— Падре, я бы предложил пройти к моему шатру.
— Хорошо, я очень рад этому обстоятельству. И Церковь ценит вас как верного сына. А падре Паоло... Он не был поставлен в курс происходящего. Признаюсь, я должен был дать ему прочитать все разрешительные грамоты, но для меня было важно договориться с Атальей и удержать от глупостей герцога. Это было не просто. — инквизитор Ксанте направился к лагерю. Еще ни разу он не видел Паоло. Еще бы на минуту. Увидеть и сказать о том, что не забыл о последней ночи. Но сейчас не время, дело не завершено и между знатью Атальи и Фернандо должны пройти долгие и утомительные переговоры.
В шатре короля стояла полумгла. Себастьян ступил вперед, прошел мимо углей погасшего костра и остановился около Луиса, который спал под покрывалом, свернувшись калачиком. Падре Ксанте присел рядом, погладил герцога по голове, перебирая пальцами мягкие шелковистые пряди. Юноша завозился во сне и открыл глаза, сразу вскидываясь и прикрывая наготу, подтверждавшую, как и с кем он провел ночь. Воспоминания вспыхнули на щеках ярким румянцем.
— Доброе утро, Луис, — Себастьян протянул герцогу рубаху, помог натянуть на тонкое тело. Затем юноша под покрывалом натянул и шоссы, последним было дорогое атласное блио, привезенное королем. Теперь герцог сидел совсем потерянный и прятал глаза от духовника. Тот ждал первого слова.
— Я виноват... — после долгих минут молчания глупец уткнулся лицом в колени инквизитора Ксанте и долго рыдал, не сдерживая эмоций. Все это время мужчина молчал и лишь утешал юношу, гладя и шепча слова, ласкающие слух своей отцовской нежностью. А когда Луис утер лицо и с блестящими глазами поднялся, то взял того за плечи.
— Ты себя винишь? — спросил напрямую.
Луис кивнул.
— Да, падре, почему вы меня заставили жениться? Зачем вы заставили меня пойти на объединение земель? Я... — новые слезы полились по щекам. — Посмотрите на меня. Я грешник. Я... неисправим. Мне следует себя уничтожить, бить себя. Заставлять...
— Замолчи, — указательный палец лег на нежные губы герцога. Черные глаза гипнотизировали, успокаивали. — Ты избранник, Луис. Такого, как ты, больше не существует. Ты... редкий дар, которым не всякий способен владеть. — голос успокаивал и исцелял. — Хочешь, я тебе расскажу про любовь?
— Нет, — отрицательно закачал головой Луис.
— Любовь на самом деле была всегда. До появления Христа. — ладонь погладила по щеке юноши. — И сам Христос любил... Все мы достойны того, чтобы любить и быть любимыми.
— Мы должны умерщвлять плоть. Не показывать красоту тела. Стыдно любить... Стыдно...
— Луис, смотри на меня... Тебе нравится, когда тебя ласкают, целуют, когда тебя гладят? Будь честен?
— Я... — юноша опустил глаза.
— Ты создан для любви, для ласки. Ты нежнее цветка, Луис. Ты предназначен для любви... И твое тело такое чувствительное и юное.
— Падре, вы знаете мой грех. Зачем вы говорите все это?
— Подумай о том, что ты прекрасен. Что тебя хотят одаривать нежностью, страстью. А ты отказываешься и считаешь постыдным любовь. Бог говорил о любви, как о самом прекрасном. Как о том. Что нужно беречь. Идем, — Себастьян взял Луиса за руку и повел к выходу, чтобы вывести под синее небо, под яркое солнце, чтобы тот увидел, как вокруг расцветает яркими красками весна. — ты откажешься от этой красоты? — спросил тихо. И герцог отрицательно закачал головой. — Тогда почему ты считаешь постыдным быть любимым.
— Церковь считает преступлением мужеложество.
— Глупости. Церковь напрямую об этом не говорила. Трактовать законы божии не в твоей власти. Я хочу, чтобы ты не отказывался от даров плоти. Чтобы любил свое тело. И позволял себе жить.
