-Жмотничаешь, да? — ничуть не обиделся парень, — ну и правильно делаешь! А то что-то я увлекся. А про зубцовки эти потом расскажешь, раз ты в теме. Мы с Инной обязательно придем послушать, ей тоже это наверняка интересно будет.
В это время в приоткрытую дверь купе заглянули Вадим и незнакомый им старший лейтенант погранвойск.
-Тоже твои? — негромко спросил он сопровождающего.
-Мои, все согласно списка, — кивнул тот.
-Хорошо, давайте для порядка документы ваши посмотрим, молодые люди, — требовательно сказал пограничник, — со всем остальным сами разбирайтесь.
Он бегло изучил паспорта Андрея и Сергея, сделал отметку в небольшой ведомости, — ну что, вроде все в порядке. Примерно через два часа в Белостоке вас уже поляки досматривать будут. По вашему поводу они предупреждены, но если что не так пойдет, то у вас серьезный документ имеется. Но он чисто для подстраховки, просто так им светить совсем не надо. Он вам на обратном пути, скорее всего, понадобится, когда вы уже назад не пустые поедете.
Он вместе с Вадимом вышел из купе, а вот по лицу Серьги внезапно пробежала довольно злая гримаса.
-Ты чего? — удивился Андрей, — он вроде все по делу сказал.
-Да я не из-за этого, — махнул рукой парень, — меня всегда так корежит, когда кто-то про Белосток упоминает. У меня отец оттуда родом, он там и воевал, кстати. Вместе с двумя дядьками. Их в местном военкомате и призвали в сорок первом. Дядя Леша там и погиб, на третий день войны, а другой дядька в плен попал, три года по лагерям мыкался, пока наши его не освободили. А потом на пять лет поехал в Воркуту уголек рубить с ярлыком "изменник родины". Потом с него все обвинения сняли, конечно, но здоровье он себе там конкретно подорвал. Но дело не в этом. Вот скажи мне Андрей, за какие такие заслуги мы наши белорусские земли полякам подарили? Наши ведь это земли, не немецкие! А теперь они на нас снова криво смотрят, уж я-то их породу хорошо изучить успел.
Там же чуть позже.
-Пирожки мама пекла или бабушка? — спросила Андрея Инна, откусывая небольшой кусочек и с удовольствием запивая его ароматным чаем.
-Те, которые с капустой, а также с рисом и яйцом, мамина работа, — невольно улыбнулся парень, — а вот то, что ты сейчас ешь, это мне Томка сюрприз сделала.
-Неужели сама испекла? — удивилась девушка, — на нее это совсем не похоже.
-Скажешь тоже, сама, — фыркнул Андрей, — у нее для этого бабушка имеется. Это она к празднику испекла, а Тома мне решила свою долю отдать. Так как она снова за свою фигуру запереживала.
Он ожидал от друзей подколок на тему, куда там Афанасьевой младшей худеть, но Инна вдруг совершенно серьезно кивнула.
-Это она правильно поступила, — заявила девушка, — за фигурой надо следить. Чуть увлекся, особенно булочками или пирожками, и у тебя уже пара лишних килограмм. А сбросить их потом, ох как непросто.
-Давай сюда, — тут же нахально заявил Серьга, ловко выхватывая пирожок с повидлом у нее из рук. Быстро откусил довольно большой кусок, но оставшуюся часть честно вернул обратно, — с такой малости точно не растолстеешь!
-В этом он весь, — абсолютно спокойно прореагировала на его выходку Инна и, повернувшись к Соколову, спросила, — мне Серёга сказал, что ты про милькинские зубцовки что-то знаешь? Почему они так ценятся. Самуил Яковлевич почему-то не стал про это распространяться.
-Корпоративная этика потому что, — пояснил Андрей, поудобней устраиваясь в уютном кресле у окна.
Инна в это время доела пирожок, аккуратно вытерла салфеткой не только свои губы, но и испачканный повидлом рот мужа, а потом склонила голову тому на плечо. Сергей с готовностью принял ее в свои объятья. Соколов с лёгкой завистью посмотрел на них и начал неторопливый рассказ.
