Отец Еремей, вспомнив о подарке из высших Сфер, стал добавлять в вино для причастия каплю Божественной Жидкости. Его молитвы Богу или Жидкость в вине, но никто из жителей села от поветрия 1738-1740 годов не скончался. Умирал люд от чего угодно, кроме как от чумы. Но, священник заметил, что те православные, которые постоянно у него причащались, стали крепчать здоровьем. Это навело его на интересные мысли. О том, что он внезапно стал понимать судьбы своих прихожан, иеромонах даже не заикался ни с кем. Слишком уж это страшная тайна. Да и жутковато видеть, как в грядущем заканчивает свою жизнь человек, попавшийся на глаза священнику.
Что касается гибели атамана Острикова, то дар свыше, полученный отцом Еремеем, заставлял иеромонаха болезненно морщиться от того, что в этот раз дар давал искажённое изображение происшествия. Какая-то рябь и мельтешение событий, но некоторые фрагменты Еремей всё же разглядел, несмотря на то, что событие должно произойти через пять лет в грядущем, и за семьсот вёрст южнее от села Бармино. Больше дар не сообщил ничего интересного, закрыв события занавесом. За этим занавесом сокрыта история.
Отец Еремей, в своих пророческих видениях, лицезрел двоих странно одетых людей, появившихся из неведомого мира. Людей этих окружали птицы и животные неведомого вида. Один человек строен и высок, и облачён в белые одежды, даже на голове у него имелась белая шапочка. Другой мелок и неказист: одевался в чёрные одеяния. Тот, что в белом, наверное, являлся начальником над "чёрным", ибо, как успел заметить Еремей, скомандовал "чёрному":
— Боец Юрик шааааагом арш! Песню запе-вай!
.....Гоша махнул рукой в северном направлении, считая, что север именно там, хотя ему решительно всё равно куда идти. Никто не оспорил такое решение, полагаясь на интуицию Кашанкина, и вся толпа направилась за человеком в белом докторском халате на теле и в белой шапочке на голове.
Сопровождающие людей птицы и животные ничего не сказали, только бегали вокруг, нюхали песок и всматривались вдаль: их здесь интересовало всё, а пахло в местных песках приключениями и кровавыми драками. Живность радовалась свободе и возможности оставить свой след в истории под любым чахлым кустиком.
— Боец Юрик шааааагом арш! Песню запе-вай!
Юрик сделал максимально придурковатый вид и запел: "...полюбасу время кончилось колбас, форумов, фуршетов, биеннале. К нам подкрался полный, бля, Донбасс, и пиздец всем гарантирован в финале. Эх, хвост-чешуя, не поймал я ничего".
Песня человека чрезвычайно понравилась Ухогрызу, он аж заслушался. Видно было, что человеку не чужды тонкие струнки души, так проникновенно поёт, прямо как Ухогрыз на Луну. Волк хотел подключиться к вокалисту, но стеснялся. Только стал немножко подвывать, стараясь попасть в такт.
Однако, песню раскритиковал "белый" человек, заоравший:
— Отставить, боец Юрик исполнять подзаборные песни. Приказываю душевно исполнить про учёных. И сотрите с вашей портретной морды скептическое выражение. Примите, мать его так, вид лихой и придурковатый.
Юрик отставил петь подзаборщину, лихо исправив свой репертуар. Вышагивая рядом с Гошей с самым придурковатым, но лихим видом, он стал петь про учёных: "...товарищи учёные, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, сидите, разлагаете молекулы на атомы, забыв, что разлагается картофель, сука, на полях. Да похеру! Пусть всё горит теперь в аду, я-то в рай, бля, попаду. Не потерплю эту херню! Здрасьте, ёпта, how do you do! Эх, так твою мать, пойду в шахматы играть".
Концерт одного актёра, исполнившего попурри из популярных песенок, закончился по причине воплей Юрика, что ему в этой пустыне пить очень хочется. Он устроил срач, то есть эмоциональную дискуссию, на тему, что артистов в пустыне надо поить водой и кормить. Волк из солидарности культурно повизгивал рядом с ним.
