. Мы остались на севере. Примерно в 1741 году начались погромы меньшинств. Моя мать смогла бежать из Чосана на север. С собой она взяла лишь меня и младшую сестру. А отец и старшие братья погибли. С тех пор на юге не осталось оборотней. А на севере — людей. Мы стали врагами.
В 1745 году началась война. Некоторые еще помнили, что целый народ не может быть врагом, но, когда сам видел, что люди творят, захватывая наши города, когда потерял отца и братьев в погромах... Тогда не хочется принимать доводы рассудка. А логика всегда перестает действовать, когда проливается кровь.
Я закончил школу и поступил в Высшее морское училище в Майдзуру. Был выпущен младшим лейтенантом в 1753 году. Служил в морской пехоте.
Я погиб, когда мы брали Синдо. Под обстрел попал детский дом. Люди не смогли его эвакуировать. Зачем я полез спасать детей наших врагов? Не знаю. Потом они выросли бы и, наверное, сражались с нами. Но тогда они были просто детьми..."
Мунэмори замолчал. Игг подставил ему кружку пива. Мунэмори отхлебнул.
-Медведь! Ты их спас? — с надеждой спросила Арьерэ.
-Нет. Не спас. Я погиб вместе с ними. Нас, наверное, накрыл снаряд главного калибра.
-Жаль! — вздохнула княгиня.
-Да, жаль! — жестко сказал Мунэмори. — Потому, что дети — есть дети. Я не жалею, что рискнул. Жаль только, что я так и не узнал, чем там все закончилось.
Один поднял тяжелый взгляд на князя.
-Там ВСЕ закончилось! — подчеркнул он. — Твоего мира больше нет, капитан. Там же произошла ядерная война! Ты догадывался?
-Да, Отец дружин, догадывался.
Арьерэ очень хотелось спросить владыку Асгаарда, зачем Медведь был послан к ним. Она чуть не спросила. Она уже открыла рот... И закрыла его снова, поскольку боялась услышать ответ.
Но Один все понял без слов. Бог улыбнулся, подмигнул ей единственным глазом, погладил ее по голове, как маленькую, и мягко сказал:
-Нет, девочка. Ты не совсем права! Ты — не его награда! Вы — награда и подарок друг — другу!
Глава 25. Алая кровь по черно-белым полям
(400 — 405 годы Нашествия)
-Ох-хо-хо! Старость, оказывается, препакостная штука! Особенно, когда чашку чаю подать некому! Только в романах благородная старость прекрасно выглядит... — Ндан Бяо ворчал, как всегда. И, как всегда, он говорил сам с собой. Дурная привычка, приобретенная за последние десять лет.
Жена его умерла пятнадцать лет назад. Сын, Ндан Шуай, погиб два года спустя. Дочь...
Ндан тогда чуть не умер от горя. Он месяц не пил, не ел — не мог. Но кое-как справился. Он переселился в столицу, приобрел там дом в нижнем городе и с тех пор жил одиноко. Шли годы — старик их не замечал. Армейской пенсии и сбережений ему вполне хватало, друзей у него в столице так и не появилось, хотя с соседями он ладил. Даже с байжэнями. Раз в год к нему наведывался племянник — Ндан Выонг, сотник из Северной армии, сын его младшего брата.
Поначалу, после переезда в столицу, ему многие советовали жениться вновь. "Что такое пятьдесят восемь лет для мужчины? — говорили ему. — Даже в более почтенном возрасте Небо посылает детей! Почему бы вам не принять в дом женщину, которая заботилась бы о вас? И смогла бы продлить ваш род?"
Ндан отказался.
Старик не скучал, не радовался, не жил... Он спокойно, не торопясь, ждал смерти.
-Эй, вы — трое! Сюда! Перекрыть улицу! Ли и Чжан! Обыскать каждый дом! Каждый!!!