Луис отрицательно закачал головой. Слова инквизитора пугали его нелогичностью — не может быть! — а воспоминания об испытанной страсти заставляли вырываться. Уже в следующую секунду юноша освободил руку и побежал. Он бежал без оглядки, пока не оказался у края лагеря. Здесь юноша опустился в траву и закрыл лицо руками. Сидел тихо и молча. Стараясь не плакать, не привлекать лишнего внимания. Но, кажется, судьба не желала оставлять его одного. Очень скоро рядом кто-то опустился.
Луис поднял глаза. Алисия?
— Не ждал? — принцесса жевала травинку. Она сидела, опершись на руки и вытянув вперед ноги. — Я слышала ваш разговор. — сказала прямо и с улыбкой. — Послушай, милый супруг, зачем ты так расстраиваешься? Тебе нравится Фернандо? Только честно?
— Что?
— Ты всю ночь в его шатре провел. Я не дурочка, — новая улыбка была еще более ослепительной.
— Алисия, ты..
— Не будь трусом, признайся. Ты такой упрямый, Луис. — темноволосая, светлоглазая, Алисия сейчас была похожа на демоницу. — Ты тоже не привлекаешь меня в кровати, — заулыбалась она. — Меня вполне устроит, что ты не один. Что ты счастлив. — своеобразное движение бровями и дикий тихий смех.
— Что? — герцог нахмурился и толкнул шутливо принцессу. Кажется, потом они валялись по траве и дрались, кажется, потом целовались. Кажется... девушка признавалась в пристрастии к хорошенькой фрейлине, с которой частенько играет во всякие игры. Вся эта беседа походила на игру, но потом она стала настолько откровенной, что оба рассказали, что делали в постели...
И смеялись, как сумасшедшие. До тех пор, как обоих кто-то не окликнул.
Принцесса обернулась первой. Она была прекрасна в своей необузданной дикости. Щеки алели, глаза сверкали.
— Дядюшка Эдуард, какими судьбами? Неужели переговоры так быстро закончились? — девушка вскочила на ноги и потянула Луиса за собой.
— Ваше высочество, — Эдуард явно был недоволен поведением обоих и стоял прямой, как стрела. — И вы, — взгляд на герцога, — ваше высочество! Прошу следовать за мной.
— Какой строгий! — Алисия бесцеремонно повисла на Эдурадо и теперь болтала в воздухе ногами. — Дядюшка, а что насчет сладкого? Я бы хотела... остаться с мужем наедине. А вы мне мешаете! — принцесса обернулась и подмигнула юноше. Тот заулыбался в ответ.
Герцог Аталийский резко остановился. Заставил Алисию отцепиться от руки и грозно рявкнул:
— Вы явно не сознаете, что можете подвергаться опасности, гуляя без охраны. Немедленно по шатрам. Чтобы я вас обоих не видел.
— Какой грозный. — принцесса махнула рукой, но сопротивляться не стала, зато завиляла бедрами назло дяде и скрылась в своем шатре, в то время как Луису пришлось идти к себе.
Он сразу попросил горячей воды, помылся, поел и полез на шкуры, чтобы немного прийти в себя. Лежал с закрытыми глазами и пытался успокоить сомнения и непонимание, почему так... Почему все так? Как можно жить против воли Бога? Как возможно переступать через законы?
41
Пока падре Себастьян беседовал с Луисом, король в первую очередь решил отдать приказ об охране Луиса. За юным герцогом и за его шатром теперь будет вестись круглосуточное наблюдение. За шатром — откровенная, за герцогом — негласная, так, чтобы он не заметил, но очень плотная. Теперь его мальчик не останется один ни на минуту. Теперь никто к нему не приблизится незамеченным. И при любой, хотя бы мнимой, опасности, он не останется один. Теперь можно проверить и шатер падре Себастьяна. Фернандо любил все держать под контролем.
Краткий визит в шатер инквизитора его озадачил. Очень легко было сделать вид, что он не знал, что Себастьяна нет в шатре. Охрана его пропустила, а вот в самом шатре... В самом шатре был мальчик, которого он, кажется, уже видел мельком в монастыре, и травник Валасского монастыря. Быстро ретировавшись из обиталища инквизитора, Фернандо вернулся к себе и пытался построить цельную картину. Падре Себастьян явно не просто так говорил про монастырь... Он уже видел двух монахов, причем один из них явно занимал не последнее место в иерархии монастыря, чтобы не говорил падре. Интересно, какие сюрпризы его еще могут ждать?
