И опять ушла, на сей раз надолго. Прошли полгода, она не появлялась. Прошли еще четыре месяца... Старик не скучал, не радовался, не жил... Он спокойно, не торопясь, ждал. Он с детства любил сказки про лис — оборотней его погибшего мира. Они приносили несчастья людям. В этих сказках смерть приходила в виде белокожего оборотня. Старик ждал. Нет, теперь он ждал не смерть. Он ждал Лан-нян. "Где же ты? Жива ли? Здорова ли? Вернись ко мне, доченька, Лан-нян, мой белокожий оборотень..."
При следующей встрече Лан-нян даже красится не надо было. Осунувшаяся, почерневшая от горя, примчалась она к Ндану в волчьем облике, мгновенно перекатилась через голову и заплакала. Из ее бессвязных объяснений старик понял: Эрнэ погиб в бою на тракте, в северных отрогах Окружных гор. Лан-нян овдовела.
Старик обнял ее за плечи и повел в ее комнату. Там он уложил ее, напоил маковым отваром, зажег курильницу с какими-то травами.
Спала она долго, очень долго. Проснулась ближе к полудню. Ндан Бяо, как всегда, дома не было. Ей ужасно хотелось есть, и девушка пошла на кухню. Однако по пути она почуяла характерный запах поминальной свечи. И вошла в комнату предков.
О, добрая Фрейя! Что же это?
Перед новой табличкой горела поминальная свеча.
Ничего не сказала на сей раз старику Рита дотЮллэ — Ндан Лан-нян.
Только обняла на прощание крепче, чем обычно.
Вернулась опять она через четыре месяца. Принесла Ндану портрет своих детей, меховое одеяло и мешочек целебных трав из северной тайги — старик болел. На сей раз уже она сидела ночами над его постелью, поила его отварами, обкуривала травяными смесями, рецепт которых оставил Чжуан Гэ. Подняла его на ноги за два дня.
И еще три дня ходила по дому, наводила порядок и пела песни, человеческие и волчьи.
А старик смотрел и смеялся. Когда Лан-нян спросила его, почему он смеется, старик пояснил:
-Что бы сказали в Кремьеле, узнав, что Рита дотЮллэ, начальник разведслужбы спецназа, которую ищет вся империя, расхаживает по дому в столице и распевает песни?
Лан-нян улыбнулась и снова его обняла.
Шел 403 год войны. И война шла к концу. Армия Сопротивления занимала целые провинции, немалая часть континента была уже под их контролем, императорский флот нес огромные потери в боях с кораблями Та-Сета, повстанцев Радуги и флота вейрмана.
Ндан Бяо все было ясно. Он давно узрел знаки, свидетельствующие грядущую гибель империи. Он надеялся только, что повстанцы Радуги не позволят уничтожить весь народ... Старик был печален. Только редкие визиты племянника, Ндан Выонга, да еще более редкие теперь посещения дочери ненадолго возвращали ему радость. Она приохотила его к байжэньской кухне и он начал варить борщ и грибной суп, жарить бифштексы и даже есть сыр, чем шокировал своего племянника. Ндан стал порой беседовать с соседями, тоже байжэнями. Они чем-то напоминали ему Лан-нян, хоть и не понимал старик — чем? Но не только белой кожей. Чем-то еще.
В том же 403 году, только осенью, Рита пришла к нему снова. Ндан открыл ей дверь и прошептал:
-У меня племянник гостит.
-Ой, как неудачно вышло. Уважаемый Ндан, я пойду...
-Лан-нян, зайди пожалуйста. Выонг даст слово молчать. Люди из рода Ндан всегда держат слово.
Девушка кивнула.
-Здравствуй, отец. Я так давно у тебя не была.
Впервые у старого воина задрожали руки.
-Ты видела?
-Да.
-И ты не...
-Отец, ты спас мне жизнь. Ты заботился обо мне, как о дочери. И... ты помог мне понять смысл этой проклятой войны. Это не война двух народов, это — война благородства против подлости, чести против предательства, права человека на свободный выбор против рабства. Мы, вейрмана, никогда не были твоими врагами, но твои настоящие враги — и мои враги тоже. И придет час мне скрестить с ними клинок. Да, отец! Их много. Но не один и не два меча взметнутся в небо рядом со мной. И тогда не будет важным цвет кожи. Я люблю тебя, отец. Любила еще до того, как увидела табличку, написанную твоей рукой. Наш общий враг отнял у тебя дочь. Ныне Небо дарит тебе другую.
