Он не помнил, как очутился здесь. Он погружался в беспросветную бездну, бессильный бороться с мощью подземной реки, задыхался... И вдруг он оказался здесь, лежащий на обжигающе-холодном камне, точно под центром смерча, во мраке, который странным образом не мешал видеть все вокруг.
Сон. Галлюцинация. Наведенные "котами" видения — первое, про что подумал. Но почему-то ему не верилось в такое объяснение, пускай оно и отвечало на все вопросы. Странное чувство не оставляло Джеймса: это место выглядело и ощущалось слишком чужим и слишком реальным. Ничего подобного он не испытывал во время сна-видения в тэш'шском существе-коконе, даже на вершине каменного столба-зиккурата, когда с ним говорил его двойник.
В глубине души вновь возникла волна гнева и раздражения. Он устал от творящихся странностей, устал не понимать, что за странные вещи он видит во снах, устал пугаться неизвестного. Слабый отблеск того чувства, с которым он крушил о стену в тоннеле вырванную из головы гиацинтовую тварь, полыхнул в нем, но, к сожалению, здесь не было ни стены, ни твари, на которых можно бы выместить обжигающую не хуже холодной поверхности под ногами ярость.
И, точно услышав его мысли, что-то изменилось вокруг.
Равнина и темнота сдвинулись — никак иначе описать это Джеймс не мог. Все осталось на месте, и в то же время стало другим — у юноши не нашлось слов, чтобы описать происходившее. Он как бы оказался на пути могучего потока, который пронесся сквозь него, заполнив все тело приятным, умиротворяющим теплом. Не удержавшись, Джеймс упал на обсидиановую поверхность — и увидел, как она стремительно становится прозрачной, и покрывается бесчисленными росчерками трещин. Ни одной крупной среди них не было, самая большая не превышала пяти сантиметров, но их было очень много. И почти не было пересекающихся: трещины шли во всех направлениях, иногда целыми пучками буквально в миллиметре друг от друга, но действительно соединившихся он мог насчитать с полдюжины, не больше.
Там, где кожа Джеймса касалась ставшего прозрачным камня, трещины начали светиться тускло-багровым светом, сперва слабо, затем все сильнее и сильнее, пока алые зазубренные полоски не стали слепить глаза. Но Джеймс удостоил происходящее с ними одним лишь взглядом, даже позабыв подняться с ледяной поверхности. Все внимание приковало то, что скрывал до сего мига обсидиановый щит.
Черная как смоль и густая масса непонятно чего билась снизу в отделявшую Джеймса от нее преграду. Насколько хватало глаз, везде повторялось одно и то же: черное нечто отступает ненамного, собираясь в тугой кулак, и стремительно рвется ввысь, врезаясь в ставший прозрачным камень. И хоть Джеймсом и беснующийся черный океан разделяла изрядной толщины преграда, от каждого удара перехватывало дух, а сама преграда казалась тонкой как лист бумаги.
Только что Джеймс думал о силе исполинского смерча над ним, а теперь увидел нечто, рядом с которым мощь вихря блекла. Темный прилив монотонно бил и бил в камень, и с каждым ударом росли трещины. По микрону, очень медленно, но однажды их хватит, чтобы с очередным приступом антрацитового океана преграда рухнула.
Чужое присутствие он ощутил за миг до того, как услышал первый звук здесь: низкий раскатисто выговаривающий окончания голос с вполне узнаваемым "рыкающим" акцентом.
— Хорошо, что нашел дорогу сюда. Времени мало.
Вскочив на ноги, Джеймс оказался лицом к лицу с говорившим. Он и сам не предполагал, кого увидит: опять двойника, размытую тень или тэш'ша, но, когда остановил взгляд на незнакомце, инстинктивно отпрыгнул назад на пару шагов.
Наверное, все же это был тэш'ша — общие очертания и массивность фигуры говорили сами за себя. Но ничего более разглядеть не получалось: темный силуэт, окутанный текучей, беспрерывно меняющейся тьмой. И, как ни странно это звучало, в самой тьме двигались множество сверкающих белых искр, но они совершенно не давали света. Наоборот, там, где оказывались искры, мрак еще больше сгущался, словно обволакивая холодное свечение, приглушая его режущую глаза яркость.
И это все — в кажущемся сгустком растертых в пыль выгоревших углей силуэте больше ничего разглядеть не получалось. Ни глаз, ни рта, ни одежды. Ничего.
Позади фигуры виднелась еще одна. Но если первая спокойно стояла перед Джеймсом, то вторая, сжавшись в три погибели, безуспешно билась в коконе черноты, как муха в паутине. Так же обреченно, так же отчаянно.
И снова Джеймс чувствовал некую разницу со сном-видением, с двойником на вершине скалы. В чем она заключалась, сказать не мог, но эта разница была. Почему-то юноша не сомневался, что окружавшее его не было сконструированной котами иллюзией, равно как не было обычным сном-кошмаром или бредом.
