Внезапно он оборачивается, смотрит на меня, маму и сестру. Нехорошо так смотрит.
— Что-то я старею, начал много языком молоть, — сокрушается он, отвернувшись. — Ладно, не смотри на меня так, не трону я твою семью. Они и так знают больше, чем положено.
* * *
Сотни провели перекличку, проверяя состояние кораблей. Пробитий защитного поля зарегистрировано не было, так что техника не пострадала, не говоря уже о людях. Так что все были в приподнятом настроении. Самые сильные удары пришлись от клагеров, но к началу ближнего боя их осталось мало, да и скоординировать огонь они не могли. А тарсеры всегда прикрывают друг друга при воссозданном ментоиде.
Похоже, на вольных дебют первой тысячи произвел сильное впечатление. Разведчики зафиксировали обмен конселг-сообщениями как между группировками, так и между отдельными кораблями. Группировки обменивались кодовыми сигналами, которые были тут же подсунуты пленникам, находившимся на "попечении" второй сотни. Те "раскололись" быстро, пояснив, что данные сигналы означают "действуем по оговоренному плану". К сожалению, в "первой группе" не оказалось никого из вепрагонтов, участвовавших в разработке плана нападения, так что рассказать о нем было некому. Пленникам была известна только собственная задача — разведать оборону планеты, если получится — прорваться сначала к Урану, а потом к Сатурну. Никого из людей, кто знал все планы, в "первую группу" не включили, они остались с основной частью флота. Ничего не скажешь, вольные добросовестно подошли к вопросу недопущения утечки планов.
Прослушивание обмена между отдельными кораблями показало, что напуганной оказалась меньшая часть вольных. В основном же они злились. Вольные считали, что Серые Призраки использовали эффект внезапности и лишь поэтому так легко победили. Больше внезапность сыграть не могла, а на стороне вольных был подавляющий численный перевес. Во всяком случае, они полагали, что это им поможет. Правда, это было мнение лишь отдельных капитанов, не обладавших никакими полномочиями. Вепрагонты, возглавлявшие флот, помалкивали и свою точку зрения на события держали при себе. Они хорошо понимали, что в случае боя их корабли окажутся главными целями тарсеров, поэтому на связь не выходили, чтобы не выдать себя раньше времени.
А время шло, отмеряя секунды с момента первого разделения вольных. На восемьсот сорок второй секунде ударная группировка достигла границы облака Оорта. Чуть раньше, чем это сделала десантная часть флота вольных. "Вторая группа", как и только что уничтоженная "первая", вышла в промежуток между облаком и поясом Койпера безо всяких помех. А вот "третью" ждал сюрприз — заранее приготовленное минное поле. Мины были "умные", они знали границы поля, видели флот. И ждали, пока самая дальняя из мин не окажется внутри строя. После чего рванули.
К сожалению, требуются триллионы мин, чтобы надежно закрыть Солнечную систему даже по радиусу пояса Койпера. Про внутренний радиус облака Оорта даже и говорить не приходится. Поэтому минное поле было сильно разреженным, взорвалась всего пара сотен мин. Пострадало сотен пять кораблей, в основном зайоны. Около пятидесяти процентов были уничтожено полностью, треть получила серьезные повреждения, остальные отделались сравнительно легко. Из крупных кораблей четыре транспорта уничтожено полностью, шесть получили повреждения разной степени тяжести и не могли больше продолжать движение, тяжелые повреждения получил один десантный корабль, и легкими повреждениями отделался один штурмоносец. Еммеры и клагеры не пострадали. Потери незначительные, но это замедлило продвижение вольных. Они поняли, что дальше вот так напролом идти опасно и потому перестроились. Вперед выдвинулись несколько разведывательных кораблей, прикрытых клагерами и зайотами, которые тщательно прощупывали пространство на предмет подозрительных тел. Если что-то фиксировалось — клагеры и тяжелые рейдеры тут же били туда резонаторами. На этих перестроениях и изменении схемы движения вольные потеряли секунд пятнадцать-двадцать.
Ардан, убедившись, что атакующие отказываться от своих планов не собираются, приказал всем сотням стягиваться к Нимфе и сам отправился туда вместе с Ахейей. Находившаяся в том районе третья сотня своими вбандами перекрывала сферу радиусом в двести шестьдесят астрономических единиц. Для сравнения — внешний радиус пояса Койпера, на внешней части которого находится Нимфа, равен ста пятидесяти астрономическим единицам. Так что вольные не могли пройти мимо этой планеты и не попасть при этом под удар.
* * *
— Удар с двух направлений, — комментирует отец. — Интересно, кого они отправили заходить с тыла?
— Да чего тут гадать, все ясно, — отвечает Феникс. — Все легкие силы туда потащили и десант. А напрямую еммеры с таанотами пошли. Как в пятидесятом году.
Отец внимательно смотрит в сергер-сферу, потом кивает.
— Да, и впрямь похоже. Хотя глупо второй раз одну и ту же тактику использовать.
