Их же не было до этого. Они явились сюда — ровно когда я, всемогущий победитель, лез под юбку леди Ирелле и хвастался перед графом найденными головами его пленников, швырял на стол, ему под нос, печатки его кузнецов, весь в предвкушении обещанного золота...
Их призвали прямо у рва. Точно напротив пролома. Там потом, пока я ездил в город, солдаты нашли перекопанную землю. Демоны закапывались... Осел! Там была руна. Его вторая руна.
Самая обычная, наверно. На одном трупе. Явившиеся демоны разорвали тело — как они обычно и делают, если их не отогнать...
— И следующей ночью, граф. Вчера он тоже их призывал. На том же самом месте.
Пока я носился по замку, разыскивая маяк, который случайно приманивает демонов, и, как последний дурак, тратил кристаллы, привезенные из города! — он делал руну. Снова. В третий раз.
Но на проломе демонов уже ждали жаровни. Перебраться внутрь стен они не могли... Кроме тех, кто сразу явились внутрь.
Потому что явились не к самой руне, а использовали ее лишь как ориентир. Сизый с его стаей.
Они на этом кладбище столько сидели... И точно знали, где шаман делает руну. Помнили это место. Их там не первый раз призывали. И на проломе они были много раз. И через ров гуляли туда-сюда. И сами по себе, и потом, когда затаскивали внутрь кляч... До шажка выучили все расстояния.
Эти-то точно знали, что являться прямо к руне бесполезно. Оттуда внутрь замка не пробраться. Через жаровни на проломе не пройти.
На это шаман и надеялся во вторую ночь?
Что Сизый и его ублюдки сообразят, как явиться сразу внутрь стен? А придут они обязательно. И потом сделают все — чтобы поквитаются со мной... Злопамятные твари.
И хитрые. Не просто явились сразу внутрь стен, но еще как-то привели с собой и ту ыбрук! Потом любовно, по косточке, выложили знаки на плитах, предвкушая долгую игру и сладкую месть...
Я оказался хитрее.
Опять их изгнал.
И с кладбища, где пузатая мелочь готовила свою ловушку — еще не зная, что это лишь отвлекающий финт их папаши, — и его самого со стены башни. Забирался туда всю ночь, вместе со своими ублюдками постарше и покрупнее... Хотел взять меня врасплох там, где я уж точно их не жду...
А когда я его изгнал, смог явиться снова. Второй раз за ночь. И привел с собой еще кого-то из рохурлуров.
Обычно они добычей не делятся. Но Сизому уж очень хотелось поквитаться со мной? Или он тащил его, и не собираясь делиться добычей? Толком ничего не объяснил — а наверно, даже соврал что-то? — потому что собирался подставить его под мои удары? Чтобы пока я буду с ним разделываться, сам Сизый как раз подобрался ко мне...
Но слишком поздно они явились. Рассвет вынудил их уйти раньше, чем смогли выломать двери храма.
— А это, — я вытянул руку на камни, где была руна, — он сделал сегодня. В начале этой ночи.
Выползни явились сразу. Много! Несколько стай.
Но жаровни были уже и на проломе, и на кладбище.
Кто поумнее, почуяли это и не рисковали. А тот дурак, что все-таки сунулся прямо на кладбище — так же и убрался, обожженный факелами...
Но сегодня шаман на них больше не надеялся. И сделал — вот это... То, что под руной.
Я уже не созерцал. Мана ушла. Но я помнил до последней черточки все, что было в камнях прямо под моими ногами. Такое не забудется никогда.
— Вы можете приказать своим людям разворошить это... Но это уже четвертая руна, которую он сделал возле вашего замка.
Как минимум четвертая.
Я сделал паузу, чтобы слова получше дошли до него. Теперь он должен понять главное.
— Думаете, милорд, следующей ночью он вдруг отступит?
— Он... может вернуться?.. Сюда... К этой руне...
Он сглотнул, весь сморщившись. Огляделся, отыскивая что-то в руках у своих людей. Но захватить вино никто не сподобился. Злой взгляд вернулся ко мне.
