Воины продолжали, уже медленнее, грести веслами, совершенно не обращая внимания на нас и на рассказ своего господина. Корабль плыл куда-то вглубь бескрайнего синего озера, а мы — все девять сестер — слушали молодого человека с открытыми ртами и не могли поверить ушам своим! Мы летели в Нижнюю Целестию, надеясь застать здесь мир садов и гармонии, примерно как у нас, в Поднебесье, а тут...
"И что же это делал мой сумасшедший муженек здесь столетиями! Чудовищ, что ли, разводил этих!" — думала я, едва сдерживая гнев. — "Ну, вернешься ко мне в цветок, я тебе устрою такую "премудрость", что мало не покажется!"
Думаю, что и сестры думали что-то похожее, поскольку выражение лиц у них было мрачное и подавленное. А потом до нас донеслись какие-то пронзительные визги сверху. Я подняла голову и увидела там, на ярко-голубом небе, летающих тварей — штук пять — с большими кожаными, как у летучих мышей, крыльями, с головами как у ящериц, только размером каждая с быка, пасти которых сплошь были усеяны длинными острыми зубами. Они явно намеревались лететь к нам, потому что, увидев нас, у них изо ртов начали капать слюни.
— Ребята, зверозубы! Унюхали все-таки! Бросай весла, к бою! — воскликнул юноша, хватаясь за меч.
Но я опередила его — полетела навстречу этим тварям, а за мной — остальные сестры. Бой был коротким, но эффектным. Твари явно не ожидали такой атаки — так они привыкли чувствовать себя хозяевами воздуха!
Они остановились и недоуменно посмотрели на нас, но их замешательства нам хватило сторицей! Мы быстро прицелились и выстрелили в них сильнейшим разрядом молний. Голубые разряды послушно сорвались с камней наших палочек и ударили по тварям. Одно мгновение — и их нервная система была полностью парализована, а от тел их пошел удушливый зловонный дым — они камнем упали на водную гладь озера. Впрочем, даже утонуть не успели, как какие-то чудовищные щупальца, выползшие из глубины, обхватили их и утащили на дно...
А когда мы приземлились на палубу корабля, мое сердце просто таяло от восхищенных взглядов молодого человека, которыми щедро одаривал меня он. Он вскочил мне навстречу и, встав на одно колено, поцеловал мне руку, а потом сказал:
— Прими мое почтение, прекрасная богиня, я, Роланд Авалонский, господин здешних земель, готов тебе служить!
А потом он рассказал, что является хозяином этих мест, а точнее — города Авалона, который он основал на главном острове озера, предварительно очистив его от зверозубых ящеров и ядовитых змей — это было идеальное место для обороны. И ещё рассказал, что так было всегда — сколько помнят себя люди — всегда были чудовища, всегда было тяжело — то тигровидные саблезубые крысы занесут чуму, то волколаки кого-нибудь покусают и вчерашний твой собрат в одну прекрасную ночь бросится на тебя, став таким же чудовищем, как покусавший его, то кладбище вдруг оживет и из него полезут голодные неупокоенные мертвецы, то неурожай будет и начнется голод, то зима будет такой лютой, что птица замерзает на лету...
— Скажите, о, прекрасные богини, вестницы небес, почему так? За что боги прогневались на нас? Что мы сделали им плохого? Старики говорят, что наши предки чем-то прогневали вас, небесных богов, но чем и как — хоть вы нам откройте!
А мы с сестрами многозначительно переглянулись и не знали, что ответить ему.
Тем временем, на горизонте показался город на острове.
Город был весь построен из грубого серого камня. Высокие прочные стены с мощными башнями, шпили с флагами — белыми полотнищами с черным орлом на них, подъемным мостом и пирсом со множеством весельных кораблей. На берегу нас уже ждали.
Город меня поразил своей грубоватой, мужественной простотой. Серые мостовые из грубого камня, квадратные дома из едва обожженного кирпича, красные черепичные крыши...
