Во время той операции Соломин и увидел в первый раз теорию в действии. Бельгийские десантники, большая часть которых была выходцами с этой самой планеты, пленных расстреливали, причем поголовно, а так называемых полевых командиров давили асфальтовыми катками. Шансы на суд имели только те, кто сдался добровольно, и первыми, убедившись, что война пошла на уничтожение, сдались главари бунтовщиков. А всего-то двоих из них и запихнули в бочки да подвесили над огнем... Остальные главари сломались сразу — видать, не были готовы к тому, что достаточно толерантные и доброжелательные бельгийцы спят и видят, как бы именно их запытать до смерти.
Ну, сдавшихся, кстати, и впрямь судили. И присудили им смертную казнь. Поголовно, независимо от пола и возраста. Кто-то за рубежом, да и в самой Бельгии, на незатронутых войной территориях, кричал о геноциде, особенно когда на других планетах бельгийцы гетто тоже зачистили, так сказать, во избежание, но дальше слов у правозащитников дело не пошло. На защитников прав животных посмотрели, покрутили пальцем у виска и... продолжили зачистку.
Вот тогда-то, глядя на творившееся внизу, лейтенант Соломин и усвоил для себя простую истину: вовремя примененные и точно дозируемые жестокость и страх способны предотвратить большую кровь. И бить надо не по рядовым исполнителям, а по тем, кто обладает реальной властью. Именно этим контр-адмирал Соломин в меру сил и умения сейчас и занимался.
Как и ожидалось, турецкий губернатор очень быстро проникся мыслью о том, что его дальнейшая судьба накрепко увязана со скоростью и полнотой исполнения требования русских. Даже уши отрезать не пришлось. В общем-то, кстати, и не собирались, зато озвучили эту мысль в красках, отчего смуглое лицо турка моментально побледнело, и он едва не упал в обморок. Слабоват оказался мужик, слабоват, и гордый вид перед допросом ничуть ему на помог. Обделался даже... Ну, ничего удивительного, у Соломина при разговоре оппоненты могли не только обделаться, но и просто умереть.
В общем, очень скоро стороны пришли к полному взаимопониманию и согласию. Проще говоря, пиратам отдадут все, что они пожелают, а те не станут устраивать массовый геноцид и глобальные разрушения. Вот только сколько они могут пожелать, турки не знали, а узнав, охренели.
Сквозь сеть турецких постов, к Новой Османии демонстративно неторопливо прошел целый караван транспортных кораблей. А те, кто на этих постах служил, сидели тихонечко и боялись лишний раз рот открыть — с "Эскалибура" всем уже было направлено короткое и емкое послание, в котором озвучивалась всего одна идея: если что — то сразу. Что шутить с ними никто не собирается, турки сообразили моментально, и сделали правильные выводы. В данном конкретном случае для здоровья было полезнее спрятаться и не дышать, не пытаясь мешать русским делать, что хотят, чем героически умереть под градом снарядов с пиратского крейсера. Правда, будь на месте турок русские, их бы это не остановило.
Несколько часов спустя корабли легли на орбиту Новой Османии. Предстояла работа. Туркам еще предстояло удивиться тому, как, оказывается, много у них можно было взять и насколько быстро пираты умеют грабить. И то, с какой эффективностью пираты могут их, турок, заставить работать, местных тоже удивило. А всего-то и надо было притащить пулеметы да расстрелять тех, кто медленно двигался.
