— Кроу, — схватив его за руку, она твердо взглянула в красные глаза, отражавшие не страсть, но страх, такой же, что снедал ее собственное сердце. Винтер торопливо продолжила, прежде, чем он выдумает еще один способ заткнуть ее: — Я люблю тебя.
Он застонал так, словно она ударила его. Перекатился на бок, подставив ей спину. Винтер, сжав зубы, ждала. Поднявшись на колени, нависла над ним, щекоча распущенными волосами открытую спину.
— Ну зачем, Винтер? — буркнул он. Ее сердце сжалось — звучало так, словно ему действительно было больно. — Мы так весело сремся на людях и так классно трахаемся без них. Зачем все портить?!
— Потому что я так хочу.
Прежде, чем он скажет еще одну глупость, Винтер молниеносно схватила его за ухо, торчащее из-под спутанных волос.
— И не смей говорить, что не чувствуешь того же. Ты не можешь соврать аурой.
Неохотно он повернулся к ней. Винтер привыкла видеть его всегда подчеркнуто, до глупости, беззаботным, и настолько серьезным не знала даже в той передряге в тайге, что и свела их вместе год назад.
— Зачем?
Такая искренность, особенно от Кроу, заслуживала столь же искреннего ответа.
— Я не буду врать, что не могу жить без тебя. Я могу: год жила. У меня есть работа, сестра, амбиции, и они занимают время почти целиком. Я старшая сестра и полумать для Вайс, строгий командир для подчиненных, верный сподвижник для генерала. Я Ледяная Королева, изгой и пария, образец и... перечислять можно долго. Есть много ролей, которые я играю для других. Некоторые я люблю, другие ненавижу, третьи терплю, но каждая из них — настоящая. Часть меня.
Руки, словно сами собой, потянулись к его лицу: четкой линии подбородка, колючей щетине, впалым щекам и прямому аристократическому носу, тонким губам. Кроу был красив: небрежной, темной и грубой красотой, и мрачное угрюмое выражение лишь делало эффект сильнее.
— Но эти роли — не вся я. Чего-то всегда не хватало, какой-то очень важной части... Женщины, которую любят, и которая любит в ответ. И самое главное — это не роль. Это просто... я. Я хочу быть этой женщиной, Кроу. ТВОЕЙ женщиной. И если мы в чем-то и согласны с моим отцом, так это в том, что Шни всегда получают то, чего хотят.
— Как ты себе это представляешь?.. Мы даже живем в разных странах.
— А что держит тебя в Вейл? Семья? Твои племянницы уже выросли, и Бикон — интернат, они будут проводить дома два-три месяца в году. Их отец? Я тебя умоляю, мужику сорок лет.
Под ее ладонью заходили желваки — Кроу с силой сжал челюсти, но промолчал. Винтер знала — это потому, что возразить ему нечего.
— Лицензия Охотника интернациональна. В стандартную армейскую структуру тебя пускать нельзя, но я съем свой офицерский патент, если дядя Джеймс не найдет применения специалисту твоего уровня.
— Почему... — взгляд Кроу вильнул в сторону, на секунду сквозь мрачную решимость проступило странная, ужасно непривычная уязвимость. — Я намного старше тебя.
Фыркнув, Винтер похлопала его по плечу:
— Только здесь. А вот здесь, — она ткнула пальцем в лоб, — тебе шестнадцать. Иногда я чувствую себя педофилкой.
— Я сорокалетний неудачник, единственное достижение которого — не испоганить воспитание собственных племянниц, — не принял шутливый тон Кроу.
— А я — недолюбленная двадцатишестилетняя одиночка, которую бросил отец, даже не попыталась защитить мать, и которую за всю жизнь беззаветно любила только младшая сестра.
— Я приношу неудачи.
— Про меня тоже так говорят. Если постоянно совать голову Гримм в пасть, к этому привыкаешь.