-И ты сможешь поднять меч против своих? — удивился Ндан.
-Насильники и убийцы моей сестры мне — не свои! — резко ответила Рита. И тут же опомнилась: — Прости, отец, я повысила голос...
-Доченька, я так рад, что ты у меня есть. Пойдем. Я познакомлю тебя с Выонгом.
Молодой офицер, увидев белокожую в плаще боевых частей имперской разведки, потянулся к мечу. Рита, как бы не заметив этого, улыбнулась и приветствовала его:
-Здравствуй, старший брат! Меня зовут Ндан Лан-нян. Или Рита дотЮллэ, начальник разведслужбы корпуса специальных операций армии Сопротивления. Я — дочь Ндан Бяо.
Офицер недоуменно поглядел на Ндан Бяо.
-Да, Выонг! — подтвердил старик. — Это правда. И я прошу тебя дать слово, что не предашь свою сестру.
Выонг мгновенно ответил:
-Я даю слово! Но и я прошу Лан-нян дать слово, что она никогда не использовала этот дом и его хозяина для выполнения заданий своего командования. Иначе я вызову ее на бой немедленно.
-Я даю слово! Клянусь в этом жизнью моих детей.
-У тебя есть дети? Сколько? — заинтересовался Выонг.
-Двое. Уже взрослые. Сын — Вартруф, дочь — Этайн. У Этайн недавно волчонок родился, Гуннаром назвали. А Вартруф... Его жену Фиону убили два месяца назад. Ее ребенок так и не родился... Ты прости меня, отец. Я не успела тебе рассказать.
-Тогда надо записать... И свечу зажечь... — засуетился старик. — Лан-нян! Выонг! Вы посидите тут... А как полное имя Фионы?
-Фиона Эльмердоттир. Погибла в бою с шестым карательным корпусом. С теми, кто убил мою маму.
Ндан Бяо исчез в комнате предков.
-Проходи, Лан-нян, садись за стол. Голодная, поди, как волк?
Рита улыбнулась.
-Я ведь и есть волк. Но голодная. Скажи, Ндан Выонг! Ты веришь мне?
-Верю, Лан-нян. Очень странно, но я верю тебе. Верю врагу... Верю волчице, которую ищет вся империя, начальнице всей вашей разведки... Моей двоюродной сестре...
-Жаль, брат. Жаль, что мы враги... Но, может быть, наши дети ими уже не будут?
-Дети не будут, — согласился Выонг. — У меня дочь родилась две недели назад. Они не будут врагами. Да и мы с тобой еще успеем не быть врагами...
Не заметила Рита тень, пробежавшую по лицу Выонга при этих его словах.
-Поздравляю. Жену от меня поздравь...
-Не могу... — помрачнел Выонг. — Она... умерла во время родов. Девочку чудом спасли.
-Мне жаль. — И Рита обняла брата.
Чуть позже они втроем зажигали поминальную свечу перед табличкой с именем Фионы Эльмердоттир, жены Вартруфа тонРита, внука Ндан Бяо. Потом вместе ужинали. А после ужина сидели на полу у камина.
-Странно... — задумчиво сказал Выонг.
-Что именно? — уточнил Ндан Бяо.
-Все странно, дядя. Почему вы не убили Риту дотЮллэ? Почему стали ее лечить? Почему не выгнали ее при первой возможности? Почему потом помогли ей выбраться из города? Почему назвали дочерью? Почему Рита дотЮллэ поверила вам? Почему она стала Лан-нян? Почему ей поверили ее соплеменники? Почему ей верю я?... Разве не странно все это?
-Ну, племянник! Это все можно объяснить! Когда я впервые увидел Лан-нян, она была ранена. Я просто не смог добить раненую девочку. И сразу выставить ее на улицу поэтому не смог. Я стал ее лечить. А потом привык и как-то привязался к ней... — старик ласково почесал дочь за ушами и погладил по спине.