Чем на самом деле оно было — Джеймс полагал, что ему совсем не хочется узнавать это.
— Ты тэш'ша? — хрипло спросил первое, что пришло на ум Джеймс.
Темная фигура сделала странное движение, как бы пытаясь по-человечески пожать плечами.
— Был. Раньше. Неважно. Время почти вышло.
— У кого?
— У всех. У нас. У тех, кого мы должны спасти.
— Мы? — недоверчиво и сердито переспросил Джеймс. — Я не собираюсь помогать тебе. Я не буду!..
— Ты можешь отрицать неизбежное, но это ничего не изменит, — рука поднялась, указывая в горловину смерча. — Взгляни.
Джеймс поднял взгляд и увидел, как далеко вверху, посреди воронки вихря загорелась одинокая звезда, сверкающая все тем же холодным светом, что и искры в черной фигуре. Появилась — и начала падать внутри смерча, устремившись, казалось, точно на Джеймса.
— Время почти вышло, — повторил опять чужой голос. Фигура опустила руку и указала на Джеймса. — Мы идем на Изольду. Мы скоро будем. Сделай нам всем одолжение — постарайся не умереть.
Звезда полыхающим мертвенным светом болидом рухнула на Джеймса. И равнина, фигура, смерч, темнота и бездонный океан под ними исчезли во всепоглощающей вспышке...
Вспышки и круги мелькали перед глазами, когда он пришел в себя.
Вода весело урчала, прижимая Джеймса к камням, но уже не грозила захлестнуть с головой. Хлопья пены летели в лицо, стылый ветер холодил мокрую голову, шею и, через промокшую насквозь накидку, тело.
Воздух был холодным и странно-горьким, но самое главное — свежим. По сравнению с тяжелым, жарким и местами тошнотворным смрадом пещер, гудящему над клокочущей водой сквозняку юноша обрадовался как лучшему другу.
Мало что сохранилось в памяти после того, как взбесившаяся вода, зажатая сузившимся руслом, потянула его в глубину. Он боролся, сумел зацепиться за какой-то выступ, едва не сломав ногти, — но слишком неравны оказались силы: мускулы, с не проходившей в них после падения слабостью и дрожью, проиграли напору подземной реки. Дальше... дальше был раздирающий грудь огонь от нехватки воздуха, стремительный полет в черной толще воды, отсутствие даже намека на то, где верх, где низ...
И равнина, над которой кружился исполинский смерч. Фигура, сотканная из тьмы. Звезда, падающая на него.
И снова журчание воды вокруг. Узкая, насколько хватало света от кратких сполохов молний, не то пещера, не то просто вытянутая трещина, достаточно широкая в том месте, где нашла себе выход река, чтобы протиснуться измученному человеку. Что Джеймс и сделал, как только решил, что сможет пройти по краю, где напор воды был не столь силен.
Поток срывался с края и с шумом падал вниз, образовав небольшой водопад. Двойная вспышка разорвала темноту, оглушительный треск грома отозвался звоном в ушах — и Джеймс с радостью увидел, что трещина заканчивается на высоте метров семи от земли. Скользко, неудобно, и чувствует себя плохо — но будь он проклят, если не одолеет эти несчастные метры.
Но пока он стоял на краю, с наслаждением подставив лицо холодному ветру, не обращая внимания на поднимающуюся порой до колен воду, и смотрел, как бесчисленные молнии полосуют сплошной покров туч, закрывших небо.
Глава 2. Перед бурей.
* Система Авалон, планета Изольда, место крушения "Кракена". Тридцать четыре часа до прибытия Рилл-саррата.
...солнце — так похожее не земное — неторопливо спускалось к горизонту. Девочка смотрела с веранды на темно-бордовые клумбы физали и силли [декоративные цветы с Фурсана, широко распространенные в Конфедерации; отличительная черта обоих пород — способность менять окраску лепестков в зависимости от окружающих условий].
— А ты все равно пропустишь самое интересное, — пробубнил под нос — так чтоб она обязательно услышала — мальчуган на софе у стены, складывающий помятый листок в крохотного журавлика. Даже если не обращать внимания на рыжие волосы того же оттенка, что локоны девочки, то любому хватало одного взгляда на их лица и понять, что видит брата и сестру. Поправив загнувшееся "не туда" крыло журавля, он хитро глянул на нее. — В ваших лесах и пещерах проскучаете.
— А вы проскучаете, пялясь на небо, — парировала девочка. Двухнедельный поход, организованный школьным биологом — у которого она который год ходила в любимицах и лучших ученицах, — интересовал девочку гораздо больше, чем прибытие первого крупного лайнера в колонию. Раньше до Хайдеката добирались исключительно с помощью транспортных модулей от транспортного узла на Церере, но с месяц назад на двух соседних прыжковых воротах начались ремонтные работы и корабли все чаще стали летать через их систему. Пока самым крупным был грузовой транспорт, однажды золотистой искоркой промелькнувший в небе, но совсем недавно кто-то узнал, что через систему пройдет один из новейших — и крупнейших — лайнеров. И даже задержится на орбите Хайдеката: никто не говорил детям почему, но им и не требовалось — возможность полюбоваться на первый лайнер привела всех в восторг.