На этот раз Кроу ничего не сказал. Схватив его за плечо, Винтер перевернула мужчину на спину, не спеша, нарочито по-хозяйски уселась сверху и деловито поерзала, лукаво улыбнувшись, когда его тело отреагировало единственным верным образом.
— У меня нет шансов, да? — обреченно спросил Кроу.
Тоскливый тон, впрочем, сильно портило благоговейное выражение на лице, с которым он смотрел на открывшееся зрелище.
— У тебя не было их с того момента, когда ты поцеловал меня в том лесу.
— Если честно — я просто думал, что умру там.
— Что ж... — Винтер склонилась ниже, довольно ухмыльнувшись, когда он не смог удержать взгляд на ее лице, скользнув ниже, — тебе не повезло.
— Какой сюрприз, — фыркнул мужчина. — Может, это мое Проявление?
— Так... ты что-то говорил про два раза?
— Три. Это месть.
— Заткнись уже и займись де-аах!
...Утром она специально дождалась, когда Кроу, невыспавшийся и помятый, но довольный, как нашедший красивую блестяшку ворон, заварит себе кофе. В тот момент, когда он сделал первый глоток, Винтер подняла газету, как щит, и произнесла пароль, указанный в переданной генералом флешке:
— Какая твоя любимая сказка?
Глава 40. Серебряные глаза
Для записи: оценивать себя в отражении стекла — плохая идея. Даже если стекло вмонтировано в дверь в полный рост и прозрачное, а внутри — плохо освещенная проходная, все равно отражению будет недоставать четкости и красок.
И все же, несмотря на это, Глинда Гудвич, бывший "номер один" в списке сильнейших Охотников страны, директор уважаемой во всем мире Академии, а ныне — разыскиваемая преступница, не смогла заставить себя прекратить бросать оценивающие взгляды на каждую отражающую поверхность с самого утра, слишком важна была предстоящая встреча. Бледность и сухость кожи, мелкие морщинки и синяки под глазами — все эти признаки возраста, стресса и пренебрежения последних месяцев ей удалось отчасти спрятать под слоем косметики, но, увы, не так хорошо, как хотелось бы; сухие руки, запущенные сильнее всего, — скрылись под тонкими кожаными перчатками.
Одежда тоже оставляла желать лучшего. Глинда хотела бы надеть платье, подчеркивающее все еще спортивную, стройную фигуру с высокой грудью, но разыскиваемым преступникам в бедном районе приходится довольствоваться малым: бесформенным спортивным костюмом, купленном в секондхенде, за давностью лет уже и не разберешь — черным или темно-синим. Вместо сложной и красивой высокой прически, которая всегда так нравилась Озпину, золотые волосы пришлось спрятать под капюшон, стянув в безыскусную булочку.
Просто обычная тетка из Черного моря: когда-то красивая и пытающаяся следить за собой, но смертельная задолбанная грошовой работой и воспитанием детей. Зато незаметная и куда полезнее для дела, а значит — и для лучшего первого впечатления: уж собственного мужа-то Глинда знала.
Мрачно ухмыльнувшись своему отражению, Глинда признала себе, что нервничает, как школьница на первом свидании, и решительно потянула дверь на себя. Разобраться, сможет ли вернуть то, что было раньше, она сможет и позже — а пока у нее было Королевство, которое срочно надо было спасти.
Оказавшись в фойе, она бросила на стойку купюру на пятьдесят льен и представилась Джоном Доу. Консьерж — толстая тетка лет сорока в отвратительном розовом свитере — хмыкнула, но вопросов задавать не стала, покорно записав постояльца в журнал... прямо под еще одним с точно таким же именем. Все так же не говоря ни слова, достала откуда-то из-под стойки пакет с одноразовым бельем и протянула "Джону Доу", а следом передала и ключ с номером комнаты.