-Но вы же рисковали жизнью! Если бы Лан-нян нашли у вас, казнили бы обоих.
Рита вскочила на лапы, перекатилась через голову и мгновенно влезла в платье.
-Ловко! — восхитился Выонг. — Никогда не видел, чтобы платье одевали с такой скоростью!
-Тренировалась я долго! — улыбнулась, немного смутившись, Лан-нян. — Я что хочу добавить? Мало того! Мне ведь ни разу не пришла в голову мысль, что Ндан Бяо может привести с собой солдат. Мне, понимаете? А я ведь и тогда уже имела за плечами не одно задание. Опыта и тогда хватало. Когда я пришла обратно в форме офицера боевых частей вашей разведки, у всех поотвисали челюсти. Но никто не усомнился в моей верности. Меня спросили — где я была? Где взяла форму? Я рассказала все, кроме имени и адреса. И мне поверили! И это все действительно странно, старший брат. Что касается твоих вопросов ко мне, то... Нет у меня ответов. Когда вы, отец, занесли меч надо мной, я поняла — все. Это — смерть. Потом, уже во дворе, в ваших глазах смешались ярость, ненависть, и боль, и страдание. И жалость. И мне тогда стало жаль вас: стоящего надо мной с занесенным мечом... Потом вы лечили меня... Вы знаете, отец, я любила вас еще тогда, когда не знала про Сяолю. Еще до того, как вы даровали мне имя!
Старик принес чайник горячего вина и три чашки, налил вино всем. Выпили.
-Когда-то, — начал Ндан Бяо, — там, откуда мы все...
-Дядя! — встревоженно перебил его Выонг.
-Ничего, старший брат, — вмешалась Лан-нян. — Это уже не тайна. Первый вождь Радуги, его супруга и еще двое его сподвижников заплатили жизнью за эту тайну. Ваш мир именовался Цичуаньди.
Старик кивнул и продолжил:
-Да, Земля семи потоков. Именно так. Так вот, там у нас была легенда о том, как против небесного владыки Хэй-ди взбунтовался его брат, Чи-ван. Поднял злодей все небесное воинство против законного государя. Но убоялся он убить брата, и предложил ему следующее: "Если ты, брат мой, подчинишь себе все семь потоков, я покорюсь тебе. Если же я подчиню себе семь потоков, то ты принесешь себя в жертву предкам". Мудрый Хэй-ди принял вызов. Чи-ван повелевал людям, подчинял своей воле народы. Хэй-ди сидел на своем яшмовом троне, не вмешиваясь. Но люди выполняли волю Небесного владыки, отвергая мятежника. Когда же Чи-ван, в цепях, был брошен к подножию трона, спросил он брата: "почему? Я же повелевал людьми и народами!" И ответил ему Черный император: "Сколь тяжко ломать волю и душу человека, а народа — тем паче! Сколь просто направить волю и душу человека, а народа — тем паче!"
Ндан Бяо обвел взглядом собеседников, допил вино и продолжил:
-Я полагаю, что здесь, в этом мире, сражаются великие Силы, а мы все — клинки в их руках. Только для одних мы, люди — рабы их предначертания. Для других же — слуги и воины, выполняющие приказ. И в этом — вся разница: слуга может уйти от хозяина, а раб не может. Одна из Сил погубила наш мир и наш народ, привела нас сюда и обрекла на бойню! Другая же Сила посылает нам все эти странности и случайности.
-Если так, — сделал вывод Выонг, — то я за эту, вторую Силу. Ведь она оставляет выбор! Могли ведь вы, дядя, убить Лан-нян? Могли! Но не убили. Потому, что, услышав волю свыше, приняли ее, как свою.
Рита сбегала на кухню, откуда как раз поплыл восхитительный аромат яблочного пирога, принесла огромный поднос, на котором уместился пирог, три тарелочки, чайник со свежезаваренным чаем, три чашки, ложечки, лопаточка для разрезания пирога... Сноровисто налила чай, разложила кусочки пирога по тарелкам, поставила перед отцом и братом, себе взяла и сообщила:
-У нас тоже многие замечают закономерность в случайностях и странностях. Вы правы, отец. И ты, старший брат. Потому-то и заканчивается эта четырехсотлетняя война, что все больше и больше людей становятся под знамена Силы, сохраняющей наше право выбора.
