Тем временем выступил третий судья, на которого Птичий Коготь показал как на учителя:
— Я, Тапир, хорошо знаком с теорией тиранов. Этот человек боролся за власть и победил, а потом и вёл себя как настоящий тиран — как можно больше повластвовать, поглумиться над слабыми и понасильничать, чтобы оставить своё семя у как можно большего количества девушек и женщин. Потому я уверен, что всё или почти всё что о нём написано — правда, и не верю его оправданиям. Так что на виселицу его, и дело с концом.
О "теории тиранов" Асеро до того никогда не слышал даже мельком, а тут, похоже, о ней говорят как о чём-то общеизвестном. Наверное, надо было по этому поводу что-то возразить, но Асеро не знал, что именно, так неожиданен для него был этот оборот.
Тем временем четвёртый судья говорил:
— Он уверял нас, что невинен и не развратничал. Но таких сплетен, какие про него пишут, ни про кого раньше не писали. Я не верю, что всё это выдумано от и до, наверняка он виновен хоть в части злодейств. Так что верёвка будет ему лучшей наградой за все его мерзкие дела!
Пятый крикнул:
— Воистину так, насильник должен быть ещё рад, что петлёй отделался!
Асеро взглянул в глаза стражей. Это были глаза убийц безо всякой жалости. И особенно мерзко было осознавать, что они ЗНАЛИ о его невиновности, но им было всё равно. Раз проще повесить, то лучше повесить. И знали, что он никуда не денется. Он встал и выкрикнул:
— Люди, опомнитесь! Что вы делаете? Неужели вы повестите меня за то, в чём не обвиняли и даже не обсуждали? Неужели вам только повод для расправы нужен? Нельзя же казнить на всякий случай лишь на основании дурных слухов, которые так и не удалось доказать! На основании лживых слов предателя! Моя кровь ляжет на вас тяжёлым проклятьем! Дайте народу подумать и сказать своё мнение.
Его вставание было понято как попытка убежать, и большой Большой Камень встал так, чтобы преградить ему дорогу к народу. Он спросил издевательски:
— Пытаешься выгадать ещё хоть пару часиков для своей жалкой шкурки? Не выйдет! Сейчас ты отправишься в петлю.
Птичий Коготь пытался встать между ним и Большим Камнем, они сцепились, но силы были явно не равны.
Тукан крикнул стражам:
— Хватайте его и тащите на виселицу, чего медлите?! Четыре голоса из пяти за смерть!
Стражи уже заломили ему руки за спину, вырваться не было никакой возможности. Его поволокли к виселице.
В народе шумели, видимо, не всем нравился такой оборот, но напрямую выступить в защиту Асеро никто не решался. Мешал то ли страх, то ли сомнения в невиновности бывшего Сапа Инки. До виселицы оставалось совсем немного.
Вдруг наперерез метнулась девушка и преградила дорогу к виселице. Она закричала, обращаясь к стражам:
— Стойте! Не смейте трогать моего отца! Уж вы-то точно знаете, что он ни в каких непотребствах невиновен! И, тем не менее, тащите его на верную смерть! Позор вам!
Асеро взглянул в лицо девушки — Роза! Как и почему его дочь умудрилась попасть сюда, думать уже не было времени. Главное, что и ей теперь грозила страшная опасность. Асеро крикнул:
— Роза, беги, дитя моё! Меня не спасти, а они и тебя растерзать могут!
— Немая заговорила! — крикнул кто-то из толпы. — Чудо!
— Да она с ума сошла! — выдохнул один из стражей.
— Это вы все тут с ума посходили. Вместо того, чтобы принять моего отца с почётом сообразно его сану, вы что с ним сделали? Затеяли это глупое судилище, потом вообще на виселицу потащили?! Он невиновен, и вы сами это знаете все. Просто боитесь. Боитесь семейки Тукана, Тапира и прочих! Жители Счастья, почему вы позволяете вертеть собой горстке наглецов! Не вам, терпевшим зло и несправедливость, судить теперь моего отца, который никогда со злом не мирился! Руки прочь от него!