-История эта началась ещё в тридцатые годы, на московской фабрике Гознака, где тогда печатались знаки почтовой оплаты, в просторечии марки, — тихо вещал он, — оборудование было изношенное, перфораторы для нанесения зубцов на марки довольно часто ломались. И получалось, что большая часть тиража печаталась на одной машине, а остаток на другой. Или ещё интересней, зубцы на пробные марки набивались в лаборатории, а основной тираж — на машинах непосредственно на производстве. То есть миллион марок имел одну перфорацию, а тысяча совершенно другую. И вот именно эта тысяча стала предметом вожделения филателистов не только у нас в стране, но и в мире. Но коллекционеров гораздо больше чем таких марок. И цены на них взлетели до небес. К примеру, пятнадцатикопеечная марка 1932 года с изображением дирижабля была издана тиражом в семьсот пятьдесят тысяч экземпляров. И сейчас цена на нее в районе трёх рублей. А вот марка из так называемого сигнального листа с более крупным зубом стоит почти в пятьсот раз дороже. И ее ещё найти крайне непросто.
-Не понял, — удивился Сергей, — что за ерунда? То есть одна марка отличается от другой только зубчиками и стоит полторы тысячи. Нет, Андрей, похоже, ты заливаешь!
-Я сама в это поначалу не поверила, — тихонько шевельнулось в его руках девушка, — но мне потом в музее Попова это подтвердили. Там есть почти все эти редкости. И их оценочная стоимость там тоже имеется. Но не на милькинские зубцовки.
-Потому что они неофициальные, якобы, — пояснил Соколов, — я же говорю, корпоративная этика. Делали их на Гознаке, это точно известно. А вот как, никто точно не знает. Следствие на тормозах все спустило. Самого товарища Милькина, заслуженного филателиста, кстати, посадили. Как основного выгодоприобретателя. Начальника смены уволили. А вот дальше началось самое интересное. За этими марками настоящая охота началась. И почему-то они оказались в коллекциях весьма непростых людей, например, у заместителя министра путей сообщения или у секретаря Московского горкома партии. У твоего Самуила Яковлевича они тоже имеются. Кстати, на будущее, имей в виду. Понадобится консультация на эту тему — смело обращайся. Мы с Николаевым с удовольствием тебе поможем. И не только с марками.
Как и предполагал пограничник, проверка в Белостоке для пассажиров этого вагона оказалась чисто формальной. Гораздо дольше польские "жолнежи" шмонали два последних или как модно сейчас говорить "крайних" вагона, которые находились в хвосте состава и в которых ехали пассажиры, конечным пунктом которых значилась Варшава. Но все проходит, прошло и это. И вскоре поезд прибыл на станцию Кузница, где должна была произойти замена колёсных пар состава. Процесс оказался весьма не быстрым, из вагонов никого не выпускали, чтобы никого случайно не задавило. В общем, почти полтора часа на этой маленькой станции они проторчали. Инна с Сергеем ушли к себе в купе, Вадим залез на верхнюю полку и демонстративно задремал. Андрей улыбнулся и решил последовать его примеру. Уселся в кресло у окна и начал потихоньку медитировать. Перед его глазами привычно поплыли различные математические символы, которые то выстраивались в стройные ряды, то вдруг принимали самые причудливые формы, образуя хитрые переплетения в многомерных пространствах.
-Ну, вот и теорема Пуанкаре у меня почти на выходе, — мысленно улыбнулся он, — причем на этот раз я сам все делаю, не залезая в головы великих математиков будущего. Надо только по приезду домой Григория Перельмана к этому процессу подключить. Ну и что, что он ещё семиклассник. Сергей говорит, что голова у него светлая. Так что, глядишь, к весне мы с ними совместными усилиями и ещё одну Великую теорему осилим.
Из этого состояния его вывел шорох открывающейся двери и мягкий толчок плавно тронувшегося поезда. В дверях снова появилась Инна.