В общем, планета была ограблена с рекордной скоростью, ограниченной, в основном, мощностями ее порта. Двое суток спустя Соломин вежливо попрощался со все еще опасливо поглядывающим на него губернатором, после чего его корабли покинули орбиту. Турки вздохнули спокойно — для этой планеты кошмар закончился. Правда, русские пообещали, если что, еще заглянуть на огонек, но все понимали, что это вряд ли — все самое ценное было уже вывезено. Наивные, они не подумали о том, что визит можно провести и не завтра, а, скажем, через год. Или через десять, когда они вновь жирком обрастут. Соломин, кстати, так и собирался сделать, ибо ограбить конкурента, по его мнению, было делом вполне достойным. В конце концов, турки, когда были в силе, Россию грабили, не стесняясь, да и не только турки. Так что сейчас абсолютно любые действия, как считали русские, против кого бы они не были направлены, являлись всего лишь формой получения долгов и процентов по ним. Очень удобное, кстати, мировоззрение и, при наличии самых мощных в обозримом пространстве армии и флота, абсолютно оправданное. У Соломина за спиной, конечно, не стояла сейчас Российская империя, во всяком случае, явно, однако из-за такой мелочи изменять взгляд на жизнь он не собирался. Раз он оказался сильнее турок — значит, они будут ему платить. Если кто-то будет сильнее его — значит, он должен стать еще сильнее и все равно заставить платить. Примитивно, конечно, зато жизненно. А главное, другого варианта Соломин просто не видел — по плану, необходимо было сильное и агрессивное государство, и сделать это надо было очень быстро, так что побоку мораль, да здравствуют пушки.
В общем, прошло двое суток — и пиратские транспортные корабли уже снимались с орбиты, а Соломин, вежливо распрощавшись с губернатором, вернулся на борт "Эскалибура". Вот только транспортные корабли были загружены едва на три четверти, а значит, рейд продолжался.
На Большой Анталии уже были наслышаны о Соломине и о том, что русские пираты получат, что захотят, при любых раскладах. Нельзя сказать, что турки поступили доблестно, но они, хотя бы, поступили разумно. Единственная орбитальная крепость не оказала сопротивления, а администрация планеты еще до того, как "Эскалибур" подошел к планете, послала Соломину запрос, что он с них хотел бы получить. В общем, в данном конкретном случае репутация оказалась едва ли не действеннее пушек, и очень скоро перегруженные транспорты, подобно обожравшимся китам, взяли курс на Новый Амстердам, а ограбленные, но живые турки наверняка бессильно матерились и потрясали кулаками им вслед. А может, благодарили аллаха за то, что живыми остались — Соломин об этом как-то не задумывался. "Эскалибур" внушительно шел позади каравана, демонстрируя всем и всяческим любителям легкой наживы, что лучше им держаться подальше. Те и не совались, хотя несколько раз на радарах появлялись силуэты чужих кораблей. Караван — лакомый кусочек, но связываться с русским линейным крейсером — нет уж, увольте. До порта назначения они добрались без помех, и были в очередной раз встречены, как герои.
Однако Соломин не обольщался. Первый, краткосрочный успех — это, конечно, здорово. Есть теперь, на что поднимать промышленность, содержать армию и флот... Вот только сумеет ли он воспользоваться всем этим было совершенно непонятно. Точнее, воспользоваться-то сумеет — вошедший во вкус административного руководства Джораев моментально спланировал, куда и как лучше продать трофеи и во что с максимальной отдачей вложить деньги. Вот только до трат надо было еще дожить. Соломин не сомневался — у турок просто обязан был быть покровитель, иначе хрен бы они чего достигли. И этот покровитель наверняка вмешается просто потому, что Соломин своим рейдом отнял, в том числе, и его деньги. А ведь есть еще и моральная сторона вопроса, плюс оплеуха имиджу... Любая щука должна понимать, что если ее сегодня ерш по морде хвостом шлепнул и она его не сожрала, то завтра ее уже караси засмеют, а послезавтра мальки съедят. В общем, что их будут давить, и очень скоро, для Соломина было ясно.
К сожалению, опасения подтвердились. Меньше чем через неделю после возвращения радары дальнего обнаружения засекли на подходе внушительную эскадру — шесть линейных кораблей, два авианосца, шесть крейсеров и десяток эсминцев. Состав эскадры, правда, выяснилось не сразу, а только после того, как все четыре боеспособных корабля Соломина вышли им навстречу, но сути не меняло — сражаться надо было при любых раскладах. Хорошо еще, что и "Альбатрос", и эсминцы вернулись из своих рейдов раньше "Эскалибура", а то в одиночку линейному крейсеру пришлось бы плохо.