Ндан поморщился — в последнее время городская стража частенько обыскивала дома, ловила кого-то... Что и говорить, времена настали тяжелые! Мятеж охватил половину страны, многие центральные районы, часть восточных и западных провинций давно уже находились под контролем байланжэней. И даже многие из хэйжэней перешли к мятежникам, назвав себя повстанцами радуги. За что небо карает нас? Неужели ужасная гибель нашего мира — недостаточная кара за грехи? И что это за грехи такие, за которые надо уничтожить миллиарды людей, даже младенцев? Бывают ли такие грехи?
Ох-хо-хо! Опять я гневлю милосердное Небо! Оно справедливо! Янь-ван никого не карает зря!...
Да!? Что же не покарало небо этих... из второй бригады мятежников? Почему не расступилась под их ногами земля? Почему небесное пламя не испепелило их? Почему небо позволило им...
Стучат...
Старик пошел открывать. На пороге стояли двое стражников.
-Приносим свои извинения, благородный господин Ндан! Мы ищем опасную преступницу, мятежницу. Она из байланжэней. Не слыхали ли вы чего-нибудь? Шума, например?
Старик подумал. Нет, кажется, все было тихо...
-Нет, господа стражники! Я сожалею... Не хотите вина? Погода-то какая отвратительная! Вот, только что согрел чайник... Осмотрите дом?
-Благодарим вас, почтенный наставник Ндан! — поклонился старший патруля, принимая чарку горячего вина. — Нет необходимости! Как посмею я усомниться в вас? Скорее небо и земля поменяются местами, чем вы поможете мятежникам!
-Это уж точно! — буркнул старик.
Второй патрульный допил свою чарку, поклонился и отступил назад, в темноту, заполняющую двор.
-Простите за беспокойство, наставник Ндан! Что делать? Служба!
Патрульные ушли. Крики на улице стихли. Очевидно, облава перемещалась к окраинам нижнего города. Старик пошел, было, наверх, когда...
Когда тихий, еле слышный стон заставил его обернуться. В углу, за комодом, лежала девушка, явно из байланжэней, в буром плаще мятежников.
-А! — старик оскалился. — Вот она ты!
Сорвав меч со стены, он занес ее над мятежницей. Та не испугалась, не сказала ни слова, просто закрыла глаза.
-Нет, не здесь! Не хочу осквернять свой дом твоей поганой кровью! Вставай, тварь! Убирайся на двор!
Девушка покорно попыталась встать, но не смогла. Она на четвереньках поползла к двери, оставляя за собой кровавый след. Старик "помогал" ей пинками. Перевалившись через порог, мятежница проползла еще несколько шагов и повалилась на землю. Старик подошел к ней и занес меч. И тут вышла луна, ярко осветив двор. В ее свете особенно хорошо было видно лицо мятежницы, белое, как мел.
Это была совсем девочка! Лет пятнадцати, наверно. Как Сяолю. Золотистые волосы слиплись от крови, карие волчьи глаза смотрели спокойно, хотя на их дне таилась боль. Сильная боль. Бледные губы плотно сжаты... Старик вспомнил, что Сяолю никогда не плакала. Даже, упав в детстве с лестницы, не заплакала. Они с женой, Вэнь-цяо, тогда перепугались до смерти, а девочка не заплакала. Только сжала губы вот так же точно, как теперь эта мятежница. Потом Сяолю месяц болела, врачи наложили шины на сломанные ноги, перебинтовали всю... Она выжила, и осталась такой же прелестной, как и прежде...
Пятнадцать лет прошло! Сяолю... За что тебя так? А эта, белокожая? Ей столько же, сколько и тебе... Такая же молодая, как ты, доченька. Такая же красивая...
И старик отбросил меч. Он поднял девушку на руки и потащил обратно в дом. Положил на кровать в комнате на чердаке... Он вспомнил уроки медицины. Он согрел воду, принес дезинфицирующую настойку, приготовил необходимые отвары для заживления ран...
Уже под утро он сжег ее плащ и окровавленную простыню в камине, замел двор и смыл с пола в доме следы крови. Девушка спала.
Четыре дня старик лечил ее, четыре дня он кормил ее с ложечки, как ребенка, промывал раны и перевязывал их. "Ничего! — ворчал он. — Как только она встанет на ноги, я ее выгоню. А там — как повезет".