Суровые обветренные лица воинов, такие же суровые лица женщин в груботканых платьях, необычно серьезные лица детей, по четыре, пять, редко меньше, вокруг каждой. Только на лицах незамужних девушек ещё можно увидеть улыбки...
А потом мы увидели телегу, запряженную черными лошадьми, которая ехала прямо нам навстречу, а на ней — покойник, точнее — покойница. Старая женщина — сморщенная, седые волосы, ввалившиеся щеки, восковое лицо, худое тело в грубом платье — кожа да кости...
Меня всю просто затрясло! Не помня себя, я подбежала к телеге и закричала:
— А ну стоять! Стой, кому говорят! — а потом подхожу к этой женщине и смотрю на неё. Не может быть! Любимое творение Создателя! ЗА ЧТО? Ноги мои подкосились и я рухнула прямо на колени перед телегой и горько и громко, на всю улицу, зарыдала. Сестры также рыдали, даже Жемчужно-Белая Ариэль...
Кто-то тронул меня за плечо, а потом раздался знакомый голос:
— Ты, моя прекрасная богиня, видимо, впервые увидела то, что мы видим каждый день — старость и смерть. Чудовищ я могу сразить своим мечом, могу укрыться за стенами, но этого врага победить я не в силах. И никто — не в силах...
Слова молодого короля Роланда подействовали на меня, как ледяной душ. Я вскочила с ног, взлетела в воздух так стремительно, что толпа людей, собравшихся поглазеть на нас, отшатнулась, а я во всю мощь своих легких закричала:
— Слушайте, вы, люди! Я — Стелла — и мои сестры — мы прибыли к вам с радостной вестью с небес! Ваши страдания и беды скоро закончатся! Создатель неба и земли послал нас, чтобы помочь вам! Мы избавим вас от голода и холода, от болезней и старости, от чудовищ и страха! Клянусь вам!
По толпе прошел гул одобрения и люди, один за другим, опускались передо мной на колени. У женщин по их бледным, впалым щекам текли слезы...
Я никогда не забуду это ужасное зрелище! Умоляющие глаза, бледные худые лица, руки с грубой мозолистой кожей, волосы с проседями... И дети... Такие серьезные, не знающие что такое смех...
Я не осталась более в Авалоне ни на час. Как ни умолял меня Роланд разделить с ним трапезу. Мне было жаль покидать его, но меня влекла домой какая-то неодолимая сила — мне хотелось прекратить страдания этих несчастных как можно скорее! А сделать этого силами девяти фей, конечно же, было невозможно. Здесь нужно было крайнее напряжение сил всего Сообщества — сотен тысяч его членов...
6.
На том историческом заседании чрезвычайного Всеобщего Совета Сообщества было столько присутствующих, что яблоку негде было бы упасть. Почти все трибуны Зала Собраний, простиравшиеся вверх, насколько только мог видеть глаз, были заняты. На этом фоне выделялся пустующий белоснежный трон Азаила да первый ряд трибун, предназначенный для Перворожденных — он был наполовину пуст, ведь именно они составляли большую часть свиты Азаила.
Я, не отвечая ни на какие вопросы, молча запустила Проектор и показала записанную всеми бывшими со мной феями при помощи Анализаторов историю нашего полета в Нижнюю Целестию от начала до конца. Эффект был потрясающий! Женские трибуны просто ревели от жалости и гнева, а мужские — мрачно молчали.
Наконец, одна из Перворожденных Фей — Жемчужно-Белая Ариэль — не выдержала, взлетела в воздух со своего места и воздела руки. Воцарилась тишина.
— Сестры! Да что же это такое происходит?! Что происходит?! Мы столетиями терпели отсутствие наших мужей внизу, в надежде, что они там по воле Создателя занимаются достойным делом. А тут — что же мы видим?! Чудовища, болезни, голод, старость терзают любимейшее творение Создателя — человека!!! Да как же такое может быть, как?! Я призываю к ответу тех мужчин, которые ответственны за это тяжелейшее преступление в отсутствие их главаря, который после всего этого ВООБЩЕ не достоин называться "Премудростью"!