— Воду и пищу надо применить во благо человечества, пока что в моем лице, — верещал Юрик, а волк ему подвывал исключительно в корыстных целях. Ухогрых давно сообразил, что суетиться не надо: сиди на попе ровно — люди принесут поесть, напоят и накормят, выведут блох, причешут и даже по голове погладят. Так жить, конечно, скучно, но можно.
Пришлось Кашанкину остановиться и произвести ревизию на наличие у них съестного и воды. Съестного, что успел покидать в торбу Кашанкин, убегая с больнички, имелось килограмма два — это недоеденные остатки передачек от родственников Юрика. Плюс имелась полторашка воды: для пустыни, это капля в море. Хорошо, что хоть пустыня эта не большая и скоро выйдем к реке, или не выйдем, если заплутаем.
Вся толпа со здоровым интересом смотрела, как Гоша выкладывает на, расстеленную на земле тряпку, стратегические запасы.
— Юрик, ты чего мне подмигиваешь? — осведомился Кашанкин.
— Это нервный тик, — заявил Будницкий, жадно глядя на богатства. Вот, что значит прогулка на свежем воздухе: уже проголодался, а вчера с трудом закидывал в себя принесённые из дома вкусняшки.
— Тик ликвидируй, — распорядился Гоша, включив режим большого начальника. — Патлы причеши, харизму на штанах застегни. Вот почему ты за собой не следишь?
— Зачем мне за собой следить? Я себя ни в чем не подозреваю, — опешил от такого наезда Юрик. Он вычислял, что из разложенного на тряпке может съесть он, что немного придётся отдать Гоше. Но тут в его голове возобновил вещание "Правый" голос, сообщивший, что зверей и птиц тоже надо кормить, причём с добавлением в их корм специальной добавки вместе с самогоном Савелия Петровича. Иначе живность начнёт терять свои особые свойства.
Юрику совсем не облокотилось делиться ещё и с живностью, но их живность — это крутые защитники, а в этой пустыне всякое может случиться. Юрику пришлось напомнить Кашанкину, что хвостатых тоже надо кормить, причём с добавками.
Гоша задумался. Как великий биолог он давно подозревал, что все животные, крутящиеся вокруг Савелия Петровича, стали такими не сами по себе, а исключительно по воле волхва. Знать бы ещё, чем точно жуткий колдун кормил их. Осмотрев свои запасы склянок, украденных у колдуна, Гоша пришёл к выводу, что в данном случае опять актуален метод "научного тыка".
— Давай скормим им вот этот мутный растворчик, — пальцем указал Гоша на баночку с какой-то мутью. Этот раствор получился в результате их экспериментов за овчарней.
Юрик не возражал: за химию в их гоп-компании отвечал Гошак, поэтому не будем ерепениться.
Гоша решил разделить имеющуюся пищу по-братски: и живность накормить и себя не забыть. Пирожки, блинчики, варёные яйца и диетические котлетки съедят люди, а хвостатым достанется кусок хлеба. Отломив от булки хлеба приличный ломоть и согнав с него мелкую, но настырную козявку, вознамерившуюся отгрызть кусочек пищи и себе, Гоша разделил ломоть на пять частей, по числу хвостов. Два маленьких кусочка для птиц и три кусочка чуть крупнее для животных. Логично — всеядные птицы меньше всего страдали от голода, они даже в пустыне легко находили, что можно клюнуть и проглотить. А вот животным придётся сесть на диету, пока не появится источник нормального для них питания. Пока обойдутся и хлебом, сдобренным мутной жидкостью из баночки. Как только Гоша открыл крышку на банке с мутным раствором, то все их подопечные живые существа, почуяв запах, подскочили к человеку с видом явного нетерпения и вожделения.
— Смотри Юрик, учуяли наши помощники волшебную бодягу, — показал на суетящихся животных и птиц Гоша. — Здаётся мне подсадил Петрович наших птичек и кошек на свою алхимию. Изуверские опыты ставил на птичках Савелий Петрович.
— Вивисектор, — поддакнул Юрик.— Доктор Зло.
Однако критика Савелия Петровича не мешала Гоше смочить неизвестной жидкостью хлеб и предложить его животным и птицам. А если бы животные сдохли в муках? Однако, ни птички, ни животные сдыхать, отведав такой пищи, не собирались, а наоборот, пришли в очень бодрое настроение.