— Он придет к руне... Но ведь мы ее сожжем? Ты ее уничтожишь! Так, чтобы и следа не осталось! Он не сможет их призвать снова!
За его плечом солдаты дрогнули, расступаясь.
Виконт. Он был мрачен, но собран.
— Боюсь, милорд, — проговорил он, — тот, кто это сделал, сможет все повторить, даже если мы сожжем и уничтожим эту руну.
Граф с задержкой, словно не сразу расслышал, медленно обернулся. Воззрился на виконта.
— Сможет... Повторить?.. — Мысли явно давались ему с трудом. — Повторить...
Возбуждение окончательно сошло с него. И гнев тоже. Взгляд совсем затуманился. Плечи сгорбились.
— И повторит, милорд, — сказал виконт.
— Все здесь... Опять.. — слова едва доносились.
Граф все сильнее горбился, зябко ежась. Тяжело сглотнул. Его глаза, снова совершенно стеклянные, скользили по людям, по валунам, по камням под ногами — не различая. Он был уже не здесь. Он опять был — там, в ночи, в пропахшем страхом донжоне... Его лицо серело.
— Не-ет... — еле слышно пробормотал он. — Не-ет...
Его взгляд наткнулся на замок, темнеющий вдали за валом, и граф медленно замотал головой. Пальцы вцепились в пряжку на плаще.
— Я думаю, милорд, — тихо проговорил виконт, — нам нужно немедленно собирать всех людей... Совсем всех, милорд. И прислугу в замке тоже. И уходить. Не теряя ни минуты. Чтобы уйти как можно дальше, пока дневной свет...
— Он... может... все... снова... — бормотал граф не слыша его.
Вцепившись в пряжку, он тянул ее так, будто желал натянуть плащ на себя всего, укутаться в него с головой.
— Нет, милорд!
Граф дернулся, будто у его уха щелкнула арбалетная тетива.
— А?..
Обернувшись, он дикими глазами уставился на меня.
За его плечом виконт, поджав губы, сверлил меня тяжелым взглядом.
— Нет, милорд, — четко и ясно повторил я.
— Что — нет?.. — прошептал граф.
— Он не сможет повторить, милорд.
Граф глядел на меня глазами чучела, не понимая ни слова.
— Этот шаман больше не сделает ни одной руны. Ни тут, ни где-то еще возле ваших стен.
Нигде.
— Неужели? — холодно произнес виконт.
Он следил за графом — кажется, ловил малейший признак неудовольствия в его лице? Но граф лишь бессмысленно глядел на меня. Виконт заговорил почти сквозь зубы:
— Если тот, кто сделал здесь руну... Ты сказал, это уже четвертая? Что помешает ему сделать еще одну? Пятую? Следующей ночью? Нужды в трупах он явно не испытывает. Этот младенец, — он бросил его просто так, даже не поместил в руну.
Просто так... Но этому ведь тоже не объяснишь.
— В этой их трое, милорд, — просипел Шептун за его плечом. — Там сразу три тела...
— Три? — Виконт нахмурлися. — Тем более. Милорд! Надо собирать всех и скорее...
Три?..
— В этой их десять, — процедил я.
Виконт осекся. Его лицо окаменело.
От числа? Или потому, что я опять позволил себе прервать его?
— Десять?.. — просипел Шептун едва слышно. Кажется, его пальцы, привычные сжимать горло при каждом слове, на миг потеряли нужную силу. — Десять?..
Но сейчас меня интересовал только граф.
От него все зависит. От одного его слова.
Вот только доходит ли до него смысл того, что я ему говорю? Глаза совершенно стеклянные.
— Их там десять, но это ничего не меняет! Сделать еще одну руну он не сможет. Милорд.
Виконт сдержал гнев. Проговорил ледяным тоном:
— Вот как? Это отчего же?
— Не успеет.
134
Я взглянул на графа.
— У вас ведь хорошие собаки, милорд?
Граф моргнул. Я не был уверен, что нить разговора еще вьется в его разуме. Кажется, последний приступ ярости выжал его досуха. Лишь страх и тупой хмель остались во взгляде.
