— Он рассказал, что военачальника по имени Горный Пик ты пытал так, что бросил его нагого и связанного в подвал с крысами, дабы этот красивый мужчина был обезображен, но когда он выдержал эту пытку, то привели его дочь, юную невинную девушку, и ты сказал, что если он не сознается, то твои воины совершат насилие над нею у него на глазах, он оговорил себя и других... Я не могла поверить, что ты мог быть таким чудовищем, но Звонкий Комар уверял меня, что сам был свидетелем того, как ты приказал бросить связанного Горного Пика в подвал с крысами, а о его юной дочери знает от людей, которым верил вполне. Он предложил мне бежать из страны, чтобы не быть женой такого чудовища. Но я отказалась. Я решила, что лучше я дождусь тебя и сама разберусь, что про тебя правда, а что — ложь. И даже если бы всё оказалось правдой, я бы предпочла смерть в Тавантисуйю жизни в христианском мире, ибо слишком хорошо знала, что жизнь там для меня будет хуже смерти.

— Где же был твой живой ум, милая? — спросил огорчённо Инти. — Разве ты не знаешь, что в Тавантисуйю нет и не может быть подвалов с крысами? И что я никак не мог пойти на такое преступление, как приказать своим людям изнасиловать невинную девушку. Даже будучи чудовищем, не мог. Ибо на меня бы тут же донесли, и я был бы заслуженно покаран. Что до Горного Пика, то в заговоре с целью привести к власти Горного Льва он сознался не поэтому, а потому, что его изобличили показания сообщников.

— Всё это я поняла много позднее, а тогда я была слишком потрясена, чтобы рассуждать хладнокровно. Потом я легла и заснула, и спала долго-долго, а в сознание я пришла уже на корабле, который вёз меня прочь от Тавантисую. Там меня ждал сам Ловкий Змей, и он сказал, что поскольку ты стал негодяем, то почему бы мне не отдаться ему? Всё равно ведь о чести теперь речи нет... Я отказалась. Тогда он сказал мне крепко подумать. Я искала способов сбежать, но как убежишь с корабля? В одном из портов я попыталась, была поймана, боялась расправы, но меня Ловкий Змей не стал избивать, лишь ухмыльнулся и велел ещё подождать. Я поняла, чего он ждал — он ждал родов. Когда я родила дочь, он поставил передо мной условие — или я становлюсь его любовницей, или он перережет девочке горло на моих глазах. И я с отвращением согласилась ему отдаваться. Я была уже морально сломлена.

Морская Волна зарыдала.

— И так я стала его наложницей. Поначалу он обращался со мной вполне сносно, давал возможность мыться и носить чистую одежду, хотя и изображал это как великую милость, но потом, когда девочка стала расти, он стал запрещать мне учить её грамоте и рассказывать ей, кто её отец. А если я ослушивалась, то за грамоту таскал меня за волосы, а за попытку рассказать, кто отец, привязывал меня на целый день к столбу, и я мучилась от жажды. Но потом я стала стареть и уже не так была нужна Ловкому Змею как наложница, больше ему нравилось надо мной издеваться. С каким наслаждением он сообщил мне, что мой отец отравлен и наместником Тумбеса стал отравивший его мерзавец! И ещё он говорил мне, что скоро Асеро свергнут и убьют, а ты отправишься на тюрьму, и там-то он уж отомстит тебе. Я пыталась выйти на связь со своими, но безуспешно. Когда Ловкий Змей прознал об одном таком случае, он приказал своим приятелям-подонкам изнасиловать меня в наказание, но я попыталась защититься от них свечой, на мне загорелось платье и вот... теперь мои щёки, шея, плечи и грудь в уродливых ожогах. С того случая он перестал со мной жить, но и ходить я стала в грязных засаленных лохмотьях. А всё больше меня беспокоила судьба моей дочери, которая подрастала, и Ловкий Змей стал на неё коситься сладострастным взглядом. До тех пор я терпела и жила во многом ради неё, надеясь на чудо, что кто-нибудь убьёт его в конце концов и нас освободят, но чуда не происходило, и моя Консуэла была обречена на то, чтобы стать грязной шлюхой. По счастью, она выглядит моложе своих лет, иначе бы он давно лишил бы её невинности....

