— Я тебе даже немного завидую, — покачал головой Эргемар.
— А потом появились пришельцы, — вздохнула Териа. — Когда стало ясно, что дела плохи, дедушка отправил меня в Октав, откуда я должна была выехать в Гордану. Меня сопровождал Роми — он работал у нас кем-то вроде охранника. А дальше вышло все то же самое, что и у тебя. Засада перед безопасным коридором, обстрел снарядами со снотворным газом... В общем, я пришла в себя только в плену. Пару дней нас держали в каком-то отстойнике, а потом меня и Роми наказали за драку. Ко мне начали приставать какие-то типы, и Роми одного из них убил, а я второму выколола глаз шпилькой для волос. Тогда я и назвалась впервые Терией Трентон. Я была уверена, что нас убьют, и почему-то мне было очень важно, чтобы меня звали моим настоящим именем. Только мы выжили. А потом попали сюда...
— А дальше я уже знаю, — продолжил Эргемар.
— Нет, — Териа глубоко вздохнула. — Ты не все знаешь. Когда погиб Роми, я решила, что мне нужен... новый защитник. Мы с ним никогда не были любовниками, он был моим опекуном, телохранителем, другом... несколько месяцев назад я бы сказала — слугой, но теперь я никогда больше так не скажу... Я понимала, что одной, без него, мне будет очень трудно. Я искала человека, который мог бы оградить бы меня от приставаний остальных, но, при этом, не пытаться принудить меня... к сожительству. Он, желательно, должен был говорить на одном языке со мной, быть достаточно авторитетным, чтобы все уважали его выбор, и достаточно джентльменом, чтобы не навязывать мне своего общества. Я видела только три кандидатуры — Дакселя, Горна и тебя. Даксель, конечно, был самым предпочтительным, тем более, что он знал, кто я такая...
— Знал?! — не выдержал Эргемар.
— Конечно. Он ведь на самом деле младший лорд Даксель, ты не знал? Все старинные аристократические семьи в Барганде так или иначе связаны между собой. Он приходится мне дядей то ли в пятом, то ли в четвертом колене. Его отец очень хорошо знал обоих моих дедов, а он сам, безусловно, понимал, кем является Териа Трентон. Но Даксель женат, и я не хотела ставить его в двусмысленное положение. Да и я сама выглядела бы так, как сейчас Элльи.
Горн не подходил мне, потому что я тогда не воспринимала его как полностью своего. Конечно, это глупость, сейчас он для меня друг, как и все остальные, но в то время для меня еще было важно то, что он — убежденный республиканец, антимонархист. Он из простой семьи, во время войны дослужился только до унтера. При старой империи дорога в офицеры была бы для него закрыта.
Поэтому оставался только ты, Драйден, — Териа глубоко вздохнула. — Я должна тебе признаться. Вначале я хотела только использовать тебя и не собиралась заводить с тобой какие-то серьезные отношения. Но потом... я полюбила... Я действительно люблю тебя и хочу, чтобы ты был со мной. Даже когда мы вернемся... Ты поедешь со мной в Барганд, Драйден?! У нас тоже можно выучиться на авиаконструктора!
— Конечно, я поеду с тобой, Тери! — ласково сказал Эргемар, глядя в ее подозрительно блестящие глаза. — Я тоже тебя люблю и не могу жить без тебя. Только обещай, что как-нибудь мы все-таки съездим в Гордану. Я хочу попробовать помириться с родителями и братьями. Я знаю, что отцу все-таки удалось расплатиться с банком и сохранить ферму. Он несколько раз через знакомых просил меня вернуться, а я, дурак, так и не сделал этого. Хотел быть независимым и самостоятельным. А теперь жалею...
— Мы обязательно поедем к тебе! — выдохнула Териа. Притянув Эргемара к себе, она поцеловала его. — Я так счастлива, что мы будем вместе!
Может быть, они бы перешли и к более решительным действиям, но тут на заднем крыльце появился озабоченный Млиско.
— Извините, что помешал, но тут пришла команда — срочно собираться. Нас отвезут на космодром не утром, а прямо сейчас.
Эргемар вскочил на ноги, помог подняться Терии, и они вместе побежали в охваченную наполовину тревожной, наполовину радостной суетой казарму. На бегу Эргемар почему-то вдруг вспомнил Боорка — того самого пришельца, который когда-то спас ему жизнь, а затем принес и свободу, и награду, и возвращение домой. Без него не было бы ничего, и Эргемару очень хотелось верить, что и у Боорка в жизни всё сложится так, как надо...
Всё было не так, как надо. Рядом с Боорком была женщина, которую он любил и которая любила его, но они молчали или обменивались ничего не значащими пустыми стертыми словами. Уже стемнело, в саду зажглись разноцветные фонари, но в маленькой беседке на берегу реки царили сумерки. Миилен куталась в темную шаль. Ее прекрасное лицо казалось единственным светлым пятном, на котором блестели словно отраженным лунным светом ее глаза.
Во всем мире, казалось, не было никого, кроме них двоих. И им двоим в этом мире не было места...
— Миилен, — Боорк предпринял новую попытку. — Завтра утром я улечу и, скорее всего, навсегда. Прошу, забудь меня. Твой дом — здесь. А я — всего лишь бесприютный и бездомный космический бродяга.
— Пусть, — тихо сказала Миилен. — Но если ты позовешь меня, я пойду с тобой. Схвачу в охапку сына, брошу все и побегу.
— Тебе плохо здесь?!
— Мне хорошо здесь. Очень хорошо. Слишком хорошо. Все ко мне прекрасно относятся. Но это не моя жизнь, чужая. Они не понимают!