-Ну, что пойдем в гости? — улыбнулась она, — если да, то берём Сергея и двигаемся в соседний вагон. Там твоя одноклассница едет, не забыл про нее? Пока вы все пирожки не съели, надо девочку сюда пригласить. Пусть поглядит, в какой роскоши ты едешь. Да и в душ ей было бы неплохо сходить, а то у них в вагоне ничего подобного нет.
Пройдя через небольшой тамбур, Андрей с друзьями оказался в соседнем вагоне. Прошли по узенькому коридорчику и остановилось возле третьего купе. Сдвижная дверь его была приоткрыта. Ира Родина сидела у окна и слегка бездумно оглядывалась в проплывающие мимо пейзажи.
-И чего мы там такого интересного увидели? — довольно громко спросил Соколов, и решительно шагнул внутрь купе.
На него с любопытством уставились еще две пары глаз. Одни, смотревшие со средней полки, принадлежали длинноногой шатенке в красном спортивном костюме с эмблемой "Спартак" на довольно аппетитной груди. Другие — черноглазой темноволосой девчушке вряд ли старше четырнадцати лет.
-Привет, Дюша, — повернулась к нему Ирина, — что-то ты не слишком торопился меня проведать. Я жду, жду, а тебя все нет и нет.
-Ага, скажи ещё, что всю ночь глаз не сомкнула, меня ожидаючи, — рассмеялся Андрей, — мы же целых два дня не виделись.
-Так, — раздался строгий женский голос, — что тут делают посторонние?
-Да какие же мы посторонние, Ирина Леонидовна? — весело ответила ей Инна.
-Надо же, Ковалева, — удивилась женщина, — а ты откуда здесь? Тоже в ГДР едешь? По турпутевке?
-По работе, — улыбнулась девушка, — и я уже год как Добрынина. А это мой муж Сергей. Ну а мальчика в купе вы и сами прекрасно знаете. Он пришел сюда свою одноклассницу проведать. И в гости к нам пригласить, в первый вагон.
-Это же за какие заслуги, тебя в СВ возят? — прищурилась руководительница ансамбля, — муж твой на генерала совсем не похож.
Но тут взгляд ее упал на Соколова.
-А вот теперь мне все понятно, — усмехнулась она, — сопровождаете звезду голубого экрана. Видела я его выступление по телевизору неделю назад. Как ты там выразился, Андрей Владимирович — за бугром живут богаче и жирнее? А мы радостнее и веселее? Это надо же было с официальной трибуны такое ляпнуть! Нет, я понимаю, конечно, что ты у нас гениальный математик, но свою учительницу русского языка вместе с директором школы ты просто порадовал!
-Ой, — тихо воскликнула чернявая девочка, — а ведь действительно, Андрей Соколов. Как я вас сразу не узнала!
-Так, Ира, — в лёгкой панике воскликнул Андрей, — ноги в руки и бегом отсюда. Иначе мы здесь сейчас надолго застрянем.
-Э нет, — шатенка изящным движением соскользнула со своей полки, — от меня так просто никто не уходил.
И она загородила своими изящными, но при этом весьма внушительными формами выход из купе. На шум из соседних дверей начали выглядывать и другие участники ансамбля. И Соколов точно бы попал, если бы не Инна. Она нагнулась к самому уху шатенки и тихо шепнула, — девушка, а вы не желаете принять душ? Если да, то просто кивните!
Ошеломленная таким чисто иезуитским вопросом та судорожно мотнула головой.
-Тогда сейчас выпускаем Андрея и Ирину, пусть они и Сергей сейчас уходят огородами, — продолжила свой монолог Добрынина, — а я с Ириной Леонидовной здесь пока посижу. Нам есть что вспомнить и о чем поговорить. Мы же почти четыре года не виделись. А потом я тебя к нам в вагон провожу.
-А мне можно будет с вами пойти? — робко спросила третья девушка из купе, просительно глядя на Инну и свою руководительницу.
-Можно, — махнула рукой Ирина Леонидовна, — заодно и за Ольгой вместе с Ириной присмотрите. А то знаю я ее. Вечно найдет на свою пятую точку приключения.