Феникс пожимает плечами:
— Ну, мы с тобой не флотские, мы в этих делах все равно не сильны. Это в нашем деле повторы грозят гибелью, а у них все наоборот. Есть хорошая тактика — вот и используй ее. И нечего умничать. Только кажется мне, что с этими ребятами на дисколетах о стандартных приемах лучше вообще не думать — переиграют в два счета. А вольные, я смотрю, глупость сделали. Десантная группировка приотстала немного, так что удар не одновременный получится.
— Куда им торопиться? Все равно ждать, пока тааноты и еммеры наши стационары подавят.
Я с недоумением прислушиваюсь к этому диалогу. Как будто партию в "четверку" обсуждают. И не сразу до меня доходит, что и отец, и Феникс боятся. Боятся того, что может произойти. И глушат этим разговором свой страх.
**
Восемьсот пятьдесят восьмая секунда. Я и сотня Ахейи соединяемся с третьей эскадрой у Нимфы. Секунд пятнадцать спустя к нам присоединяется основная часть моей тысячи. Еще через десять секунд к Нимфе прибывает восьмая сотня. Все, тысяча в сборе! Ориентировочное время до начала второй фазы сражения — двести секунд.
На девятьсот восемьдесят восьмой секунде, когда до столкновения со "второй группой" остается чуть больше минуты, я транслирую мыслеобраз, означающий воссоздание Большого Ментоида. Пришло его время.
* * *
Снова, как в тот день на площади Открытия, видение накладывается на настоящее время. Я вижу отца и Феникса, напряженно вытянувшихся в направлении сергер-сферы, и одновременно в моем сознании мелькают мыслеобразы, предшествующие воссозданию Большого Боевого Ментоида. Я сижу дома на диване — и в то же время я полулежу в кресле в центре управления своего тарсера, в самом его сердце. Ощущаю скрытую под кожухами мощь пэнергетического оружия, вижу приближающегося врага и чувствую, как во мне пробуждается древняя и неодолимая жажда крови.
* * *
Ментоид придумали не мы и не Старик. И даже не Старшие, в руинах которых он и наткнулся, видимо, на его описание. "Дикие" ментоиды зародились вместе с появлением первых коллективных животных. Любое стадо — это тоже в некоторой степени ментоид. Главным признаком ментоида является готовность индивидуумов, его составляющих, ставить общие интересы перед собственными. Вплоть до самопожертвования. Чем более сложен ментоид, тем более сложными могут быть мотивы самопожертвования у его участников. Государство — это тоже ментоид. Его граждане даже не всегда могут быть согласными действовать в его интересах и все же делают то, что от них требуется.
Но государственные структуры, прошедшие долгий эволюционный путь от простейших косяков рыб до сложнейших институтов общественного управления Лигурии, остаются чересчур медлительными и неповоротливыми, когда речь заходит о мгновенных решениях. Поэтому важные и срочные вещи до сих пор утверждают небольшие группы людей. Объясняется это просто — на то, чтобы донести свои соображения и доводы до других людей, порой приходится тратить очень много времени. А ведь нужно еще выслушать их собственное видение на проблему. В итоге время, которое тратится на то, чтобы люди начали понимать друг друга, увеличивается в геометрической прогрессии. Если же им просто навязать чужое решение — люди начнут ощущать себя неуютно, будут делать работу неохотно и без энтузиазма. О самопожертвовании же они вообще могут не вспомнить.
Но бывает и так, что люди, вроде бы вначале крайне скептически относящиеся к какой-либо идее, через считанные минуты способны принять ее как собственную, подхватить ее и с упоением помчаться с голой грудью на рассекатели. Проявляется это по-разному, но самым ярким и самым изученным является так называемый "эффект толпы". Правоохранительным службам отлично известно, что если собрать вместе пять — десять сотен человек, сбить их поплотнее, а потом кинуть в эту массу какой-то клич, способный задеть их за живое, то родится толпа. Управлять ею практически невозможно, так как она живет своей собственной жизнью, ее мало заботит судьба отдельных индивидуумов. Так рождается новое могучее существо. Оно осознает свое могущество и способно подавлять базовые потребности отдельных особей. Даже инстинкт самосохранения не всегда может устоять перед этой силой.
Но обычная толпа отличается малой разумностью. Ее уровень не выше, чем у младенца, тянущегося к яркой игрушке и не подозревающего, что может при этом прищемить палец. Изучая ментоид, мы прежде всего хотели добиться его разумности. Настолько, насколько это было вообще возможно. При этом мы прекрасно понимали, что это очень рискованная затея, потому что такой ментоид окажется заведомо умнее любого отдельно взятого человека. А значит, может захотеть чего-то совсем другого, чем хотелось бы нам при его воссоздании. Играя со сверхразумом, человек всегда проиграет, если только заранее не установит рамки, в которых он будет сильнее. Пелланон за эти рамки вышел, в итоге появился разум более могучий, чем его собственный. Но наш товарищ был "опорным", и в данной схеме его сознание просто не могло ничего другого, кроме как попытаться полностью вобрать, познать воссозданный сверхразум. Увы, это было за пределами человеческих возможностей, поэтому разум лигурийца не выдержал.