Стражи отступили, а девушка кинулась на шею отцу и, обняв его, зашептала: "Папочка, не дам я тебя погубить, или уж пусть меня саму повесят рядом, не хочу жить в позоре!". Последних слов Асеро не понял, но это было и не важно. Важно, что у него благодаря дочери опять появился шанс выжить.
Краешком глаза он также увидел, что Большой Камень отпустил Птичьего Когтя.
Тут выступила мать старейшины:
— То, что немая заговорила — знак богов! Мы не имеем права вешать своего государя, если не хотим покрыть себя несмываемым позором! Ты знаешь, что Тукан и семейка имеют тут личный корыстный интерес, что им достанется имущество казнённого (О боги, ещё и это! — подумал Асеро про себя), но ты, Дверной Косяк, виноват перед ним уже тем, что твой сын его так подло подставил.
Роза всхлипнула:
— Золотой Лук сделал гораздо хуже — едва не искалечил собственного брата, Золотого Шнурка, и мне пришлось... пришлось стать его наложницей, чтобы тот не лишился глаз!
— Как?! Разве он не мёртв?! — вскричал старейшина.
— Нет, жив. По крайней мере, был жив, когда я видела его в последний раз. Если только его не убили по указанию Золотого Лука, он должен быть жив до сих пор.
— Так ты хочешь сказать, что Золотой Лук покушался на братоубийство?
— Да. И мне пришлось заплатить своей честью, чтобы спасти его жизнь! А ещё
он отдал в рабство свою сестру и мою подругу Стрелу. У него был выбор — спасти честь сестры или взять меня в наложницы. Он выбрал второе.
— Погоди, не всё сразу. Тебе надо ответить на вопросы суда. А для этого отойди от отца.
— Ответить на вопросы я готова, но от отца я не отойду, я слишком боюсь за его жизнь, и слишком много здесь подонков, готовых убить его!
Асеро знаком показал дочери, что он вернётся на стул, а она встала около него, готовая кинуться на врагов в любой момент.
Старейшина слегка поморщился, но задавать вопросы можно было и так, чем он воспользовался.
— Ладно, тогда первый вопрос: почему ты до этого притворялась немой?
— Я не притворялась, — ответила Роза, — я онемела, когда Золотой Лук занёс нож над своим братом. Я очень сильно испугалась тогда и потеряла голос. А теперь, когда я увидела, что моего отца к виселице тащат, я вновь смогла говорить. Я сама не очень понимаю, как это случилось, от испуга я забыла о своей немоте.
Старейшина сказал:
— Два дня назад Золотой Лук привёл эту девушку к нам в дом, сказав, что даже имени её не знает. А теперь выясняется, что она — дочь Первого Инки, и он знал это!
— Да, он знал, что меня зовут Алая Роза.
— И ты — незаконная дочь Первого Инки?
— Нет, законная. Моя мать Луна является сестрой Инти и законной супругой моего отца.
— Но как же ты... ведь ты жила в моём доме, я видел, как ты стирала, убирала, качала ребёнка.... ты вела себя не как принцесса, а как обычная крестьянская девушка, знакомая с такой работой!
— Моя мать сама, будучи дочерью крестьянки, воспитывала своих дочерей именно так, чтобы мы умели всё. В быту мы обходились без слуг, стирали и готовили на себя сами.
Тапир спросил:
— А скажи, были ли у твоего отца тайные или явные связи с другими женщинами кроме твоей матери?
— Нет, никогда! — сказала Роза. — Он ведь везде, кроме внутренних покоев, находился под охраной, и это бы тут же сообщили моей матери. Кроме того, я знаю, что он ничего такого и не хотел... если выпадало свободное время, он его старался с семьёй проводить.
— Но это противоречит теории тиранов. Для того такие люди и рвутся к власти, чтобы оставить своё семя в как можно большем количестве женщин. Может, он говорил, что занят государственными делами, а на деле по бабам...
— Нет, я знаю, что это не так! Однажды я случайно подслушала их с матерью разговор. Мать говорила, что раз уж она бесплодна, то нужно Асеро взять вторую жену, так как если у Асеро не будет сыновей, то для государства это может обернуться катастрофой, а он сказал, что не может, просто никогда не сможет переспать с другой женщиной. И к тому же неизвестно, кто из них в самом деле стал бесплоден. Я и до того не сомневалась, что мой отец любит мою мать, но тут смогла убедиться в этом напрямую.