В этот раз Лан-нян прожила дома целую неделю. Она снова занялась хозяйством, снова пела песни, снова слушала сказки, которых Ндан Бяо знал великое множество, и рассказывал он их мастерски. Это были удивительные сказки о славных героях, добрых и справедливых, которых считали преступниками, потому, что честь заставляла их карать могущественных негодяев, с мечом в руках отстаивая справедливость. Это были сказки о хитрых и коварных оборотнях-лисах, бессмертных магах, охочих до любви, но сводящих в могилу своих любовников. И о нищих мудрецах, которые оказались не нужны богатым и сильным. И о мудрых судьях, проникающих в коварные замыслы, раскрывающих давние и новые преступления. И о добрых духах, что преследуют злобных демонов, вредящих людям...
Лан-нян увлеклась рисованием. Ндан подарил ей набор кисточек и красок, а также стопку лучшей бумаги. Подражать работам хэйжэньских мастеров она не стала, писала по-своему. Но Ндан оценил ее рисунки высоко.
Еще бы! В музеях всех трех континентов можно видеть ее работы. Жаль, что их так мало: всего сорок один. Каждый образованный смертный знает их назубок. И стихи Лан-нян, написанные на этих рисунках. Ах, как жаль, что Рита дотЮллэ прожила так мало! Как жаль!!! Такие мастера должны жить вечно!
На Боргильдсфольде она сражалась спина к спине с Тором Одинсоном. И погибла вместе с ним.
Но душа смерти не ведает. Где-нибудь Рита снова жива, снова пишет картины и печет пироги. И висит на стене ее знаменитый черный меч. Откуда я знаю? Да не знаю я! Но не может быть иначе! Художник — он ведь всегда художник. Даже мертвый, он все равно художник.
Прошел год. Истекал второй. Ее не было. Порою старик находил на прикроватном столике ее письма, с просьбой прочесть и сжечь. Лан-нян писала осторожно, избегая имен и любых намеков, позволявших "кремьельским теням" понять — кто и кому пишет. Старику было жаль жечь ее письма. Он их прятал, а потом по много раз перечитывал. У нее был превосходный почерк. С гордостью Ндан читал ее письма, понимая, что девочка не уступает мастерством лучшим каллиграфам империи. Скорей бы закончилась эта война, думал он. Тогда дочка вернется домой и поселится здесь навсегда. И он увидит, наконец, внука и внучку, и правнука...
А тем временем войска байланжэней подступили к столице.
-Отец! Умоляю тебя, не бери меч в руки! Княгиня гарантировала неприкосновенность мирному населению. Пожалуйста, отец! И береги себя. Завтра — штурм. И мы возьмем столицу. Обязательно возьмем. Ты только береги себя...
-Доченька! Будь осторожна, не рискуй понапрасну. Ты же у меня одна... Я не хочу писать табличку с твоим именем! Я не смогу...
Рита вдруг обратила внимание на то, как постарел Ндан Бяо за последние пять лет. Ему ведь уже семьдесят пять! Целая эпоха! Он видел войну на протяжении семи десятков лет, сражался против нас сорок лет! Он столько помнит! Рита подумала, что надо бы после победы свести его с историками, чтобы они записали его рассказ.
-Лан-нян, зайди в дом, пожалуйста! Не надо стоять на пороге! Это опасно!
-Отец, мне пора идти. Через несколько часов начнется штурм.
-И все же зайди. Я хочу тебя познакомить с одной твоей родственницей.
Рита покорно вошла. А уходила она с улыбкой на лице. И только в глазах были тревога и беспокойство, какие могут быть лишь у матери, вынужденной надолго оставить своего ребенка. С чего бы? Ее дети и внуки были не здесь, и они уже давно повзрослели, а правнуки жили в Олтеркасте, на востоке континента. Ее пальцы были испачканы в краске, на стене гостиной появилась новая картина.
Она обняла старика, долго и внимательно смотрела ему в глаза... Как будто чувствовала — это последняя их встреча.