Говоря всё это, Морская Волна всё-таки умудрилась развязать все узлы на руках у Инти и перешла на верёвки, стягивающие ноги. Кое-как размяв пальцы, Инти погладил сваю любимую по волосам и сказал:

— Мужайся, Ловкий Змей будет повержен, скоро придут мои люди с корабля.

— Никто уже не придёт. Твой корабль потоплен, а твои люди убиты. Именно за этим вчера Ловкий Змей послал своих слуг и они... они выполнили приказ, тем более что на борту был изменник, который им должен был помочь.

— Неужели? Как его звали?

— Цветущий Кактус.

— Значит, дело и в самом деле дрянь... — сказал Инти, сев. — Но хоть руки у меня свободны....

— Ловкий Змей играет людьми в кошки-мышки, — ответила Морская Волна. — Я послала письмо через священника отца Педро, который показался мне приличным человеком и который выражал сочувствие моему горю, и осуждал Ловкого Змея, ведшего порочный образ жизни. Он согласился помочь мне отправить письмо домой.

— Ты рассказала этому попу, что была моей женой?

— Твоего имени я не называла, зная, что тебя тут принято бояться как дьявола. Но я сказала, что прежде я была добродетельной женщиной, а мерзавец растоптал супружеские узы, сделав меня насильно своей наложницей. С точки зрения христиан, это большой грех, и за это нужно карать, так что священник согласился помочь мне отправить письмо домой. Откуда же я знала, что он при этом всё расскажет Ловкому Змею! Который решил заманить тебя таким образом в ловушку. И что предатель среди своих погубит вас всех... Но тем более я не могла ожидать, что этот мерзавец Педро ударит тебя по голове деревянным распятием. Обычно они предпочитают не пачкать рук...

— Значит, это был не обморок, меня отрубили... Скверно.

— Прости меня, Инти!

— Ну не плачь. Не всё так плохо, я жив и уже почти на свободе....

— Я принесла для тебя воды и чуть-чуть хлеба. Подкрепи свои силы.

— Спасибо. Но если ты считаешь, что всё безнадёжно, почему же всё-таки рискнула меня освободить?

— Потому что хочу, чтобы ты избежал уготованной тебе мерзкой участи быть разделанным заживо на куски. Он уже рассказал мне, что сделает с тобой — он ведь долгие годы мечтал оскопить тебя. Уж если тебе суждено умереть, то хотя бы сражаясь.

— Скажи, а слуги, которые пошли громить мой корабль, уже вернулись?

— Нет.

— Тогда ещё есть шанс, что мои люди отбились... Всё-таки, моих было больше. А в замке этот мерзавец один? И теперь он меня не ждёт?

— Педро ушёл, остался только Хуан, но он пьян... Инти, неужели ты думаешь, что ты сможешь его теперь убить?

— Теперь я всё смогу. Даже голыми руками его задушить, хотя лучше достать хоть какой-никакой ножик. Любимая, я столько лет оплакивал твою преждевременную кончину, но то, что сделал с тобой этот негодяй... это даже ещё хуже, чем смерть, — говоря это, Инти встал и убедился, что его вовсе не шатает. Или это гнев придал ему сил? — Я не могу не отомстить. Вот что: я думаю, что теперь сам найду спальню этого мерзавца. А ты найди нашу дочь и попытайся добраться незаметно с ней до рощи, и ждите меня там. Да помогут нам боги, — сказав это, Инти поцеловал свою любимую. Она так зарделась, точно ей было только пятнадцать...

— Никогда не думала, что меня после всего этого сможешь поцеловать.

— Я не считаю тебя виноватой ни в чём. Если я столько лет любил тебя мёртвой, то как я могу разлюбить тебя живой?

— Но ведь ты любил ту красавицу, образ который сохранила твоя память. А я... сам видишь, во что я превратилась. Ловкий Змей говорил мне, что теперь мой вид способен у любого мужчины вызвать лишь брезгливое отвращение. Впрочем, я много лет не смотрелась в зеркало и теперь не знаю, как я выгляжу, но даже слуги Ловкого Змея говорили мне, что проще поцеловаться с мёртвой лягушкой, чем со мной.