— Вроде вы и не врёте, но всё-таки как-то это неправдоподобно выглядит, — сказал старейшина, — чтобы ещё крепкий, здоровый мужчина не рискуя семейным скандалом добровольно предпочитал бы старую жену молодой красотке... Давай уж прямо — за всем этим стояли проблемы с мужской силой?
— До того как твой недостойный сын меня избил, никаких проблем со здоровьем я вообще не знал. Однако вы мне так и не объяснили, считается ли у вас супружеская верность признаком нездоровья?! Я ещё понимаю осуждать меня за жизнь на широкую ногу по вашим меркам, хотя лучше бы осудили жулика Тукана.
— Ладно, Роза, продолжай. Итак, ты говоришь, что тебя отдали Золотому Луку в наложницы.
— Он хотел пограбить имущество без помех, и чтобы я не связывала ему рук, он запер меня в одном из помещений дворца. Он не подумал, что возле окна растёт высокое дерево, и счёл, что я не решусь по нему спуститься, но, спасая свою честь, я была готова на всё. Итак, я спустилась вниз и была свободна. Однако на улице было тоже небезопасно, и я решила пойти к лекарю, который лечим Золотого Шнурка после того, как ему голову разбили. По счастью, там было всё в порядке, так как об этом месте мало кто знал, до них не добрались погромщики. Меня с радостью приняли, и я некоторое время жила там. Лекарь учил меня, как ухаживать за раненым. Оказывается, это целая наука... Вскоре я освоила самое основное, и лекарь мог отлучаться сравнительно надолго, оставляя нас наедине. Я тоже иногда выходила, хотя, наверное, этого не следовало делать. Меня кто-то узнал... Донёс, наверное. И Золотой Лук явился в тот момент, когда лекаря дома не было. Издеваясь, он поставил меня перед страшным выбором — или я отдаюсь ему и иду с ним, или он выколет глаза Золотому Шнурку и обречёт его или на увечье, или на ужасную смерть в мучениях. Когда он нож занёс, у меня от ужаса перехватило горло, и я... я только жестами могла показать, что согласна отдаться. И негодяй совершил своё гнусное дело на глазах у Золотого Шнурка. И это было ему особенно сладко, ведь он знал, что мы с Золотым Шнурком любим друг друга, и... мы думали пожениться, когда он выздоровеет, ведь мне тогда уже четырнадцать будет. Но всё случилось иначе. Золотой Лук увёл меня опозоренной и растоптанной, к тому же онемевшей. Я, правда, могла писать, но в доме Дверного Косяка мне не давали времени и бумаги, чтобы изложить мою историю, как-то им было не до меня, к тому же я боялась, что мне не поверят... А награбленным из дворца вещам там обрадовались, и как-то вопроса не возникло, откуда он это взял.
Старейшина ответил:
— Он сказал, что подобрал всё, что валялось без присмотра. Но после того, что он сделал, он мне не сын. Нельзя поднимать руку на брата, тем более если он беспомощен. Нельзя насиловать ни в чём не повинную девушку.
— Это не девушка, а принцесса, — возразил Тукан.
Мать старейшины возразила:
— А какая, в сущности, разница? Девушка есть девушка, насиловать нельзя никого. Да и её отца нам нельзя обвинить в чём-то заслуживающем смерти. И мы лично виноваты перед ним. Если бы не ты, Дверной Косяк, то не был бы Золотой Лук в охране у Первого Инки, и не случилось бы беды с нашей страной. Так нам ли его судить? Пусть пойдёт к нам, переночует, поужинает... Что до Золотого Лука, то он мне не внук больше.
Асеро видел, как меняется лицо старейшины. Если Асеро станет гостем в их доме, значит, убить лично или выдать на расправу бывшего Сапа Инку станет невозможно. Убить гостя — величайшее бесчестье, даже так себе человек едва ли решится столь страшно опозориться. Значит, старуха пытается его спасти, а старейшина... именно на это не вполне согласен, но перед матерью пасует.
— А если девчонка солгала? — спросил Тапир.