Андрей тихо усмехнулся про себя. Пятая точка девушки, плотно обтянутая красным трико действительно притягивала взгляд. Как, впрочем, и бюст почти четвертого размера.
Понедельник 6 ноября. Берлин. Раннее утро.
На советском вокзале Вюнсдорфа пассажирам прицепных вагонов, следующих в Дрезден, ждать отправления пришлось довольно долго. Пока вышли из поезда советские граждане, ехавшие в Берлин, пока от основного состава отцепили два вагона, пока маленький маневровый тепловозик подтащил их к поезду Берлин-Дрезден. В общем, времени прошло немало. Зато, когда состав, наконец, тронулся, по вагону прошла информация, что через полчаса у заместителя руководителя делегации можно будет получить командировочные плюс обменять положенную сумму советских рублей на местную валюту.
-Значит, всё-таки пойдешь на конфликт? — пристально посмотрел на Андрея Цейтин, — может не стоит этого делать? Как бы чего плохого не вышло!
-Дьявол, он именно в мелочах, — глядя ему прямо в глаза ответил ему парень, — один раз подобное сойдёт товарищу с рук, другой, глядишь, он и дальше всегда так поступать будет. А мы потом удивляемся, откуда что берется! Да оттуда и берется, что связываться не хотим! Как бы чего не вышло! — передразнил он Григория Самуиловича.
-Ты пойми, Гриша, мне он ничего сделать не сможет, руки коротки, — уже более спокойно пояснил парень, — нажалуется Владимиру Яковлевичу, ему же хуже будет. Вряд ли товарищ Ходырев такой мелочевкой занимается, скорее всего, это личная инициатива гражданина Пузырева и мадам Грицацуевой.
-Как ты ее назвал? — рассмеялся Цейтин, — а что, похожа!
-Ты бы, Гриша, коллег своих предупредил, чтобы они меня первым в кассу пропустили, — вкрадчивым голосом произнес парень, — глядишь, и без большого скандала обойдёмся!
-Это мы организуем, — кивнул тот и быстро вышел из купе.
-Уверен, что все правильно делаешь? — довольно жёстко посмотрел на Андрея Вадим.
-Приказы не обсуждаются, приказы выполняются, — пожал плечами Соколов, — мы эту ситуацию ещё в Ленинграде прогнозировали. Оказывается, не ошиблись.
Тот же вагон. Примерно полчаса спустя.
-Молодым, везде у нас дорога, — тихонечко напевая себе под нос, Андрей зашёл в купе, где товарищ Пузырев должен был вручить положенные ему деньги.
-Так, — произнес мужчина, сидящий в кресле за столиком у окна, — паспорт давай.
Он взял из рук парня документ и отдал его монументальной даме, которая старательно занесла паспортные данные Соколова в платежную ведомость.
-К обмену разрешено шестьдесят рублей, — невыразительным голосом произнес Пузырев, — деньги с собой?
-Почему шестьдесят? — точно таким же голосом спросил его Андрей, — у нас же не турпоездка.
Мужчина медленно повернул голову в сторону парня. На его слегка обрюзгшем лице появилось выражение неподдельного удивления.
-Не надо нарушать порядок, молодой человек, — строгим голосом произнесла сидящая за столом женщина, — мы лучше вас знаем, сколько и кому положено для обмена. Не хотите менять, не надо. Получите ваши командировочные, распишитесь и можете быть свободны. Не задерживайте очередь.
-И сколько вы мне командировочных от щедрот своих начислили? — в голосе Андрея появилась лёгкая усмешка, — неужели все двести пятнадцать марок? И, кстати, очереди никакой нет. У нас до Дрездена ещё уйма времени.
-Так, — в голосе Пузырева отчётливо просквозил холодок, — ждите меня здесь. Я скоро вернусь.
Он встал и быстро вышел из купе.
-Нарываешься? Ну-ну. Как бы пожалеть, потом не пришлось, — тихо сказала женщина.
-А не надо нарушать, — совершенно безмятежным голосом ответил ей Соколов, — и во всем надо знать меру. Глядишь, все бы гладко и прошло. И волки были бы сыты и овцы целы.
