— Рад видеть вас в добром здравии, святой отец, — преклонил перед монахом голову Мичигран.
— Да будет добрым и щедрым к тебе наш святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, — ответил на приветствие монах. Губы его расплылись в любезную улыбку, лицо дышало добродушием.
Мичигран всегда с опасением относился к добродушию отца-коменданта.
— Где я могу увидеть отца Буркста? — поинтересовался монах.
— Отец Буркст осматривает башню. Надеется найти тайники, — коротко ответил Мичигран.
— Сокровища?
— Сундуки пусты, святой отец. Сокровищ нет. Принцесса Леонсида сказала, что здешний дракон перетаскал их на подарки окружению Великого дракона, какого-то Кардуга Пятого... Но отец Буркст не поверил ей.
Улыбка исчезла с лица монаха. Глаза чуть-чуть прищурились и смотрели на мага на мага с пристальной добротой.
— Ты как думаешь?
— Думаю, что принцесса сказала правду. Но возможно, что часть сокровищ дракон припрятал где-то здесь.
Отец-комендант улыбнулся и продолжал внимательно смотреть на мага, ожидая, очевидно, что тот скажет еще что-то.
— Надо искать.
Отец-комендант утвердительно кивнул.
— Ты наверно думал, где можно искать?
— Думал, — подтвердил маг. — Прежде всего надо искать тайник в башне.
— Наиболее вероятно?
— Нет, просто меньшая площадь поисков. Если в башне ничего не окажется, тогда, — Мичигран повернулся, показал на поле усеянное камнями. — Под каждым камнем.
— Говорят, что маги, при помощи своего посоха и некоторых тайных заклинаний, могут находить все, что сделано из золота? — Кресск внимательно смотрел в глаза мага.
— Пустые разговоры, святой отец.
Кресск промолчал. Очевидно аргумент Мичиграна показался ему не особенно убедительным.
— Если бы маги умели находить золото, они были бы самыми богатыми людьми, — Мичигран ухмыльнулся. — А вы, святой отец, видели хоть одного богатого мага?
Этот аргумент оказался более веским.
— Значит, под каждым камнем?
— Под каждым камнем, — подтвердил Мичигран.
— А под каким ты определить не можешь?
— Мне причитается тридцать вторая часть этих сокровищ, святой отец. Если бы я мог их найти, я непременно сделал бы это.
Такое прозвучало для отца-коменданта почти убедительно. Он оглядел поле усыпанное камнями.
— Можно искать не один год.
— Да, — согласился Мичигран.
— А, вполне возможно, что там ничего нет.
— Вполне возможно. Но есть еще пещеры в Серых скалах, — напомнил Мичигран. — Тоже немало подходящих мест, чтобы спрятать сокровища.
— А не может этот дракон снова сюда вернуться? — поинтересовался отец-комендант. — Возможно, у него здесь есть любимые места? Ностальгия, знаешь ли, определенная сентиментальность... Любовь к полянам и скалам, где провел детство... Очень приятные свойства...
— Нет, — ответил Мичигран не задумываясь. — Это молодой и нахальный дракон. Ему не свойственны ни ностальгия, ни сентиментальность. Он не привязан к этим местам. А теперь, получив повышение, с удовольствием их покинул. Он сюда не вернется.
— Жаль, жал... — отец-комендант посмотрел на крупные камни, усеявшие поляну перед башней, на скалы... — Дракон поступил нехорошо, но до него теперь не доберешься... — с явным сожалением промолвил он.
Мичигран понял, что Кресск очень сожалеет о том, что не может встретиться с Сигрудом. Отец комендант был уверен, что уж ему дракон чистосердечно рассказал бы о всех тайниках.
Движением руки отец-комендант подозвал одного из монахов, тот немедленно приблизился.
Возьми десять братьев и помогите отцу Бурксту осмотреть башню, — приказал отец Кресск. — Ищите тайники. Осмотреть все: стены, потолки, полы, мебель... Саму башню и все, что в ней есть.
Монах склонил голову.
— Благословляю на поиск, — напутствовал его отец-комендант, и монах удалился. Вскоре, вместе с девятью братьями он скрылся в башне.
