В общем, лето 1522 года обещало быть не менее интересным, чем прошлогоднее.
* * *
*
Тарусса, как крепость, входившая в состав стратегической линии по реке Оке, была достаточно добротно укреплена, а потому пережила крымский смерч с относительно малыми потерями, хотя ей и пришлось пожечь посады, когда в окрестностях появились татарские разъезды.
Но малая потеря для города, для отдельной семьи может легко стать огромной бедой. Именно так и произошло в семье тарусского купца Петра, что, не послушав советов своих складников, решил-таки попытать счастья на казанской ярмарке. Чертил, решивший по совету третьего складника остаться дома, даже поругался со своенравным товарищем, а потом несколько дней болел душой, запивая горечь плохого расставания хмельными напитками.
Потом, правда, он успел и пожалеть, что не пошёл вместе с Петром, как это делал все последние годы, пока не долетел до Таруссы слух о казанской замятне. Следом на Русь нагрянули татары, и купцу стало не до переживаний: одев бронь, встал он на стены родного города, готовясь отстаивать его в рядах городского ополчения. И только после того, как орды людоловов убрались восвояси и стало возможно вновь вернуться к обычной жизни, Чертил осознал всю величину потери. Ведь в их тандеме Пётр играл ведущую роль.
А вот жена Петра и вовсе до самого Рождества не хотела верить, что осталась вдовой, и жила надеждой, что мужа просто поработили и вот-вот пришлют условия с выкупом. Но после Рождества в Таруссу заехали счастливцы, что смогли пережить казанскую резню, и эта надежда растаяла, как утренний туман. Она бы, возможно, подалась в монахини, но дети ещё не достигли того возраста, чтобы оставить их без материнской опеки. Так уж вышло, что за последние десять лет трое их первенцов умерли от разных причин, и ныне на руках у вдовы оказалось три дочери и сын, самой старшей из которых было ещё далеко до совершеннолетия. Одно радовало: за последние годы дела у складников шли великолепно и денег, не смотря на гибель мужа и потерю товаров, у неё хватало, чтобы и содержать хозяйство, и поднимать детей. Да и Чертил вовсе не собирался оставлять семью друга и сам предложил отпускать с ним Никиту (так Пётр сына прозвал), дабы начать учить того торговому делу.
А потом и от третьего складника примчался гонец с небольшим кошельком для безутешной вдовы и письмом для Чертила, в котором он попенял купцу, что тот не смог остановить товарища, а потом поделился с ним рядом предложений как без потерь пережить эпоху неурядиц. Ведь последние лет семь основной доход у небольшого товарищества состоял из поездок на казанскую ярмарку, которые в ближайшие годы вряд ли получиться восстановить. При этом менять основное направление деятельности, как и терять доходное партнёрство, никто из них не собирался.
В общем, не смотря ни на что, жизнь продолжалась...
* * *
*
Москва нежилась под ласковым весенним солнышком и радовалась наступающему теплу.
Повсюду звенела капель, таял опостылевший за долгую зиму снег и бежали звонкие потоки. Многочисленные мелкие ручьи и речки разом набухли от стекающей к ним влаги и усилили напор, что принесло городу только благо, ведь талые воды смыли всю накопившуюся вокруг них грязь, а так же унесли из кремлевского рва дрянь и нечистоты, скопившиеся здесь за зиму.
Монотонно звонили колокола, приглашая прихожан к обедне.
"Эх, рано приехал", — подумал про себя Андрей, въезжая верхом через распахнутые Фроловские ворота. Позади остался выложенный белым камнем и наполненый водой ров, через который от проездных башен были переброшены деревянные мосты, и Пожар с его торговым многоголосьем. Не смотря на то, что торговать на площади разрешалось только вразнос, дабы не занимать постройками пространство перед крепостными стенами, торговые ряды поражали разнообразием товара и многолюдием. Был бы один, точно застрял бы в этом потоке, а так, ехавший впереди послужилец постоянно бил рукояткой плети по барабану, привязанному у седла, чтобы народ уступал дорогу князю. А если кто замешкивался, тому, бывало и плетью попадало по спине. Кстати, многие бояре предпочитали бить в барабан сами, но Андрею заниматься местным прообразом мигалки было не интересно.