— Очуметь, — прокомментировал Юрик поведение братьев наших меньших.
Перемещаться по пустыни не самая приятная идея: ноги постоянно тонут в песке, от этого он набивается в обувь. Здесь устаешь в два раза быстрее. И ветер. Это в городах на ветер особо не обращаешь внимания, а здесь, когда завеет ветерок, песок и пыль забивается во все места. Здесь пахнет приключениями.
Хоть эта местность и считалась пустыней, но эта пустыня далеко не Сахара. Здесь много растений и водится много всякой живности, а территория песков не такая уж и большая, хоть Юрику и казалось, что они будут брести по пескам неделями. Отнюдь, экзотика в виде песков здесь быстро сменяется лесостепью, да и рек в этой местности достаточно.
— Ох, ножки, мои ножки, бедненькие мои ножки — жалуются на боль, — постанывал Будницкий.
Юрику, как самому слабому звену в их компании, хотелось покоя. Хотелось ему выйти к цивилизации и опять вести такой образ жизни, когда о хлебе насущном думать не надо, так как близкие что-нибудь придумают, как найти этот самый хлеб насущный. У Юрика же смысл жизни иной, не такой примитивный. Да-с, он потрясатель Вселенной, а не погулять вышел.
Гоша видел состояние Юрика. Он и сам хотел уже поскорее попасть в цивилизованные места, но по некоторым признакам понял, что этот мир далёк от современной ему цивилизации. На горизонте не попадались вездесущие столбы линий электропередач, не встречался бытовой мусор в виде пластиковых пакетов, ни разу не показался в небе инверсионный след от авиалайнера. Гоша держал свои наблюдения при себе, чтобы не расстраивать Юрика. В отличие от своих хвостатых сподвижников он не ощущал тягу к приключениям, но жизнь штука такая, что приключения сами находят своих героев, даже если они спрячутся в ином мире.
— Гоша, если ты такой умный биолог, что уже само по себе смешно, — брюзжал Юрик, присев на песочек на очередном привале. — То, скажи мне, умному физику хоть одно животное на букву "Ю".
— Боюсь умный дружище, что тебе это не понравится, — меланхолично отвечал Гоша на глупые нападки друга.
— Это почему? — насторожился Юрик.
— Потому, что это самое животное на букву "Ю", как раз лихо подбирается к тебе по песочку с явными намерениями, — продолжил информировать Юрика Гоша. — Называется оно южнорусский тарантул....
— !!!!!
— Юрик ты куда драпанул, как немец в сорок пятом? Деймос лови его...
Будницкий, выпучив глаза, скакал по пересечённой местности, стараясь убежать от ужасного паука. В ушах у него только стоял спокойный голос глупого Гошака: "...ползёт паук, восемь ног, а может рук..." Будницкий терпеть не мог насекомых, хотя пауки и не насекомые вовсе, но от этого Будницкому легче не делалось.
В другом месте подлунного мира происходило сакральное действо иного рода.
К лету 1756 года помещик Остриков, а по совместительству главарь шайки разбойников, в очередной раз попал в переплёт. Собственно, вся его жизнь состояла из приключений, из которых он лично всегда выходил с прибытком. Вокруг него постоянно в кровавых стычках гибли соратники по ремеслу, но сам барин оставался целёхоньким. Прав оказался этот жуткий иеромонах отец Еремей, когда-то сказавший Острикову, что тот погибнет от птиц, а не от рук людских. Действительно, Остриков поучаствовал в десятках стычках, но ни одной царапины. А вот от его первоначального состава банды никого в живых уже не осталось. Погиб при грабеже купца Федя Косой, утонул Фрол, скончался от ран Пахом, даже сгинул Мишаня, нарвавшись на пулю в стычке с конкурирующей организацией. Банда обновляла свой кадровый состав, наверное, уже в пятый раз, но приток, желающих влиться в ватагу никогда не иссякал.
Отомстил Остриков и своему врагу помещику Рогульскому, отставному полковнику. Так получилось, что всё недвижимое имущество отставного полковника периодически горело. Горели даже избы его крепостных и поля. Взвыв от такой жизни, Рогульский, как говорили, уехал в Москву, бросив на произвол судьбы своё имущество в Нижегородской губернии.