Толком ему подумать не дал герцог Эдуард, пришедший с изменениями к договору согласно высказанными королем претензиям. Постаравшись отделаться от герцога Аталийского как можно быстрее, Фернандо передал все документы секретарю для изучения, и решил проверить, как себя чувствует Луис. День уже клонился к закату, зелья заканчивали свое действие, и король благоразумно решил провести ночь в шатре Луиса, в котором, согласно его последним распоряжениям, будет лучшая охрана, чем в его. Захватив необходимое оружие и сумку с зельями, король направился в шатер мальчика.
Юноша, кажется, задремал, когда услышал какой-то шорох. Он потянулся под покрывалом, думая, что слуга пришел, чтобы разжечь костер. Потом услышал тихие шаги, увидел через веки всплески пламени и почувствовал, как тепло становится в самом шатре.
Рядом кто-то опустился.
— Алисия, разве тебе не сказали?.. — герцог приоткрыл глаза и увидел перед собой Фернандо.
— Что должны были сказать Алисии? — король с мягкой улыбкой убрал волосы отросшей челки Луиса со лба. Он явно любовался своим мальчиком — со сна у него был такой забавный и растерянный взгляд.
— Я думал... Простите, — герцог поднялся в постели.— Ее дядя сердился... Принцесса — она очень резвая девушка... Извините... Дядя хотел, чтобы она не гуляла одна. Он опасается за ее безопасность... — от ласк Фернандо юноша покраснел.
— Я думаю, Эдуард сможет обеспечить ей безопасность, в конце концов, это в его интересах, — король опять улыбнулся, глядя на Луиса. А потом встал и стал освобождаться от одежды. Сапоги, затем на ковры полетел пелиссон, потом рубаха.
— Луис, — король обернулся к мальчику. — Какой из котлов у тебя для умывания?
— Крайний, там должна быть еще горячая вода. — он отвел взгляд от обнаженного тела короля. Тот собирается здесь остаться. Кровь ударила в голову. Стыд затопил разум. Неужели можно? Как можно? Если сюда захочет прийти принцесса? Новые воспоминания о дневном разговоре, откровения Алисии и ее убеждающая правота о том, что мир делится на тех, кто получает удовольствие, и тех, кто влачит жалкое существование, пробуждали томление в чреслах, но юноша отталкивал от себя постыдные мысли и намеки тела.
Фернандо с удовольствием умылся, стараясь не улыбаться при воспоминании о смущении Луиса. У него еще есть время, потом, когда зелья закончат действовать, нужно будет платить цену, но пока... Король вернулся к ложу, на котором затаился его мальчик, и с удовольствием провел лаской пальцами по его лицу и склонился к его губам.
— Вы останетесь здесь? Я не уверен, что это правильно... — губы короля коснулись нежно, сламливая сопротивление. Юноша позволил себя поцеловать, а потом и сам ответил на поцелуй, который становился все более глубоким.
Фернандо ожидал какой угодно реакции от Луиса. Попытки его выставить, обвинений, гнева, негодования, смущения. Но такого открытого ответа он не ожидал. Это было безумно. Он откинул покрывало и прижал мальчика к себе. Руки пробежали по уже знакомому телу. Неужели... Неужели только один разговор с падре так помог?
Юноша не сопротивлялся. Поддался искушению, а потом уперся ладонями в грудь Фернандо и заставил прервать поцелуй. Он дышал сбивчиво и испуганно.
— Уходите, — сказал тихо, скрывая за длинными ресницами страсть. — Сейчас же...
— А если не уйду? — Фернандо чувствовал ладошки грудью и не двигался. Как два горячих солнца, от которых желание распространялось по всему телу, крутило, вело сознание. — Чего ты боишься? — спросил тихо. Нежно гладил по лицу, по открытой, с бьющейся жилкой, шее своего мальчика.