Вообще, один раз подобную эскадру они уже били. Разница была в том, что, во-первых, сейчас в составе вражеской эскадры шли авианосцы, во-вторых, линкоры были из новых серий, и, в-третьих, командовали ими наверняка не полуварвары-турки, а вполне себе европейцы либо американцы. И те, и другие — белая раса, наверняка хорошо подготовлены и умеют сражаться. В общем, дело обещало быть жарким. А главное, нельзя было никого звать на помощь — первую битву кровь из носу требовалось выиграть самим, иначе авторитет придется зарабатывать десятилетиями. Он же нужен был молодому государству сразу, ждать и рассусоливать времени не было.
Когда, достаточно сблизившись, смогли определить состав и принадлежность вражеской эскадры, Соломин присвистнул. Французы... Эта фашистская мразь опять решила влезть в авантюру. Корабли не имели опознавательных знаков, но идентифицировать авианосцы типа "Шарль де Голль" не представляло сложностей, а эти корабли Франция не продавала никому. Кстати, почему, интересно? Не столь уж и выдающиеся корабли, надо сказать, у тех же немцев или американцев, не говоря уж о Российской империи, авианосца были куда как лучше.
Но, тем не менее, на каждом из этих авианосцев могло быть от сорока до пятидесяти ботов разных классов. Соответственно, если попасть под их удар, проблем будет масса. Хорошо еще, что собственных гиперприводов большая часть ботов не имеет, а значит, опасны они будут, когда корабли уже войдут в систему и перейдут на досветовые скорости. Но уж там-то они отыграются по полной, хреновые перспективы. А в открытом космосе опасны только тяжелые боты-торпедоносцы, которые, несмотря на малый радиус действия, могли работать на сверхсвете. Но их, насколько знал Соломин, эти авианосцы на двоих несли не больше десятка — слишком уж они большие, а десяток торпедоносцев — это во время эскадренного боя несерьезно.
Линкоры, кстати, оптимизма тоже не внушали, хотя и не слишком пугали. Тип "Бретань", корабли новые, но возможности у них, прямо скажем, средненькие. Один на один "Эскалибур" спокойно давил любого из них, да и один против двоих тоже, однако шесть — перебор, явный перебор. Правда, на стороне русских была скорость и дальнобойность орудий, так что не все еще было потеряно, далеко не все. Да и защитные поля русских кораблей — довод более чем серьезный, так что шансы отмахаться имелись.
Крейсера Соломин как противников не рассматривал вовсе — все они были легкими, и один на один смогли бы бороться разве что с его эсминцами. Артиллерией линкора они гарантированно выбивались еще на подходе, и потому вряд ли представляли опасность То же можно было сказать и об эсминцах, поэтому бой должен был при любых раскладах свестись к поединку тяжелых кораблей.
Но самым главным было не это. Корабли — да, они значат многое, но куда важнее, кто за их штурвалами. Французы — не турки, они, как минимум, лучше подготовлены и технически, и тактически, да и фашизм, при всей своей омерзительности, дает хорошую идеологическую накачку, многократно повышая стойкость солдат. Соломин никогда не считал, что один белый стоит в бою десятка папуасов, но... из песни слов не выкинешь. Не раз и не два ему приходилось наблюдать, как не только русские, но и английские, немецкие, французские или американские корабли выходили против в разы превосходящих сил, к примеру, китайцев или арабов — и побеждали.
— Смешно, — вывел Соломина из задумчивости голос Мещевича. Бывший старшина, а теперь лейтенант и новый командир десантной группы "Эскалибура" после того, как его предшественник занял пост министра обороны планеты, находился на мостике и, в числе прочих офицеров, изучал диспозицию.
— Что? — адмирал обернулся и недоуменно посмотрел на него.
— Да смешно, говорю, — Мещевич с усмешкой почесал затылок. — Понимаешь, командир, вот все, что я читал когда-либо о Франции, наводит на одну единственную мысль — этот народ выживает только и исключительно благодаря своей пронырливости и умении грамотно лечь под победителя. И сейчас они из кожи вон лезут, чтобы доказать, что это не так.