Ропот недовольства прокатился по мужским трибунам. А потом встал один из волшебников 1-го ранга, заместитель Азаила по руководству Школой в Белоснежно-Белой тунике и плаще:
— Протестую! Я с самого первого дня работал в Нижней Целестии и сам лично принимал участие во всех делах Азаила Премудрого....
Взрыв возмущения, прокатившийся по женским рядам, заглушил его голос. Раздавались голоса "ничего себе, Премудрый!", "тебя бы туда засунуть, к крысам!" и все в таком духе.
Но оратор вновь поднял руку и ропот прекратился:
— ...А что касается человека, то мы создали его таким, потому что только в таких условиях человек может развить свои творческие способности, которые в нем далеко превосходят способности расы поднебесных! Посмотрите на этих мужественных воинов, на этих героических женщин, на этих детей! Какое мужество, какая сила, какая сплоченность! Это же просто произведение искусства!..
— Да заткните хоть кто-нибудь рот этому богохульнику! — закричала Жемчужно-Белая Ариэль. — Да как ты смеешь такое говорить, бессердечная тварь! — и с этими словами, не дожидаясь, ударила сильным разрядом тока, но тот взмахнул палочкой и прикрылся магическим щитом.
— Прекратить драку! — вмешалась быстро я — ещё мгновение — и ситуация может выйти из-под контроля. — Когда вернется из своих странствий мой заблудший супруг, Совет запросит у него отчет в его преступной деятельности в Нижней Целестии. Думаю, независимая комиссия из участников обоих полов установит степень его вины против прав человеческого рода, а также степень вины его ближайших соучастников. Возможно, это была просто трагическая ошибка, а не злой умысел. Но наша задача сейчас, братья и сестры, не в том, чтобы решить, кто виноват, а чтобы решить — что делать!
— Протестую! — поднялся опять этот неугомонный ректор. — Совет не уполномочен принимать решений в отсутствие Его Премудрости!
Тут уж зал просто взорвался. Женская и мужская части разделились напополам. Все женщины были солидарны с идеей помощи бедствующему человечеству, а мужская — с законностью — ведь слово Азаила все это множество столетий было законом, и притом законом, освященным волей Создателя! В результате, поднялся такой гвалт, что просто ничего невозможно было разобрать!
Но выход из этого тупика был найден. Жемчужно-Белая Ариэль вдруг наколдовала большой шар, который потом громко взорвался. На мгновение воцарилась тишина. Она взлетела на крылышках чуть ли не на самый верх Зала Собраний и закричала:
— Да, Совет не уполномочен принимать решения без Премудрости, но не ясно — какой! Думаю, всем очевидно, что Азаил, так дурно справившейся со своей задачей по благоустройству Нижней Целестии, не достоин более ей называться!
— И кто же по-твоему достоин?! С кем ещё говорил Создатель, как с ним?! — подлетел прямо к ней ректор в белоснежном одеянии.
И тут вмешалась я и сказала, предварительно усилив специальным заклинанием голос:
— Со мной говорил Создатель!
Воцарилась гробовая тишина. А потом Жемчужно-Белая Ариэль ка-а-а-а-ак завопит:
— Да здравствует новая Премудрость, истинная Премудрость — Перворожденная фея Стелла!
Женская часть трибун взорвалась в восторге.
А Белоснежно-Белый ректор в досаде плюнул прямо в лицо Ариэли:
— Протестую! Это сущее беззаконие! Азаил поставлен самим Создателем! — но его уже никто не слушал.
Феи подлетели ко мне, схватили меня на руки и посадили меня на трон Азаила. А Жемчужно-Белая непонятно откуда вытащила пурпурный плащ и золотой обруч (все остальные носили только серебряные) и при помощи других фей облачила меня в новые знаки отличия.