— Зачем? Не надо спрашивать ничего. Пожалуйста, — Луис попытался увернуться от ласки, которая его заводила. — Вы и так все знаете. — светлое небо глаз с расширенными зрачками. — Я не могу. — лобзание пальцев короля по щеке, по волосам. — Фернандо, зачем вы меня искушаете?
— Так нужно, — и король склонился над мальчиком, преодолевая его слабое сопротивление. Поцелуй в губы. Он чувствовал ответную реакцию, чувствовал, как Луис что-то простонал. Пока очень нежно подхватил под спину, не разрывая поцелуя, прижимая к себе. Горячие ладони продолжали упираться в грудь, но они были зажаты между двумя телами. Король забрался рукой под длинную рубашку юноши, провел по его бедру, слегка задел ягодицы и остановился на чувствительном месте чуть выше. Лаская, трепетно гладя, теряя разум от одной близости мальчика, прошептал:
— Сними рубашку.
Герцог вновь тонул в темных глазах, требовавших подчинения. Слабое трепыхание, настойчивость ласк, и вот он тянет рубашку прочь, чтобы быть обнаженным и беззащитным на шкурах под массивным крепким телом мужчины.
Король застыл, глядя, как его мальчик покорно выполняет приказ. Судорога желания свела тело. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, он опять склонился к Луису. Его вкус, запах его тела сводил с ума, будил все желания. Будил дьявола. Нежные поцелуи постепенно становились все жестче, требовательнее, руки, прижимающие юношу, уже не ласкали — жадно, дерзко дразнили.
Король терзал герцога искушением, вьюном обвивал его тело, сжимал его в тисках, поглощал извилистыми корнями желания. Пил от него, как от источника. Терся горячими песками, разжигал огнем. Мучил... Требовал... Каждым движением, каждой лаской, каждой жесткостью говорил "отдавай!". Луису было жарко. Опять он ощущал, как твердеет естество короля, как тому мало уже просто ласки, как он звереет на глазах... Как неистово блестят глаза, как язык извиваясь, проникает и насилует рот страстью.
Фернандо чувствовал, как дрожит тело под ним, как мальчик отвечает, но нужно было проверить, правильно ли все происходит. Закрыть глаза, не смотреть. Не смотреть на такую красивую и зовущую реакцию Луиса, не смотреть на его лицо.
Он внезапно для герцога отстранился и встал. Видеть распростертое под ним тело оказалось еще невыносимее. Нужно притушить в себе дьявола. На чуть-чуть. Хоть чуть-чуть. Открыв глаза, он посмотрел тяжелым взглядом на своего мальчика и приказал:
— Раздень меня.
На мужчине оставались только штаны, так что выбора, с чего начинать, он не оставлял.
Святое небо, дарующее прощение. Это было слишком. Луис не был готов опять быть с мужчиной. Он закрыл глаза, прикусил нижнюю губу до крови. Вдохнул и выдохнул, поднялся и ... потянул штаны с Фернандо. Голова требовала бежать, а тело жаждало продолжения. Пальцы потянули ткань ниже, глаза смотрели вниз. Что он делает? Зачем он?..
Мужчина прикрыл глаза. Поза Луиса, склоненная голова, такие застенчивые движения. Движения рук юноши по его ногам. Дьявол всех побери...
Фернандо глянул вниз. Туман застил глаза. Было полное ощущение, что он ранним утром пробирается по гребню горы, рискуя на каждом шаге упасть. Король аккуратно переступил, освобождаясь окончательно от одежды. Луис не пошевелился. Тело, казавшееся молочно-белым в полутьме шатра, золотящиеся от всполохов пламени волосы, такая же коленопреклоненная поза. Он стиснул зубы и опустился рядом с мальчиком. Еще чуть-чуть. Еще чуть-чуть. Нежность, ласка поцелуя, еле слышный шепот:
— Луис, милый...
Взгляд герцога опять был пойман Фернандо, одновременно с ним вернулся и поцелуи, и объятия, и даже жар, больше похожий на лихорадку. Желание бежать отступало. А навстречу плыла нега от того, что губы мужчины могут выражать поцелуями все эмоции, даже волнение.