Боорк промолчал. Он-то как раз понимал. Жить здесь было легко, удобно и комфортно. В большом уютном доме посреди сада, в поместье, работающем как идеально отлаженный механизм, среди приятных доброжелательных людей, под надежной охраной... Так можно было жить год за годом, занимаясь только детьми и хозяйственными заботами, в то время как большая настоящая жизнь проходила бы мимо...
Ему отчаянно хотелось обнять, утешить Миилен, но он оставался на месте, потому что точно знал: стоит им сделать хотя бы движение навстречу друг другу, и они не смогут остановиться. А это было бы предательством по отношению к Згуару, приютившему его в своем доме на эти несколько декад, и его семье, принявшей его и посчитавшей его своим... Но если бы он встал и ушел сейчас, вдруг подумалось Боорку, он бы предал Миилен. И, наверное, себя самого...
— Огонек, милая, — хрипло сказал он. — Я не могу взять тебя с собой. На планету, куда я лечу, пока не берут ни семьи, ни любимых. И я не принадлежу себе, есть люди, которых я не имею права подвести. Но я обязательно вернусь. Слышишь, Огонек, вернусь! Вернусь и заберу тебя, и мы будем вместе?!
— Правда?!
Миилен прянула навстречу ему, и они, наконец, обнялись, а затем долго целовались, ощущая и сладость, и горечь. Сделав огромное усилие, Боорк оторвался от ее губ, стараясь держать в узде руки.
— Мне пора, — произнес он, держа ее лицо в своих ладонях. — Не скучай по мне. Я вернусь!
И, глядя на Миилен и стараясь изо всех сил запомнить ее лицо, белеющее в темноте, он попятился к выходу из беседки, а потом, наклонив голову, побежал, не видя дороги.
Катер, который он договорился одолжить на утро, стоял на стоянке, а его вещи уже были собраны и уложены, чтобы не тратить на это время завтра. Только Боорк не собирался дожидаться утра. Тяжело дыша, словно за ним гнались, он захлопнул дверцу, на несколько секунд застыл в пилотском кресле, а затем решительно рванул машину вверх на полной скорости.
Небо и скорость, как всегда, помогли ему, но его душа все равно разрывалась на части. А хуже всего было думать о том, что, может быть, то же самое сейчас чувствует и Миилен...
— Я чувствую, словно разрываюсь на части, — пожаловался Кэноэ. — С одной стороны, я считаю, что правильно не отдал филитов генералу Ниоргу. А с другой, мне кажется, что действовал я плохо, неверно. Надо было поступить по-другому, может быть, более тонко. А я стал рубить сплеча и, боюсь, наломал дров.
— Тебя волнует, что ты обидел заслуженного человека? — прищурилась Кээрт. — Или что твои действия могут быть признаны неправильными теми людьми, чье мнение для тебя важно?
Кэноэ ненадолго задумался.
— Второе, — уверенно сказал он. — Хотя первое, конечно, тоже. Но главное, да, я боюсь, что совершил ошибку. Просто все пришлось решать так внезапно...
— Знаешь, Кэно, — Кээрт начала накручивать прядь волос на палец. — Отец мне говорил, что самые важные решения всегда приходится принимать в экстремальной ситуации, когда не хватает ни времени, ни информации. Надо просто верить в себя, в то, что ты можешь все сделать правильно. И когда ты что-то решил, это должно быть окончательным. Нет ничего хуже, чем метаться от одного решения к другому или переделывать уже сделанное. Или ты хочешь выпустить Ниорга и извиниться перед ним?
— Нет, — покачал головой Кэноэ. — Не хочу. Но скажи, ты поддерживаешь мое решение?!
— Кэ-эно, — Кээрт всплеснула руками. — Я же люблю тебя, поэтому поддержку любое твое решение!... Ну... почти любое. Тебе надо самому решать, для себя, прав ты или нет. По-другому нельзя. И быть больше уверенным в себе!
— Откуда же во мне возьмется эта уверенность? — вздохнул Кэноэ. — Мне же никогда не приходилось решать раньше такие серьезные вопросы.
— Как это не приходилось?! — воскликнула Кээрт. — А когда ты в прошлом году полетел в 38-ю провинцию, разве это было не серьезно?! Или когда здесь, на Тэкэрэо, стал искать правду о том, что здесь произошло?! Или когда решал, кого из филитов и чем награждать?! Кэно, ты же все умеешь! Просто ты еще учишься, поэтому и можешь ошибиться. Но по-другому просто не бывает. Отец мне тоже рассказывал, что учился управлять Таангураи на своих ошибках. И ты тоже так будешь! Тебе надо просто не бояться новых дел!
— Спасибо, Кээрт, — Кэноэ бережно взял ее ладони в свои. — Только если я буду больше заниматься всякими делами, у меня будет меньше времени на тебя. А я и так виноват перед тобой. Что тогда, на Таангураи, что сегодня...
— Я же все понимаю, Кэно, — ее рука ласково легла ему на плечо. — Ты же не можешь постоянно быть со мной. И я готова делить тебя с твоими делами, но, — взгляд ее вдруг посерьезнел, — только с ними!
Корабли покидали Тэкэрэо. Императорская яхта и пять крейсеров первого класса, разойдясь в пространстве на расстояние в миллион километров, легли на свои курсы, которые должны были снова сойтись уже на Филлине. Начинался последний этап их пути.
Последний бой, он, как известно, трудный самый. Но кто сказал, что и до него будет легко?...
Конец четвертой книги