Виконт, уперев руку в бок, с тяжелым лицом, покосился на чернеющие стены замка.
— Думаешь взять след... — пробасил Зик.
— Прошлой ночью этого... — начал я.
Баан бы их побрал! Ведь не созерцают же! Не объяснить им про эту плетенку из дюжин тыуновых зубов.
— Этой руны здесь еще не было. Он сделал ее этой ночью. Вечером. На закате.
Зик в сомнении поморщился. Оглянулся, будто искал кого-то...
Кныша. Тот стоял поодаль. Сначала мне показалось, что он слушает нас, как и все сгрудившиеся вокруг, — но Кныш даже не заметил, что мы на него смотрим. Будто оглушенный. С остановившимся взглядом — в камни, под которыми руна, где белела раскопанная рука.
Тогда Зик, сморщившись еще сильнее, задрал голову. С ненавистью уставился на низкие тучи, из которых сеялся, набирая силу, дождь — капля за каплей омывая окатыши под нашими ногами.
Стирая с них все, что еще могло остаться.
— След сильный! — сказал я. — Там, под камнями, десять тел. Чтобы притащить их все сюда...
А потом сделать все, что он сделал...
Я оскалился от досады. Если бы они могли созерцать! Я был бессилен объяснить им — так, чтобы они поняли по-настоящему! — что именно сейчас там, под камнями. Сколько маны и сил, мастерства и усердия лежит в этих окатышах...
— Он возился здесь долго! И у него помощники. Много помощников!
— Возился... здесь... — пробормотал граф как эхо.
Что-то снова менялось в его лице.
— Возился здесь... С помощниками... — Он снова тяжело дышал. Его ноздри раздувались. — Чтобы эти твари... А мы там... Я...
Ну хоть какая-то польза от страха, которого он натерпелся! Цедя бурдюк за бурдюком, чтобы заглушить...
— Он делал здесь, что хотел, милорд. И если людей сразу увели из замка к Оростолу, никто бы даже не узнал, что все эти демоны были тут не сами по себе... Что это он их призвал. Призывал ночь за ночью, под вашими стенами. А теперь он...
Тут я не договорил. Огонь уже пылал.
— И тот, кто это сделал... — просопел он, с яростью поводя головой. Воспаленными глазами скользя по камням вокруг руны. Почти прорычал: — Собак!
— Собак! — гаркнул Зик, обернувшись назад.
— Собаки!
— Собак!
— Тащите сюда собак! — понеслось в сторону замка.
— Було! — уже орал Зик. — Возьми дюжину, и в конюшни! И чтобы...
Капли дождя, утренний холод, вонючий ветерок с болот... Я почти не замечал их.
Откуда он приходил?
Назад — упрешься прямо в стены замка. За ним, дальше на восток, на много верст пашня. С редкими останками сожженных деревенек.
На север — тут почти от наших ног начинаются топи. Здесь лагерь даже валом не прикрывали. Ни к чему.
На запад? Там, за задним валом лагеря, по краю топей шла молодая поросль. Низкая, изувеченная, не крупнее кустов, — подраставший лес там регулярно вырубали и жгли, чтобы сохранить обзор со стен замка.
А прочь от топей, на юг — поля. Версты на две тянутся?
Море высокой травы рассекала, словно межа, узкая каменистая полоса. Будто прошел великан с мешком, у которого прохудился угол, и сыпались из него валуны, камни, окатыши... Начиналась это полоса здесь, под нашими ногами. Одним концом ныряла в топь, другим уходила куда-то в черную иззубренную кромку за полями.
Там уже край леса. Того приграничного леса, по древам которого, если верить сказителям, белка может проскакать из королевства людей в империю орков, ни разу не спустившись на землю.
Или оттуда сюда. Или уйти глубоко на север. Или на юг, до самого моря. Куда захочешь. Ни разу не оказавшись на тракте, не столкнувшись ни с одним разъездом, не замеченным ни с одной сторожевой башни...
Но если бы он, делая ночами руны, уходил отсюда дальше, чем на полдня пути, — то не смог бы вернуться сюда к следующей ночи.