Мужчины же бессильно наблюдали на творимое их сестрами "беззаконие" — ну не нападать же им на нас с оружием!
— Уходим, братья, нам тут делать больше нечего! — выразил общее мнение Белоснежно-Белый. И мужские трибуны тут же опустели — мужчины всей толпой полетели к выходу. И я поняла, что дело зашло слишком далеко.
— Стойте, братья! — воскликнула я, протянув к ним руки, и они остановились. — Никто не отрицает заслуг Азаила и его статуса Премудрости Сообщества. Перворожденная сестра Ариэль здесь высказала только свое личное мнение. Когда Азаил вернется, он по-прежнему будет заседать в Совете, как раньше. Но сейчас, в ситуации чрезвычайной, когда необходимо оказать экстренную помощь людям — любимейшим творениям Создателя — я всего лишь временно беру на себя полномочия Премудрости, как жена Азаила и как та, с которой действительно говорил Создатель. А чтобы вы убедились, что я не ищу личной власти — я разделю её со своими дочерями, и дочерями Азаила — Астрой и Эстер!
По лицам мужчин было видно, что они сомневаются. Некоторые даже полетели обратно, но тут все дело испортил этот бесноватый подхалим Азаила.
— Вот это номер! — издевательски воскликнул Белоснежно-Белый. — Теперь у нас вообще вместо одной Премудрости, целых три! Ха, триединая Премудрость! — и залился издевательским смехом. Его смех подхватили другие.
— Айда, братья, пусть разыгрывают свой цирк и дальше! По домам! Это не Совет, а беззаконное сборище! Тем более беззаконное, что без нас, мужчин — половины населения Поднебесья -, он вообще не имеет никакой юридической силы!
И они опять толпами повалили к выходу, а у меня сердце так и разрывается, и я как закричу:
— Да как вы можете так поступать! Бессердечные, безжалостные эгоисты! Погибают люди, а вы! Не можете поступиться и частью своей гордыни!
Но Белоснежно-Белый, покидавший Зал последним, повернулся ко мне и сказал:
— Гибель пары десятков смертных — для которых смерть, между прочим, все равно неизбежна — ничто по сравнению с тем, что делаешь ты! — а потом улетел вслед за остальными.
А потом Совет — точнее, женская его часть — единогласно проголосовал за вмешательство в дела людей с целью оказания им экстренной помощи и вручил Нам с дочерями чрезвычайные неограниченные полномочия руководить операцией по спасению этих любимейших творений Создателя.
7.
С тех пор началась наша постоянная работа в Нижней Целестии. Так что к тому моменту, когда, наконец, мой муженек соизволил вернуться, мы были погружены в работу, что называется, по уши. Почти все сестры были внизу — они зачищали населенные людьми части Целестии от чудовищ и крупных хищников, сеяли специально модифицированные саморастущие овощи, фрукты и злаки, препятствующие старению и продлевающие жизнь, меняли погоду, делали антибактериальные прививки...
Я же, после четырех бессонных ночей, которые я провела, инспектируя работы в Нижней Целестии, решила все-таки немного отдохнуть и отоспаться в своем цветке. Тем более, что экстренно и поголовно мобилизованные сотни тысяч сестер уже освоились с работой и моего непосредственного вмешательства пока не требовалось.
Но стоило мне только омыть свое тело в розовом озере, переодеться в ночную рубашку и взбить подушки, как... Явился, так сказать, не запылился, Азаил — собственной персоной!
Опять такой же довольный, сияющий от счастья, как и всегда.
Правда, в этот раз он явился в чистой белоснежно-белой тунике, помытый, да и бросаться стаскивать с меня одежду явно не торопился. Он просто окатил меня своим сияющим влюбленным взглядом и горячо и страстно зашептал:
— Любимая моя Стеллочка, звездочка моя ненаглядная, ну как же я по тебе скучал! — а потом бросился целовать мне ручки и тискать их в своих ладонях — как ни в чем не бывало, как будто бы и не пропадал он на, без малого, две тысячи лет!