— Глупости они говорят. Палачи всегда принижают достоинство своих жертв, чтобы оправдать этим собственные злодеяния, — и он обнял свою жену и ещё раз поцеловал её.

— Но ведь я грязна и в лохмотьях... У меня в голове вши.

— Ничего, дай только вернуться в человеческие условия — отмоем тебя до блеска.

— Шрамы не отмоешь, юности не вернёшь...

— Ничего, я тоже не молодел, и к шрамам привыкну... я уже почти привык.

В этом момент в сарай заглянула какая-то испитая рожа:

— Слышь, ты, кончай там... время истекло...

Потом, увидев стоящего на ногах Инти, пьяница повалился в испуге на колени:

— Ты что, ты же связанный...

— Твои дружки корабль уже разграбили? — мрачно спросил Инти.

— Нет, ещё не вернулись они... — пролепетал окончательно опешивший пьяница.

— Инти, это один из тех мерзавцев, что меня тогда выкрали из могилы! — крикнула Морская Волна. — Убей его!

И тогда Инти схватил веревку, которая до того стягивала его лодыжки, и придушил мерзавца.

— Не надо, пощади... — хрипел тот, пока петля ещё не затянула его шеи.

— А ты кого щадил, мерзавец? — гневно ответила Морская Волна. — Сколько крови тавантисуйцев на твоих руках, изменник!

Вскоре было всё кончено.

Впоследствии, вспоминая всё случившееся, Инти и сам не понимал, почему он почти не чувствовал ни голода, ни усталости, ни недостатка сил, чтобы сделать всё, что он сделал. Он вообще не чувствовал себя. Как будто он бы не он, а какой-то карающий бог, воплощённое возмездие. Он раздобыл какой-то тесак с кухни и, сказав Морской Волне ждать внизу, сам пошёл туда, где в спальне после обильных возлияний должен был отдыхать Эстебан Лианас. Он и в самом деле был в своей спальне, но не отдыхал, а... Инти опять чуть не стало дурно от открывшегося зрелища. Ловкий Змей сжимал голенькое тельце Консуэлы, а та пыталась вырваться. Ещё немного, и Инти бы безнадёжно опоздал...

— Получай, подонок, — сказал Инти, вонзив в Ловкого Змея нож.

Тот только с ужасом посмотрел на своего убийцу, и тут же его взгляд померк. Консуэла от всего случившегося на некоторое время впала в какой-то ступор. Инти помог ей освободиться от трупа и постарался сказать как можно ласковее:

— Не бойся меня, дитя моё, ты видишь, я пришёл тебя освободить.

— Саири, ты... — и девочка зарыдала, — что со мной и матерью теперь будет? Ведь твой корабль утонул! Он ведь утопил его!

— Это скверно, но... мы постараемся выбраться отсюда и добраться до Тавантисуйю. А сейчас одевайся давай, нельзя же голышом бежать. Или у тебя нет здесь платья?

Девушка вдруг посмотрела на своего спасителя недоверчиво. Инти понимал причину этого, но поделать ничего не мог. Бедняжка, выросшая среди христиан, привыкла ждать от каждого подвоха. Тем более от мужчины и незнакомца...

Но, тем не менее, она подобрала какие-то тряпки с пола и облачилась с них, стыдливо пытаясь закрыть порванные места. Инти подумал, что при первой же возможности добудет для неё что-то поприличнее.

— Где ваши с матерью вещи? Надо будет забрать их.

— А у нас ничего нет, — ответила девочка, — только то, что на нас надето.

— И спали вы на соломе...— грустно сказал Инти, присевший на кровать. — А не знаешь случайно, куда эта сволочь запрятала мою шпагу? Было бы жалко её тут оставлять.

— Знаю, — вдруг неожиданно твёрдо сказала девочка, — но скажу только тогда, когда поклянёшься мне самой страшной клятвой, что никогда не обидишь ни меня, ни мою мать. Ни словом, ни делом. Что нам не придётся горько раскаиваться в том, что мы отправились с тобой в Таватийсуйю.

— Хорошо, я поклянусь. Только скажи, почему ты боишься, что чем-то обижу тебя? Вчера ты вроде бы стала мне доверять...

— Ты видел мою наготу, Саири. Для многих мужчин этого достаточно.