— Посмотрим, что у нас получится, — промолвил отец Кресск провожая взглядом монахов. Потом повернулся к Мичиграну. — Ты присутствовал во время явления нашего святого драконоборца, дважды рожденного Фестония отцу Бурксту... — не то спросил, не то подтвердил Кресск. — Расскажи мне все, как это было. Правду. Только правду и всю правду.
Мичигран задумался. Он не знал о гонце и не мог понять, как монаху стало известно, то, о чем Франт только вчера рассказал на геликском базаре гончару Крохану-заике и торговке рыбой. Вполне могло оказаться, что у отца-коменданта какие-то другие источники. На то он и отец-комендант. Требует рассказать всю правду. Интересна, какая правда ему нужна?
Маг почувствовал себя весьма неуютно. Правда и ересь оказались так близки друг к другу... А идти на виселицу не имело никакого смысла. Но голубые глаза Кресска смотрели на мага внимательно, следили за движением каждого мускула его лица и тянуть с рассказом о том, что произошло на поляне Веселого леса, не следовало. Мичигран посчитал лучшим, пересказать основное из того, что поведал ему Франт. Так он и сделал. В своем рассказе он, естественно, выпустил, историю с богатейшими трофеями, доставшимися отряду, после победы над варварами. По лицу отца Кресска Мичигран понял, что тот удовлетворен. Правда, выбранная магом, отцу-коменданту вполне подходила.
— Так, так... — Кресск не сводил глаз с лица мага. — Это и есть правда?
— Это и есть правда, — подтвердил Мичигран.
— Вся правда? Может быть ты о чем-то умолчал. Может быть считаешь, что о чем-то не стоит рассказывать. Действительно, случай исключительный. Сам святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний снизошел к нам грешным и подарил нам Праведника. Может быть какие-то подробности этого великого деяния ты забыл? — Кресск испытующе смотрел на мага. — Или не хочешь рассказывать? В какой-то степени ты прав. Некоторые подробности должны оставаться достоянием только узкого круга людей. Но я отношусь к ним. Мне ты можешь рассказать все.
" А говорят, у него добрые лаза, — подумал маг, который почувствовал себя в эту минуту очень неуютно. — Он же насквозь меня пронизывает..."
— Я рассказал все так, как это происходило, святой отец. Добавить к этому ничего не могу.
Как пристально он ни вглядывался бы отец Кресск в Мичиграна, он видел только чистые глаза мага, глаза человека, который говорит правду, только правду и ни на шаг не отступает от нее.
— Да... Значит так оно и было, — кивнул отец Кресск. — Я верю тебе, Мичигран, — глаза монаха по-прежнему продолжали внимательно изучать лицо мага. — Тебе теперь наверно придется не раз рассказывать об этом и в своей гильдии, и у Гонзара Кабана, и в других местах. Хорошо, если бы ты запомнил все, что сказал сейчас мне, — посоветовал монах, и губы его растянулись в добрую улыбку. — Теперь среди нас не просто брат Буркст, а Праведник Буркст.
— Да, Праведник Буркст, — подтвердил маг.
— Пойду, доложу ему о своем прибытии и попрошу благословения, — сообщил отец Кресск. — А ты, маг, отдыхай. Дыши свежим воздухом, он здесь совсем не такой, как в нашем Геликсе. Вот где надо жить, — с сожалением, что жить в этом прекрасном месте он как раз и не может, промолвил монах, и ушел в башню.
Мичигран не знал, что отец-комендант почти слово в слово повторил многое из того, о чем говорил недавно Хитрый Гвоздь.
На тропинке, выходящей из Серых скал, появился монах верхом на лошади. За ними шла вторая лошадь, на которой сидели двое: еще один монах и эльф Альдарион.
— Они выходят. Кашлентий, в путь! — скомандовал Хитрый Гвоздь. — И если хочешь остаться живым, делай все, как договорились! — подбодрил он Писарчука.
— Все в точности совершу, с полной достоверностью и обстоятельно! — заверил Кашлентий. — Никаких периметров для беспокойства.
Он поднялся в телегу, подобрал вожжи и легонько тряхнул ими. Коняга неторопливо зашагала.