Подниматься на третий этаж в комнату триста двенадцать, Глинда, впрочем, не стала. Она не собиралась здесь ночевать, как и сожалеть о деньгах. Все ее сбережения были арестованы, но муж успел подумать и об этом — в указанном тайнике Глинда нашла внушительную сумму, вперемешку купюрами, чеками на предъявителя, высококлассным Прахом и драгоценностями. А еще — целым списком контактов с очень... интересными людьми по всему Королевству, которые могли помочь ей попасть практически в любое место страны без того, чтобы прорываться с боем сквозь команды бывших воспитанников.
Глинда тогда даже не очень-то и удивилась. С Озпином всегда так: что бы ни случилось, у него был план, внутри него — еще с десяток, на каждую неудачу находился запасной и запасной для запасного, и... и где заканчивалась эта цепочка знал один только Озпин.
Вместо третьего она поднялась на пятый, прошла по длинному узкому коридору до самого конца и коротко постучала: костяшками слабо, сильно, и кулаком, на что молодой женский голос мгновенно ответил "Проходи, закрыто".
Еще одна проверка, потому что подстраховок много не бывает. Глинда положила ладонь на дверь — нежно-лиловая, едва видимая взглядом, аура охватила сначала ручку, потом пропитала замок. Неизвестная широкой общественности грань ее Проявления — телекинез работал только в пределах досягаемости органов чувств. Самое простое и широкое из них — зрение, слух и обоняние работали намного хуже.
С другой стороны — кроме пяти чувств у любого Охотника было и шестое: душа и, как один из ее физических аспектов, — аура. Пропитать ею какой-либо предмет — один из самых базовых навыков, того же уровня, что и активация защиты; это делало любой предмет прочнее на порядок, позволяло добавлять к атакам еще и аурные эффекты, перед которыми Гримм были особенно уязвимы. Теоретически, это возможно с любым предметом, на практике — проще всего было работать со знакомыми вещами, с которыми у пользователя сформировалась сильная эмоциональная связь: это была главная причина, по которой Охотники, как правило, создавали свое оружие сами или хотя бы максимально полно участвовали в создании. Чем меньше ауропользователь был привязан к предмету — тем больше были потери ауры в процессе, хотя это можно было компенсировать опытом и специальными тренировками.
Любой Охотник должен быть уметь провернуть такой фокус с чем угодно: полезность навыка, так или иначе потеряв в бою оружие, подхватить с земли ветку, заблокировать ей удар Беовульфа, а потом проломить твари башку сложно было переоценить. Но это всегда был просто запасной вариант, побочный навык, развивать который за пределы базового уровня не было необходимости... для всех, кроме Глинды. Учитывая, что у нее было тридцать лет практики...
Замок щелкнул, слабое сияние, невидимое в свете люминесцентных ламп, мгновенно потухло, втянувшись обратно в ладонь, и на весь процесс Глинда потратила на порядок меньше ауры, чем любой другой Охотник на ее месте.
Кроме Озпина, но он не считается.
За дверью ее ждала картина, которую местная уборщица, должно быть, назвала бы ужасным беспорядком: вся мебель была сдвинута к стенам, а на полу расстелена огромная крупномасштабная карта города, обложенная с трех сторон картами оборонительных рубежей и прилегающих территорий. И, как будто этого было мало, на самой карте беспорядочно (для невнимательного глаза) была разбросана куча всякого хлама: тут и там, над городом и стенами стояли игрушечные машинки военных кораблей, повсюду лежали маленькие фото — Дьявол и Кошка в Черном море, директора Академий над Биконом, Советники, Адам Торус, Гира Белладонна и многие, многие другие. Тем, для кого не нашлось фотографий или по каким-то другим причинам, нашлась замена — должно быть, купленные в том же магазине игрушек, который Глинда видела за углом, солдатики трех цветов, несколько крошечных плюшевых игрушек...
Это заставило Глинду улыбнуться: она угадала с подарком.