— Я понял тебя. Клянусь тебе сердцем своим, что ни словом, ни делом никогда не обижу ни тебя, ни твою мать, и что никогда не брошу вас в беде. Если же я нарушу эту клятву, то пусть моё сердце остановится.

— Хорошо, я верю тебе, — сказала девушка, доставая шпагу из-за кровати.

— Спасибо, — сказал Инти, опоясываясь. Убив мерзавца, он почему-то чувствовал себя усталым и разбитым, но старался не показывать виду.

Девушка первой побежала вниз по лестнице, Инти спускался медленнее. Он услышал крик Консуэлы:

— Не смей трогать мою мать!

Поспешив вниз, Инти увидел, что внизу столпились его люди, Ворон при этом зачем-то пытается скрутить руки Морской Волне, а Консуэла пытается ему помешать.

— Так, отставить! — приказал Инти. — Ворон, отпусти Изабеллу, эта женщина ничем не опасна. Лучше доложи обстановку. Вы все покинули корабль?

— Наш корабль потонул, — мрачно сказал Ворон, при этом продолжая удерживать Изабеллу. — Так что из-за этой твари мы оказались в ловушке. Ты точно уверен, что её следует отпустить?

— Ворон, отпусти Изабеллу немедленно! Она ни в чём перед нами не виновата. Ловкий Змей и отец Педро обманули её так же, как и нас.

— Отпустить? А что она будет делать, если её отпустить? Выдаст нас с головой?

— Зачем же, она поедет с нами в Таватисуйю. Но добровольно и не со связанными руками. Эта женщина спасла мне жизнь! И даже больше чем жизнь.

Ворон с неохотой подчинился.

— И впредь вы все будете должны обращаться с ней почтительно. Впрочем, по твоему лицу я вижу, что сейчас из тебя извинения не выдавить, а времени у нас мало. Так что прошу простить моих людей за это неприятный инцидент, — сказал Инти, демонстративно склонившись перед Морской Волной. — А теперь, Ворон, докладывай обстановку. Что случилось с кораблём?

— Цветущий Кактус оказался изменником. Он сам добровольно вызывался быть часовым на ночь. Я, не чувствуя подвоха, согласился. Ты знаешь, я работал с ним много лет и всегда доверял ему. И Горный Ветер доверял. Но в ту ночь мне не спалось по счастью. Я вышел по нужде и увидел на берегу фигуру Цветущего Кактуса. Он быстро исчез в прибрежных зарослях. Все сомнения рассеялись, когда я понял, что на корабле его нет. Быстро поднял всех по тревоге. Мы сочли самым благоразумным сделать вид, что спим и ничего не заметили, а сами замаскировались. Благодаря этой хитрости мы не потеряли ни одного человека, а те полегли все. И Цветущий Кактус тоже. Одного мы не учли: Цветущий Кактус, поняв, что дело дрянь, стал стрелять в корабль горящими стрелами. Лучник он был не очень, так что напрямую ни в кого не попал, но корабль... Нет у нас теперь корабля.

Кажется, для него собственно потопить корабль было важнее, чем нас убить. Знал, что без корабля нам отсюда не выбраться.

— Не так плохо, как могло бы быть. Ничего, учитывая, что со второй попытки я прикончил мерзавца, то выбраться при помощи его денег нам должно быть не так сложно. В крайнем случае, новый корабль купим.

— Взять деньги отсюда?! — опешил Ворон. — А нас всегда учили, что грабить нехорошо...

— Ну как сказать. А когда Манко во время восстания захватил склады с шерстяными тканями и использовал их содержимое для того, чтобы его армия не мёрзла в горах, он тоже грабил?

— Ну, те склады принадлежали нашему государству по праву.

— Да. А потом их присвоили себе конкистадоры. А когда потом Манко отнял своё у конкистадоров, те искренне сочли это грабежом. Вся эта роскошь, которую вы видите — плод грабежа, в том числе и грабежа нашего государства. Так что имеем право забрать отсюда столько, сколько нам нужно, чтобы выбраться отсюда. А поскольку сумму заранее не рассчитаешь, то берём с избытком, а остаток сдадим в казну. Ладно, времени у нас мало. Сейчас день, ночью надо отсюда свалить, забрав деньги и документы. Изабелла нам покажет, где всё хранится.