Сегодня он ездил посмотреть, как проходит восстановление его двора, а заодно и возведение теплиц, где будут выращиваться не только экзотические овощи, но и целебные травы, семена которых привозили Андрею постоянно.
День выдался не по-весеннему жарким, и теперь он ощущал некоторый дискомфорт от прикосновения волглой от пота рубахи к телу. Сейчас бы в баньку, но приходилось спешить на службу, скучать на многомудрых заседаниях. А ведь уже лето не за горами. И это больше всего нервировало князя. Вот-вот должна была начаться навигация, а он торчал в Москве, потому что из Литвы прикатил посланник, и государю вздумалось принять его большой думой. Но не скажешь ведь великому князю, что неинтересны ему эти посиделки, мол, работы и без того много. Так что пришлось ещё на время задержаться в столице, хотя душа так и рвалась к морскому простору.
Попридержав жеребца у великокняжеского двора, Андрей ловко спешился, отбросив поводья послужильцу, и направился к Благовещенской лестнице, стараясь не обращать внимания на собравшихся вокруг людей. Потому что как всегда, у Грановитой палаты толпилась куча народа: приехавшие попытать счастья на государевой службе знатные и незнатные дворяне со всей необъятной Руси-матушки, стольники и стряпчие, ожидавшие вызова, да многочисленные челобитники, надеявшиеся, что именно сегодня услышат, как важный дьяк выкрикнет их имена. Кто-то тяжко вздыхал, а кто-то заразительно смеялся. И только жильцы, обхватив руками толстые копья, зорко несли сужбу, охраняя порядок и покой.
Андрей неспеша шёл по знакомому пути, и стража почтительно распахивала перед князем двери, пропуская его в глубину терема. Дожил, как говорится, до кремлёвских небожителей. Сбылась мечта идиота! Вот только находиться в этой банке с пауками ему хотелось всё меньше и меньше. И он теперь куда лучше понимал засевших в своих вотчинах братцев.
Как ни странно, но в думную палату Андрей вошёл вторым. Расторопные слуги уже приготовили её к заседанию, да видно перестарались с благовониями, которыми окуривали углы. От резкого сладковатого запаха у Андрея запершило в носу и он, успев прикрыть рот ладонью, громко чихнул.
— Доброго здравия тебе, князь Андрей, — тут же весело бросил князь Хабар-Симский, который уже успел приноровиться к местным запахам.
— И тебе, князь Иван, того же. Не ожидал встретить кого здесь, думал все на обедне.
— Да припозднился я, не стой тебя, — усмехнулся герой Рязани.
Князь-воевода был одет, что называется с иголочки, в пурпурный кафтан, расшитый золотом и шапке с атласным отворотом. Впрочем, Андрей в своём изумрудном кафтане выглядел не менее кичливо.
— Был намедни у государя, — продолжил между тем боярин, — говорил с ним про татарские украйны. И про сторожки, да засечные линии тоже.
Андрей усмехнулся, понимая, к чему князь клонит.
Недели две назад заехала в гости к Михаилу знатная компания, состоявшая из брата государя Андрея Ивановича, князя Старицкого и князя-воеводы Хабара-Симского. Гостям Михаил был рад, стол накрыл словно праздничный, да разговор, однако, за ужином принял совершенно иное направление. Только осушили кубки, как заговорил князь Старицкий:
— Государь поручил нам осмотреть места наперёд Пояса Богородицы, где на пути ордынском крепости свои ставить надобно, дабы не повторилось более того, что летом случилось. Вот тут и вспомнилось нам, как ты, Андрей, задолго до казанской измены, про волжские крепостицы речь вёл. Мол, коль не мы, так сама Казань то свершит и тем самым дорогу нам закроет, да ещё и чувашей с мордвой подомнут под себя полностью и бесповоротно, и себе лёгкую дорогу на Новгород Нижний устроят. Смеялись тогда многие, а как вышла измена, замолкли. Ведь те крепости почитай всю силу казанскую на себя и забрали. Вот и подумалось тут на досуге, что, может и про южную черту у тебя мысли есть.