Издали донесся собачий лай — живой, звонкий. Их наконец-то выпустили из холодного донжона, душного от прогорклого масла и воска, пропахшего человеческим страхом, и они рвались в дело.
Я дрожал — не от холода, от возбуждения.
И видел все то же в глазах Эйка: месть. Месть! За тот страх, что мы пережили. За то, что водил нас вокруг пальца... Всего несколько часов, и он ответит за все!
Этот лай был лучше музыки, лучше глотка вина.
Полдня пути.
А скорее, меньше. Какой смысл полдня куда-то идти, чтобы потом полдня возвращаться? Да и спать он должен. Особенно после такого.
Значит, несколько часов ходу, не больше...
Для хорошего пса по силам. Пусть это не кровавый след, — но и шаман не один. Один он бы не притащил сюда эти десять тел.
Свора найдет след. Должна взять! Если бы только этот... Оскалившись, я задрал голову.
Зик тоже, щерясь, глядел в небо. Звон капель по доспехам давно слился в один нескончаемый гул, а дождь все набирал силу. Там рокотало. Налитое сизым море над нашими голоми готово было разверзнуться настоящим потопом.
— Только бы эти Ношрины камни пройти... — цедил Сова, утирая локтем струи с лица и долбя каблуком в окатыши. — А там уж земля. Хорошая земля. Держит след, как чернила на пергаменте. И ветви прикрывают. Хоть ливень, а сразу-то все не размоет... Только бы по камням взяли, чтоб дотуда вывели... Туда бы дойти только... Здесь же сейчас мигом все смоет...
— Убрались все отсюда! — орал Зик, перекрывая рокот дождя. — Кныш, и тебя касается! Отошел! Эй, там! Вообще все убрались с той стороны! Не ясно, что он туда отходил?!
— Они ведь выведут нас, да? — шептал Эйк, прижимаясь сбоку, жарко дыша в ухо. — Выведут прямо до него? Да, мастер? Выведут же?
Я ловил на себе косые взгляды Шептуна.
Виконт стоял, уперев руку в бок, с непонятным выражением на лице.
Граф таращился в пустоту стеклянными глазами. Совершенно пьян — от вина ли, от пережитого страха, от пришедшей ли как волна и так же и схлынувшей ярости...
Лай приближался.
Чей-то темный силуэт возник на вершине вала, махал руками. На миг рядом мелькнули силуэты собак — и вот уже внизу, по эту сторону вала. Три тощих гончих на поводах тащили за собой косматого псаря. Его мальчишка... Остальная свора кружилась вокруг них. Забегали вперед, оглядывались, возвращались, снова обгоняли, исходя на лай.
От этого лая бурлила кровь.
Наконец-то!
Наконец-то не поиск непонятно чего — а охота! Теперь не он травит нас демонами — а мы загоним его. Как зайца!
У меня не осталось кристаллов, ни одного. Но сейчас это не страшно. Днем он так же бессилен, как и любой не владеющий магией.
И его помощники, даже если это отборные штурмовики. Днем орки не так страшны, как ночью.
— Там правда десять тел, мастер? — шипел в ухо Эйк.
Он дрожал, почти танцевал на месте. Как и собаки, вертевшиеся юлой, потому что псарь не поспевал за ними.
Несколько солдат были уже рядом с ними. Еще издали указывая, чего надо от него и собак — и скалясь в небо, с которого уже лило.
— Но он ведь нам ничего не сможет сделать — днем? — сопел Эйк. — Да? Сейчас же солнце, а ему нужна...
— Не беспокойтесь, милорд! — заорал псарь, перекрывая шум дождя. — Возьмут! Сметливые! Возьмем!
За ними на валу показались всадники. За каждым в поводу еще лошади...
Не доходя шагов пятьдесят, псарь остановил. Мальчишка остался с ними, а псарь, с троицей на поводках, двинулся к нам.
К руне.
На этом краю лагеря собаки присмирели.
— С той стороны заходи! — махнул Зик. — Там не следили!