Жанна не слишком печалилась, что она этот знаменательный и необыкновенно важный момент пропустит. Профессор обещал показать им подземное озеро с какой-то замечательной светящейся фауной, обитающей на мелководье, а потом они собирались побродить в отрогах Туманных гор. Прошлый поход — Жанне тогда пришлось пропустить его — закончился тем, что нашли какого-то отвратительного на вид зверька, отчасти похожего на крота, отчасти — на здоровенную крысу. Как оказалось — почти случайно нашли новый, ранее неизвестный вид грызуна. И, пускай пользы от него было ни на грош, все участники того похода с полгода ходили гоголем.
Брат фыркнул, но ничего не сказал на ее шпильку — слишком был занят, завершая журавля. Жанна полагала, что если бы у него был выбор — он тоже бы отправился с сестрой, благо не раз после ее возвращения со школьных походов намекал, что с ним им повезло бы больше. Мама в ответ только улыбалась, а Жанна обычно говорила, что он слишком маленький. На следовавший тут же справедливый вопль "всего на два года младше" уже улыбались они вместе.
— Вот увидишь, — законченный журавлик забавно покачнулся на столе, но устоял. Брат гордо оглядел свое творение, повернул его клювом к сестре и забавно задрал нос. — Вернетесь — и будете страшно завидовать, что не видели, как прилетела "Звезда"...
"Бип-бип-бип..." — назойливый писк системы жизнеобеспечения сьютера вторгался в полузабытье, не давая соскользнуть в беспамятство. Вместе с писком о себе напоминали тревожные сообщения визора, тупая боль ломала спину, шею, голову — господи, да болело везде...
Но едва ли все это могло сравниться с опустошающим чувством потери, свирепо терзающим душу. Она полагала — надеялась, — что надежно погребла эту боль, это горе в глубинах памяти, заставила себя забыть, отстраниться... пока проклятые мохнатые твари своими фокусами не вытащили все на свет, стряхнули пыль с воспоминаний и с улыбкой ткнули ее носом в собственное прошлое.
Жанна встряхнулась, осознав, что умудрилась на пару минут потерять сознание. Ничего удивительного: страшная встряска аварийной посадки "Кракена" до сих пор давала о себе знать. Визор с самого начала диагностировал легкое сотрясение мозга, настоятельно рекомендуя длительный отдых. То же советовал медицинский сканер кибердока. У девушки эти выводы вызвали нервный смешок: длительный отдых в их условиях вполне мог стать вечным. Она отлично понимала, что долго насиловать собственный организм стимуляторами не выйдет — и краткосрочный обморок буквально на ровном месте лучшее тому подтверждение. Но выбора не было: ни у нее, ни у Шонта.
Смахнула с обзорной пластины шлема пыль и быстро осмотрелась. Ничего кроме пылевых смерчей, гудящих над трещинами в высохшей земле и вывороченном грунте. Жанна не рисковала пока ни снимать шлем, ни даже использовать кислородные фильтры сьютера: поднятые взрывом частицы сажи и пепла все еще носились в воздухе, а сходившие с ума воздушные потоки добавляли к этому изрядную толику песка и каменной крошки. Воздуха ей с Джоном должно хватить на пару-тройку часов, а там видно будет. Она все же надеялась, что вечно эта черно-коричневая туча висеть здесь не будет, а когда склоны и камни остынут — исчезнут и смерчи. Мало того, что дышать в такой атмосфере рискнул бы самоубийца, но и видимость оставляла желать лучшего.
Облака в небе с каждой минутой становились все темнее и гуще, превращая день в серые сумерки. И с этим Жанна так же ничего поделать не могла: взрыв на плато поднял ввысь прорву измельченной породы, взметнул кубометры сажи от сгоревших лесов. Вот почему Жанна рискнула оставить Шонта у обломков "Кракена", а сама отправилась к источнику широкого плюмажа дыма, безостановочно ввинчивающегося в темнеющее небо, раздираемого ветром на черные лоскутья.
Тэш'шский транспортник — до него руки дошли не сразу. Сперва пришла в себя, потом занималась напарником, спасала из-под обломков сколь бы то полезные вещи. Хотелось верить, что проклятые "коты" передохли во время катастрофы, но служба на "Гетмане Хмельницком" отучила от привычки полагаться на случай. Тэш'ша, к сожалению, просто так редко когда умирали.
Жанна перепрыгнула через чересчур широкий вал земли, чтобы его обходить, пробежала по испещренному трещинами ровному участку — и выглянула из-за края глыбы размером с три-четыре "Кракена". Рейкер угрюмо гудел, готовый в любой миг послать в цель поток "шипов" — "Бурю" оказавшуюся в уцелевшем после катастрофы аварийном комплекте Жанна решила не брать, предпочтя старую добрую "Иволгу".