— Поясни, — Соломин с интересом приподнял брови. Времени до того, как французы окажутся в зоне поражения, было еще много, план атаки у него в голове уже сформировался, так почему бы и не послушать мнение ветерана? Тем более что Мещевич — мужик умный и мыслит почти всегда нестандартно.
— А чего тут пояснять? Они сотни лет воевали, почти всегда были формально сильнее противника — и очень редко побеждали. Разве что когда перевес был действительно подавляющим, или если у них была куча союзников. А Наполеона, едва ли не единственного, кто умел побеждать сильнейших противников, они в конце концов возненавидели. Сильно подозреваю, потому, что он был не француз. Сейчас у них жуткий комплекс неполноценности, который они пытаются перебороть.
Соломин задумчиво кивнул — звучало, как минимум, логично. В конце концов, Россия когда-то тоже переживала подобное. Это сейчас, через тысячелетие, империи никому и ничего не надо было доказывать, а раньше... Но додумать ему не дали — вновь отвлекли.
— Командир! Вы посмотрите, что эти олухи делают!
Да уж, посмотреть было на что. Все военные корабли, бывшие на орбите Нового Амстердама, выстроившись в некое подобие боевого порядка, шли за ними. С неполными и практически необученными экипажами, обладая в совокупности вполовину меньшей огневой мощью, чем французская эскадра — но шли! И французы наверняка их видели, в отличие от русских кораблей, прикрытых маскирующим полем.
— Черт, да куда же они прут! Связь!
— Отставить! — Соломин жестом остановил дернувшегося было старпома. Мельникайте, а именно он сейчас занимал эту должность, удивленно посмотрел на него.
— Их же расстреляют, как мишени...
— Всех не расстреляют. А если решили воевать... В общем, это замечательно. Решение защищать Родину можно только приветствовать. Значит, они достойны быть равными нам, и приказать им отступить считаю неверным. Ничто так не объединяет, как совместный бой, и раз это их решение, значит, они будут воевать! — и, обернувшись к собравшимся на мостике офицерам, Соломин негромко добавил: — Даже если мы сейчас лишимся всех этих кораблей, то взамен приобретем армию, на которую сможем положиться. Если же мы откажем им в праве драться, то они превратятся в нахлебников, которые будут нас в лучшем случае бояться, а скорее всего, просто ненавидеть и презирать.
Повинуясь команде с "Эскалибура", линкоры и крейсера организовали нечто вроде строя фронта — немного неровного, но для новичков сойдет. Хотя, конечно, капитанами линейных кораблей были русские, и такой строй не делал им чести, но ругать их было не за что — общая неопытность команд давала о себе знать. Эсминцы шли чуть в стороне, они были укомплектованы исключительно местными кадрами, и потому их подобие строя было вообще жутким на вид. Хорошо еще, что аппаратуру связи на все корабли установили русского образца, и теперь можно было надеяться, что французы не смогут хотя бы отслеживать переговоры.
При имеющейся расстановке сил расклады были просты. Эскадра старых линкоров ведет артиллерийскую дуэль, не давая французам добраться до планеты, а отряд Соломина, пользуясь совершенством своей маскировки, занимает позицию и наносит удар в полигонных условиях. Потом, конечно, ей тоже достанется, но первый удар будет за ней, и Соломин рассчитывал, что этот джокер в рукаве свою роль сыграет. Самой большой проблемой было то, что французы не могли не знать, что за корабли у него имеются, и какие ответные меры они предприняли, было неясно. Правда, могли и никаких не предпринять, просто из презрения к противнику. Французы — известные снобы, и во все времена считали других априори ниже себя, хотя практика говорила о прямо противоположном. Даже до того, как нацизм стал их официальной идеологией, они втихую относили всех к недочеловекам, а сейчас — тем более. Так что они считали варварами всех, в том числе и русских, а русские считали их просто ублюдками. Взаимная неприязнь, в общем, и потому настучать французам по шее при любых раскладах было правильно. Фраза первого императора о том, что "они у нас поперхнутся пулями" стала основой русской политики по отношению к Франции всякий раз, как интересы этих стран пересекались. Впрочем, к другим противникам это тоже относилось.