Вытащив из пакета шахматную доску, она положила ее на тумбочку. Это был подарочный сувенир — Озпин любил дарить такие лидерам команд на выпуск; Глинда нашла ее в том же тайнике, что и деньги. Открыв коробку и вытащив белую королеву, Глинда подошла к карте, внимательно оглядела инсталляцию... нагнувшись, подобрала с области Черного моря еще один сувенир — нагрудный значок, два зеленых топора с герба Вейл на фоне черного силуэта Бикона — и только после этого решилась посмотреть на хозяйку номера.
Она сидела в дальнем конце комнаты; скрестив под собой ноги, забралась прямо на стол, чтобы лучше видеть карты, и совсем не была похожа на Озпина. Она была ниже его почти на голову, и гибкая девичья фигурка, которую коротенькие спортивные шортики и топик только подчеркивали, ничем не напоминала фигуру мужа, как и длинные русые волосы, сейчас собранные в небрежную домашнюю булочку, и расслабленно-полуобвисшие кроличьи уши.
Вот разве что глаза... карие, а не зеленые, но точно такие же: спокойные, немного усталые и всё-всё понимающие. Глаза, да привычка вертеть в руках что-то в минуты напряжения и задумчивости. Озпин носил для этого (а вовсе не как оружие, как все думали) трость, Куру Скарлатина обошлась обычным карандашом.
— Я правильно угадала? — спросила Глинда, стараясь скрыть внутреннее замешательство, и прекрасно понимая, что была для нее... него... для НИХ открытой книгой. — Это я?
Дождавшись безмолвного кивка, Глинда поставила на место значка белую королеву, а значок отложила в сторону, за пределы карты. Осторожно обошла модель Королевства по широкой дуге. Немного поколебавшись, присела на стол, четко посередине между бывшей студенткой и краем стола.
Какое-то время они молчали, пока Глинда пыталась выбрать, с чем начать: с тем, на которые она ДОЛЖНА была поговорить, и тем, о которых по-настоящему ХОТЕЛА, бросая косые взгляды на соседку, пытаясь отыскать еще что-нибудь, что напоминало бы ей о муже.
Куру совсем не пыталась как-то приготовиться к ее визиту, скрыть бледную кожу и круги под глазами, все другие признаки стресса последних недель: она явно не высыпалась и не питалась правильно. Ни капли косметики... хотя ей это и не нужно было: Куру была красива той особой обыденной и простой красотой, которую любые попытки искусственно усилить только портили, превращая в вульгарность.
Глинда никогда не чувствовала любого рода сексуальной привлекательности к женщинам, но... если это единственный способ...
— Он тоже так делал? — вздохнула Куру, вырвав своего бывшего директора из задумчивости.
— Иногда, — кивнула Глинда, на что девушка досадливо поморщилась. — Ему редко было это нужно.
— Слишком много переменных, — буркнула фавн. — Сложно удержать все это только в голове. Приходится вот так...
— Озпин, правда, использовал свой рабочий стол, — нежно улыбнулась Глинда воспоминаниям. — Мне было запрещено к нему прикасаться. Кто ж знал, что куче сваленного барахла назначен глубокий смысл? — Она фыркнула. — Я до сих пор не уверена, что ему просто не было лень убираться.
Бросив очередной косой взгляд на Куру, она неожиданно встретилась с ней взглядом и внутренне содрогнулась — как же, во имя Близнецов, они были похожи, несмотря на все отличия! Как она не замечала раньше?!
Наверно, потому что сознательно отводила взгляд, уделяя ровно столько внимания, сколько любому другому студенту. Когда Озпин был жив, ей не было до этого дела. Когда умер... смотреть стало просто больно.
— Ты знаешь, я ведь должна быть уверена, — выболтали ее губы.
— Должна, — легко согласилась самая особенная девушка на свете.
Вздохнув, она закрыла глаза. Все ее тело напряглось, словно позволить Озпину взять контроль требовало именно физических усилий, уши напряженно распрямились в струну, заходили желваки на скулах, она прикусила губу... и все мгновенно исчезло. Расслабились мускулы, распрямилась спина, лицо приобрело болезненно знакомое безмятежное выражение.