Монахи и Альдарион, не обращая внимания на связанных эльфов, спящего гонца и дохлую лошадь, проследовали по направлению к лесу. Из Серых скал больше никто не появлялся.
— Где остальные? — Гвоздь недоуменно смотрел пустую тропу.
— За экипажем идут! — сердито отметил лежащий рядом с Гвоздем сержант. — Я же говорил, что его прибрать надо.
— Так не наш это экипаж. За своим идут.
— Свой он у них был, пока не бросили. А как бросили, уже не свой. Его, по закону, может подобрать каждый. А мы промашку сделали. Хороший экипаж, колеса новые, сидения кожей покрыты... Полдня бесхозный стоял, а мы не подобрали.
— Э, Кашлентий! Стой! — вспомнил Гвоздь.
— Чего это? — Кашлентий и не собирался останавливать Конягу. — Нельзя же так беспрепятственно животную беспокоить. То езжай, то стой! От таких внешних перемен, у ней нервы могут оборваться...
— Стой, тебе говорят! — прикрикнул Гвоздь.
— Монахи еще не выходят, — объяснил Деляга. — Эти трое за экипажем направились.
— Ну загонял, ты нас. Категорически передохнуть некогда, — пожаловался Кашлентий, но Конягу остановил.
— Еще раз без команды поедешь, отрежу уши, — пригрозил Гвоздь.
— Так была же совершенно явственная команда, — возразил Кашлентий. — Ежели ты велишь ехать, а потом извещаешь, что команды не было, то чего это такое было? Миражное появление или категорическое наваждение?
По недоумевающей морде Коняги, видно было, что она полностью согласна с Писарчуком.
— Заткнись! — велел Гвоздь.
Кашлентий заткнулся, но пожал плечами. Коняга плечами не пожимала, но тоже промолчала.
Немногим более, чем через час, из леса выехал экипаж. Место кучера занимал монах, другой монах и эльф сидели в качестве пассажиров. Невдалеке от уходящей в скалы тропинки, они распрягли лошадей. Эльф и один из монахов остались возле экипажа, другой монах ушел в скалы, вероятно, чтобы доложить отцу-коменданту.
Отряд монахов появился из-за скал поздно вечером, незадолго перед сумерками. Впереди шел сам отец-комендант. И сразу стало понятно, что пришел хозяин. Монах, карауливший лошадей и экипаж низко поклонился отцу-коменданту. И эльф Альдарион поклонился. Лошади не кланялись но перестали щипать травку и тоже с уважением посмотрели на отца коменданта. Кресск принял знаки внимания, как должное. Он подошел к гонцу, прислушался к его дыханию. Затем что-то сказал не отстающем от него ни на шаг рослому монаху. Тот поспешил к экипажу, вынул из кузова одеяло, укрыл спящего монашка и вернулся к отцу Кресску, который тем временем подошел к эльфам. Те по-прежнему лежали рядком, крепко связанные.
— Опомнились ли вы? Раскаялись ли в греховных помыслах и поступках? — спросил монах.
Эльфы задвигались и, поскольку рты у них были завязаны, стали издавать непонятные звуки, похожие на мычание. Больше других вертелся и громче других мычал бывший вождь.
— Опомнились и раскаялись, — решил отец-комендант. Но я сам грешен и не судья вашим прегрешениям. Сейчас вам дадут возможность облегчиться, затем накормят. Я доставлю вас на суд мирской в наш славный город Геликс, пусть с вами разбирается народ.
Между тем из-за серых скал выходили другие члены отряда. Вначале почти два десятка монахов. Затем показался и сам отец Буркст. Гном ехал верхом на Фамогусте. Так посоветовал отец-комендант:
— Не пристало духовному лицу, осененному дланью самого святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, идти пешком, если есть в отряде хоть одно четвероногое.
Мичигран, Калант и даже принцесса Леонсида поняли его. Лишь Фамогуст не понял. Мерин выглядел растерянным. Он то и дело озирался, смотрел на Каланта спрашивая взглядом: что происходит, почему рыцарь идет пешком, а на Фамогусте едет монах? И не пора ли восстановить в этом мире должный порядок?