Вот от кого угодно ожидал Андрей таких распросов, но не от брата государева. Однако Василий Иванович нашёл неплохого исполнителя своих дум. Мало кто попробует перечить князю Старицкому и волокитить его распоряжения, подкреплённые словом государя. А сказать ему было что, тем более что о засечных чертах в интернете много говорили, обсуждая, что и как ладить лучше всего было надобно. Да и он, уже в этом времени находясь, вопросом этим интересовался.
В общем, выдал тогда Андрей своему тёзке давно заготовленный ответ. Что, мол, всё от казны государевой зависит. Самый лучший вариант — поставить сразу несколько. Одну от Мещёрских лесов, через Венёв, Тулу, Одоев и Белёв до лесов Брянских. Это будет, так сказать, ближняя черта. Вот только одной обороной войну не выиграть. А стало быть, надобно Руси идти в степь. Но не бездумно, а умело. Ведь, если подумать, землица там "райская", веками стоит под парами и никем не населена. Точнее, были там до Батыги городки да селения, но нынче один ветер да ковыль. А вот ежели огородить тамошнюю землицу крепостями да засеками, это же какие вотчины да поместья богатые получатся.
— Державно мыслишь. Только где ж там леса-то для засек взять? — удивился Старицкий.
— Есть там леса, есть, только разобщены они. А вот коли начать между борами саженцы подсаживать, то через десяток-другой лет будет там сплошная стена леса, тогда и черту ставить можно будет. А пока что крепостицы возвести, да охочих людей отправить. Они и землю пахать начнут, и деревья сажать станут, потому как о своей безопасности ратовать будут.
Но можно и вариант попроще. Начать с земель Шемячича, от Рыльска примерно, и далее на Елец, Воронеж, что ныне впусте лежит, и вплоть до Тамбова. Рек и лесов там хватает, зато все шляхи закроем намертво. А когда Казань возьмём, то и ногайцам путь-дороженьку перекроем. Только не обессудь, а места под крепости уже конкретно на месте надо высматривать.
Разумеется, для разговора понадобились карты, для которых слуги внесли в комнату дополнительный столик. На них наглядно чертились линии будущих укрепрайонов и татарские дороги. Разговор был долог, но, судя по заинтересованному взгляду младшего брата государя, Андрей понял, что и этот вопрос он, кажется, смог скинуть со своих плеч. К тому же он вспомнил, что где-то читал, будто это именно Старицкий с Симским присматривали в своё время места под будущую Засечную черту, но смерть государя и последовавший бунт удельного князя отложили её создание до более поздних времён.
Ну а кому будет хуже, если ту же Большую Засечную возведут лет на тридцать раньше? А уж если и в степь раньше Годунова, с его Царёв-Борисовым пойдут, то и вовсе за крымские набеги можно будет не беспокоиться. А там, глядишь, и сам Крым веке в семнадцатом возьмём. Всё одно ведь в реальности уже при Фёдоре Алексеевиче с турками крепко воевать пришлось.
Воспоминание мелькнуло и исчезло, а Хабар-Симской тем временем продолжал:
— Судя по всему, государю срединный вариант больше всего по нраву пришелся. Он даже казначея велел позвать, дабы тот примерные расходы прикинуть смог. Так что, чую, придётся нам с братом государевым немало этим летом покататься по украйне.
— Зато дело то какое сподвигните. В веках помнить будут! Да и за государем служба не пропадёт. Места там и вправду богатые, а у тебя и сыновья уже большие.
— Да, старшему пора бы и в воеводы становиться. Он ведь и тебя постарше будет.