— Нет, я по глазам вижу, что нет. Да когда Золотой Лук вернулся, я увидела глаза убийцы. Когда сооружал петлю, он не знал, что делает её для себя. Я верю словам этой девушки, смерть насильнику!
Асеро обернулся, ища взглядом Золотого Лука, но того и след простыл.
— В любом случае, в мой дом он уже не войдёт, — сказала старуха. — Пошли, там ты будешь в безопасности.
Асеро и Розе ничего не оставалось, как последовать за ней.
Дом старейшины был типичным тавантисуйским домом, хозяйственные постройки и огород во дворе тоже располагались по плану, так что Асеро почти сразу понял, где здесь отхожее место, и направился туда. Облегчиться после такого тяжёлого процесса никак не лишнее, хорошо хоть виселицы избежал.
Что-то изменилось в людях со времён его юности. Они стали какими-то другими. Жадными? Жестокими? Это было верно, но Асеро понимал, что не может ухватить корень проблемы — что-то же сделало их такими! Значит, какую-то важную угрозу он, Асеро, пропустил... И ошибка его глубже, чем просто допуск в страну чужеземцев!
Он уже сделал свои дела и собирался повернуться и выйти, как вдруг сзади кто-то зашёл. "Неужели после всего меня всё-так убьют здесь... да ещё и в таком месте", — с ужасом подумал Асеро, и по спине у него пробежал холодок. Но голос сзади произнёс:
— Не бойся меня, государь, я худого не замышляю, наоборот, хочу тебя спасти. Боюсь, убьют тебя, как моего батю убили.
Асеро обернулся и увидел долговязого юношу лет двадцати. В руках у того не было никакого оружия. Лицо его показалось Асеро смутно знакомым, но...
напрягать сейчас память не было никаких сил. Асеро спросил:
— Ты думаешь, что старейшина...
— Нет, он сам не станет такого делать. Но те могут в его обход тебя прикончить. А он ими так запуган, что потом не станет поднимать шум, может, даже возьмёт на себя вину... Нам наедине поговорить надо. Хотя бы тут в бане рядом.
Асеро последовал за ним. В бане хотя бы можно закрыть дверь на щеколду изнутри. Не очень надёжная защита, но чтобы открыть её снаружи, надо пару минут повозиться, ножик поискать, чтобы поддеть, а это они увидят. Потом обратился к юноше:
— Давай, рассказывай по порядку, как тебя зовут и что там с твоим отцом случилось. Вижу, что тут давно неладные дела творятся, ещё небось до приезда англичан такое было.
— Верно, государь. Давно это уже идёт. Зовут меня Фасолевый Стебель.
— Погоди, припоминаю... Ты у меня когда-то в охране был?
— Да, государь. Я тогда призрака испугался и умом повредился. Я даже не помню, как меня обратно до Куско везли. Думали в лечебницу определить. Позвали моих родителей. А отец настоял, чтобы меня ему домой отдали. Мол, справится он со мной. Первое время я почти не спал, не ел, от любого шороха вздрагивал. Ну и а потом в знакомой обстановке мне как-то легче стало. Стал есть, спать... а однажды утром понял, что хватит мне сиднем сидеть, в доме и на огороде полно работы. Сначала мне нож и прочее такое не доверяли, потом ничего, вроде всё делать стал, совсем выздоровел. Ну и решил отец, что хватит мне с клеймом безумца жить, пусть меня в Куско лекаря осмотрят и выдадут справку, чтобы мне права вернули. Чтобы я и голосовать мог, и жениться, и без опекуна жить. Отцу внуков хотелось. Отец был старейшиной, ему было трудно отлучиться, но было у него в столице ещё одно дело, о котором мало кто знал. Даже в семье он опасался на этот счёт откровенничать передо мной, не хотел впутывать. Я, только ложась спать, через стену иногда слышал обрывки его разговоров с матерью, по ним кое-что понял. Короче, догадался отец, что Тукан с семейкой приворовывает, и хотел его на чистую воду вывести. Можно было и написать в столицу, конечно, но он опасался, что письмо они перехватят, за почту же тот же Тукан и отвечает. Да и вообще самому лично людям Инти про такое сообщить надёжнее будет.