Мы усвоили урок и нашли возможности обуздать мощь сверхразума ментоида, направить его в нужное нам русло. В отличие от "дикого" его аналога — толпы - наши ментоиды благодаря техническим ухищрениям требуют для воссоздания в десятки раз меньше людей. А массовое использование ганов в качестве быстрых вычислителей и аварийных предохранителей сильно увеличило возможности ментоидов. Поскольку минимальный ментоид начинается с нескольких десятков участников, то и основной боевой единицей в организации стала сотня. Ее ментоид получил название "полного". На ступень выше стоит Большой Ментоид, воссоздаваемый уже в рамках тысячи. Ну и самым сложным образованием такого рода является Абсолют. Он возникает, когда вместе объединяются полторы-две тысячи Серых Призраков. Возможностей Абсолюта до конца мы не знаем сами. Он способен одновременно драться в космическом сражении, управлять оборонительными системами Базы, копаться в Инфосети в поисках данных на отдельных противников и тут же использовать эту информацию в бою. Есть серьезные основания полагать, что если в Абсолюте будет объединено более пятнадцати тысяч человек, то уже никакие барьеры не смогут удержать его, он станет совершенно самостоятельным, сумев обойти все наши ограничения. И, скорее всего, у него будут свои собственные представления о том, что нужно делать, а что не нужно, сильно отличающиеся от наших целей. Поэтому при формировании организации мы и остановились на десяти полных тысячах.
Когда воссоздается ментоид, то разумы отдельных индивидуумов не просто соединяются между собой. Сознание каждого делится на части, которые затем уже объединяются особым образом в одно большое. Далеко не всякий человек способен на такую процедуру, в среднем — один из десяти. Чем моложе он будет в первый момент такого "разделения", тем меньше шансов, что это не отразится негативно на его психике. Саркул оказался счастливым исключением, так как в тот день, когда мы впервые попробовали с ним это проделать, ему уже было тридцать два года, если считать по земному календарю. Впрочем, к нему никогда не предъявлялись требования по умению "расщеплять" свое сознание. Наоборот, от "опорных" в первую очередь требуется умение удерживаться "на плаву", не поддаваясь мощному воздействию ментоида. Их главная задача - заставлять ментоид делать то, что нам от него требуется. Для того, чтобы быть "опорным", нужно обладать сильной волей и лидерскими качествами. Всего этого у бывшего Охотника имелось с избытком, из-за чего он оказался даже в состоянии воссоздавать Абсолют. У Чуссатона таких качеств не обнаружилось, зато он нашел себя там, где ментоид и не требовался, — возглавил Особый отдел.
Поэтому, когда мы воссоздаем ментоид, мы не просто соединяемся в сложную сеть. Мы делаемся одним сложным и могучим существом. Любая наша мысль и желание принадлежит всем сразу. Потому мы и называем друг друга "содумниками" - то есть теми, с кем разделяем мысли и думы. До самого конца.
Первая тысяча быстро воссоздает Большой Ментоид. Возбуждение сотен, только что блистательно завершивших разгром разведывательной группы вольных, настраивает и остальных на оптимистичную волну. Мне даже почти не приходится отбрасывать лишние мыслеобразы, подавляющее большинство из них соответствует всем принятым в таком случае нормам. Шаг за шагом я замыкаю на себя уже готовые к воссоединению группы. Некоторые еще мешкают — ничего страшного. Им устанавливается однонаправленный поток мыслеобразов, идущий от основной части, так что довольно быстро отстающие тоже начинают работать в едином режиме. Большой Боевой Ментоид просыпается и пытается проявить активность. Стоп, мой хороший, еще не время! Несколько десятков человек из восьмой сотни все еще не готовы к объединению. В первой фазе боя они не участвовали, плюс на место прибыли самыми последними. Давай с ними поработаем, они должны увидеть и почувствовать. Капитан-три помогает, он хорошо знает, как воздействовать на каждого из своих людей. Наконец последний из нас влился в Большой Ментоид.
Это нельзя передать словами. Этому вообще нет определения в человеческих языках. Я больше не тот маленький слабый человечек, скрючившийся во чреве небольшого кораблика. Нет, я - нечто гораздо более могущественное! Но мне дорог вот этот человечек. Почему-то я знаю и уверен, что мне нельзя его никак терять. Почему нельзя — не знаю. Просто знаю, что с его потерей придет такая боль, что я умру на месте. Я не хочу так умирать. Мне хочется умирать так, чтобы было спокойно. А спокойствие придет тогда, когда я сделаю все необходимое. Кроме этого человечка, я еще не должен потерять пару десятков других. Их всех мне нужно беречь. Мне вообще нужно беречь каждого, из кого я состою. Иначе будет больно. Но будет еще больнее, если я не сделаю то, что нужно. Будет такая невыносимая боль, которую не заглушить ничем. Как будто Вселенная рухнет.