— Всему свой черёд, князь. У такого-то отца грех не стать хорошим воеводой. А я что? Вон тоже в воеводах не частый гость.
— Не прибедняйся, князь. О подвигах твоих все наслышаны. А вот коли, что ещё хорошее по делу вспомнишь, дай знать. Ведь про ближнюю линию мы и сами думали, а вот так дерзко в степь, даже и не замахивались. Обвыкли как-то на Поясе-то врага встречать. А ведь ничего в той задумке невыполнимого нет. Коли будет лет десять тишины, справим всё в лучшем виде. Ну да ладно, смотрю, служба окончилась, вон и бояре потянулись.
И уже немолодой, но всё ещё довольно подвижный воевода поднялся с лавки и пошёл здороваться с входившими в палату думцами. А Андрей же только усмехнулся ему вслед. Это не он, это ты, князь прибедняешься. Всё то, что он говорил, это вы и потомки ваши придумали. И делали, как полагали лучше, обжигаясь на собственных ошибках и неудачах. Но не отступили, и потому смогли создать великую державу, за что вас так и ненавидят, обзывая царскими холопами и душителями свобод. А он всего лишь помог прийти пораньше к мысли, к которой вы пришли к концу века. Но ведь для того и нужен попаданец, чтобы не ждать полвека!
Государь явился как всегда последним, вошел, сияя золотой ризой и в собольей шапке на голове. Сев на трон, заговорил приглушённо:
— Собрал я вас, думцы, по делу. Прибыл вот от Сигизмунда посланник, о мире между нами договариваться.
— Не много ли чести, государь, всею Думой одного посланника слушать? — вдруг пристукнул посохом князь Ростовский.
— Ты что же, князь, посланника брата моего уважить не хочешь? — усмехнулся в ответ Василий Иванович.
— Отчего же не уважить, коли ты того хочешь, — согласился старый князь. — Велишь впустить посланника?
— Велю.
После этих слов дворецкий приглашающе распахнул дверь. Дворянин Станислав Довгирдов уже не раз бывал в Москве. Привычно переступив порог палаты, он отвесил поклоны князю и думцам и, приблизившись к трону, почтительно застыл.
— Подобру ли брат мой, Сигизмунд Казимирович проживает? — первым спросил его Василий Иванович.
— Подобру, государь. И о твоём здоровье справлялся.
— Что ж, и мы, божьей милостью, здоровы. С чем прибыл ты от брата моего?
— Всё в грамоте жалованной прописано. Дозволишь прочесть?
— Чти.
Дворянин быстро раскатал свиток, что до того держал в руках, и хорошо поставленным голосом принялся читать послание короля польского и великого князя литовского.
Василий Иванович слушал его вполуха, сложив руки на посохе и уперев его в пол. Что нового мог сказать его невидимый визави? Ничего. И так всё известно, требует возвернуть отвоеванное за последние десять лет назад. Зато думцы, парясь в своих шубах, внимали словам посла с благодушием. Они — победители и как победившая сторона смотрели на посла с явным превосходством.
Когда же посол окончил чтение, вновь заговорил Василий Иванович, однако в голосе его вместо грозы чувствовалось лукавство. Словно немолодой уже государь истово наслаждался представлением:
— Ступай и передай господарю своему, что Мы городов и волостей Сигизмундовых за собой не держим, а держим с Божиею волею свою отчину, что нам от дедов и прадедов досталась. Если же хочет ваш король с нами мира и доброго согласия, то и мы его хотим. Но без возвращения древних земель заключить вечный мир не можем. Но перемирие на условиях, что те земли, которые будут заняты на момент подписания нашими войсками нашими и останутся — согласны. А те знатные пленники, что содержаться в наших руках будут возвращены в обмен на тех знатных пленников, что содержатся в руках у брата моего. А коли не устраивают брата моего эти условия, то пусть нас вновь рассудит меч. Верно ли молвлю? — закончил он и окинул взором присутствующих думцев.