Буркст чувствовал себя не менее растерянным, чем мерин. Он не мог привыкнуть к своему новому положению. Ему казалось кощунственным принимать знаки внимания и покорности от самого отца-коменданта, известного своей преданностью вере и Ордену. Он чувствовал себя чуть ли не преступником, восседая в седле, в то время как хозяин мерина благородный рыцарь и самая настоящая принцесса шли пешком.
Приблизившись к отцу-коменданту, Фамогуст остановился. Буркст не знал, как ему быть. Он более уверенно чувствовал себя на твердой земле, чем в седле боевого мерина. Но и слезать гном не решился, боялся упасть.
Подчиняясь взгляду отца-коменданта двое монахов тотчас бережно сняли гнома с седла и опустили на землю.
— Кашлентий, пошел! — отдал команду Хитрый Гвоздь.
Писарчук легко забрался в телегу, подхватил вожжи:
— Пошла, милая! Хрясь их через плечо! Где наше не пропадало?!
Коняга пошла. Повезла Писарчука к месту, где ему предстояло, наконец, совершить Подвиг, о котором многие годы мечтала душа Кашлентия.
Между тем в отряде Гвоздя почувствовалось некоторое замешательство.
— Ничего не понимаю! — Деляга посмотрел на Гвоздя.
Но и тот выглядел несколько растеряно. Недоумение можно было прочесть на лицах и у остальных членов отряда, наблюдавших, как из-за скал выходят монахи, ничего не понимал.
Монахи шли налегке. Без груза. Их заплечные мешки были тощими. Даже отсюда можно было понять, что в мешках этих кроме небольшого запаса еды ничего нет. Фамогуст вместо тюков с сокровищами вез гнома-монаха в сером балахоне. Того самого Буркста-Праведника.
Калант победил дракона. Вот он вышагивает, принцессу поддерживает под ручку. Принцесса оказалась рыжей. Даже отсюда видно, что рыжая. Но где же сокровища!?
— Спрятали где-то, — предположил Младший.
— Не имеют права прятать, — обличил монахов Крагозей. — Должны предоставить свою находку полностью, и отчитаться. Чтобы ни один золотой кубок, ни одна медная монета не пропали. Знаем мы эти монашеские штучки. Сокровища принадлежат народу.
— Дракону они принадлежали, а теперь, наверно, рыцарю, или монахам, — поправил его Деляга.
Умняга Тугодум тут же доказал, что Пелей не прав.
— Все сокровища созданы трудом рабочих рук, — объяснил он, подняв и показав всем свои руки, с растопыренными пальцами, как будто у Умняги Тугодума были рабочие руки. — Поэтому они и должны принадлежать тем, кто трудится. А не монахам и не рыцарям, которые являются паразитами на здоровом теле трудящихся. Наша задача — экспроприировать сокровища ...
— И направить их на борьбу за равноправие народа, — подхватил Камнелом.
— Слышали, как молодежь поддерживает нас, — возвестил Крагозей. — А будущее за молодежью, значит — за нами.
— Может сам дракон спрятал, так что монахи не смогли найти, — предположил Нообст, не обращавший внимания на гномов.
— Там и прятать негде, чистое поле, — сообщил Бандурей.
— Не скажи, там камней полно, — вспомнил рассказы охотника Кандибоб. — Яму вырыл, сверху камней навалил, и не найдешь.
— Что там искать, — у Бандурея все было просто. — Пару раз стукнуть дракона мордой об стенку башни, он сам расскажет, где все лежит.
— Так нету дракона, пришиб его рыцарь, — напомнил Кандибоб.
— Зря Кашлентия послали, — вспомнил Хитрый Гвоздь. — Только теперь его уже не вернешь. Ну, ничего, этот хитер, должен выкрутиться.
Кашлентий не знал, что его послали зря. Он бодро выкатил из леса. За спиной у него, на телеге, стоял бочонок пива. Пива не простого, а густо настоянного бабами-дурами на сонной траве. Умняга Тугодум непременно назвал бы этот бочонок оружием трудящихся, в борьбе за свое равноправие.