— Хрен он куда сбежит, — сказал Остриков убежденно. — У нас длинные руки.
Но увлекательное преследование Рогульского атаман банды отложил на потом, ибо в его ватаге назревал очередной кадровый кризис, а кризисы такого рода Остриков решал самым радикальным образом, памятуя о том, что нет человека — нет проблемы. Сейчас к нему в оппозицию встал некий Грач, он же Налим, он же ещё как-то. Но то не суть. Главное, что этот мужик вдруг возомнил себя крутым лидером и, как доносили Острикову, подговаривал ватажников вынести атаману "чёрную метку". Что ж — ухмыльнулся Остриков от такой вести — мы тут все люди взрослые, циничные, знаем, что иногда в нашем деле случаются всякие коллизии. Не впервой.
Как всегда, он разработал план, чтобы не только нейтрализовать опасность, но и провернуть важное дополнительное дельце. Оное дельце заключалось в том, что периодически Острикову приходилось решать вопрос о хранении честно награбленных ценностей. Золото, оно, понимаешь, весит много. Серебро тоже. Ценное оружие и посуда также занимают много места, а в банк награбленное не сдашь по простой причине — нет в наших весях банков с их подземными банковскими ячейками. Поэтому Острикову периодически приходилось устраивать такие ячейки по всей губернии и за её пределами.
Сейчас перед Остриковым стояла проблема спрятать три пуда золота и, попутно, утилизировать оппозицию в лице Грача и его приспешников. Три пуда золота весят прилично, но места занимают не много. Всё награбленное золото легко поместилось в крепкий сундук не очень больших размеров.
Кривая разбойничья дорожка сегодня вела часть банды Острикова к Волге. Атаман предполагал на двух судёнышках спуститься вниз по течению вёрст на 600 и устроить клад в безлюдной местности, где-то в волжских песках. Там же утилизировать оппозицию. Для главаря банды Грач уже был покойником: пока живёт, но это не долго.
На первой лодке будет плыть группа оппозиционеров во главе с Грачом. Эта подколодная змея по клички Грач сумела перетянуть на свою сторону четырёх ватажников. Остриков усмехнулся, вспомнив деловые качества этих людей. Дрянь людишки даже по меркам разбойного люда: Копыто — мелкий, дёрганный и крайне трусливый мужичок; тупой, как сибирский валенок Фунт; плюс два брата Зудень и Клещак. Этим типам даже приличной клички не нашлось. Ну, и Грач, скользкий, как Налим типчик. Налим, как установил Остриков, было "раньшее" погоняло Грача. Скорее всего, из-за скользкой натуры этого, прости Господи, человека, всё достоинство которого состояло в том, что он умудрился дожить до сорока лет. Грач имел угрюмое лицо, заросшее густой бородой; свободную от бороды кожу украшали оспины. Выражение на лице — точно он только что берёзу лбом завалил. На мир мужик смотрел серыми колючими глазками, умудрившимися спрятаться в глубине лица. С такой рожей хорошо грабить купцов и прохожих. Когда Грач начинал говорить с подельниками, верхняя его губа, вздрагивая, обнажала крупные жёлтые зубы, как у лошади.
— А умишком-то, ты птица-Грач не блещешь, хоть в разбойном ремесле давно вертишься, — оскалился Остриков, расположившись на своей лодке. Лодка Грача уже отплывала, а за ней должна плыть лодка атамана, в которой находилось всего три человека: сам пан-атаман, длинный худощавый немец Мартин Больц и московский крадун Серафим, не поделивший что-то с авторитетными "Иванами" в первопрестольной. В этих двух людях главарь ватаги был уверен, так как он их крупно выручил. Он специально взял с собой только двух верных помощников, чтобы Грач ничего дурного не заподозрил. Казалось бы, перевес на стороне птицы-Грача, но только казалось. Дело в том, что длинный и лупоглазый немец Больц оказался отменным стрелком из пистолетов, да и у Серафима твёрдая рука. Остриков планировал просто перестрелять противников, как только спрячет в песках золото. Он не волновался, только его смущала кличка противника. Ведь Грач — это птица, а пророчество гласит, что птицы убьют Острикова. Ну, ну! Посмотрим, что ты за птица такая Грач.
