— Люблю тебя, глупый...
Ренальд фыркнул — ее шепот вызвал теплую щекотную волну, заставившую поежиться, а такие простые, но важные слова, взбудоражили, оставив эхом только: "люблю, люблю, люблю..."
— Не надо стесняться своего тела и его естественных реакций, Солнышко, — снова прошептала она, отстраняясь, и напоследок огладив резко втянувшийся живот мальчишки, чуть-чуть не дотронувшись до внушительно оттопыренной части штанов, совершенно дезориентировала парня. Он задохнулся на вдохе и растерянно захлопал ресницами, окончательно развеселив хозяйку.
Растворившаяся в теплой воде соль, наполнившая помещение уборной чудесным ароматом иланг-иланга, слегка кружила головы. А перед затуманившимся взглядом Рени и так все плыло. Он надеялся, что именно это и послужило причиной, а вовсе не такая желанная и пугающая близость с женой своего господина.
Тесса снова отвернулась:
— Снимай скорей штаны и прыгай в воду, Рени. Или продолжим?
Ему бы очень хотелось продолжить, но хватило здравого ума, чтобы все-таки сначала смыть с себя пот.
Ренальд торопливо стащил свободные штаны, радуясь, что Тесса не смотрит, как он путается в брючинах, неловко подпрыгивая на одной ноге, и быстренько опустился в воду, посылая девушке мысленную благодарность за то, что она догадалась добавить мыльной пены. Иначе в прозрачной воде было бы очень сложно скрывать "естественные реакции" вышедшего из-под контроля организма, что его жутко нервировало. Мало того, он всю свою сознательную жизнь считал, что неумение контролировать столь низменные порывы — грех, так еще и мысленно сравнивая себя и Аслана, понимал, насколько он жалко выглядит на его фоне. А вот Тесса — чуткая, деликатная, добрая его госпожа просто пытается его подбодрить и утешить, обманывая... Только вот обманываться очень хотелось, и ничего с этим поделать мальчишка не мог.
Рени понимал, что он проигрывает мощному варвару по всем статьям, да что там Аслану — любому из гарнизона, даже этому мелкому гаденышу Мартину, с которым Тесса сегодня встала в спарринг. Парень и сам не мог понять, отчего так неприятно было видеть девушку возле своего постоянного обидчика. И непонятно, почему все так потом суетились вокруг него? Рени это задевало, к тому же гораздо сильнее, чем хотелось бы. Он пытался внушить себе, что, зато, все остальные вечера Тесса проводит с ним, но все равно была какая-то детская обида, и упрямое: "не хочу делиться!"
То, что внимание девушки занимал Аслан — это было правильно и очень даже объяснимо. Асланово внимание, направленное на своих солдат-бойцов было само собой разумеющееся, вызывая невольное чувство восхищения, что именно лаэр является центром — сильный, красивый, умный — самый лучший! Рени распирала гордость за своего господина и невольная робость, когда варвар обнимал его, перекликалась с чувством благодарности за скупую мужскую ласку, за то, что он выделяет его среди остальных, пусть и заявляя свои права на безраздельное владение. Но в то же время подтверждая, что раб находится под защитой этих властных рук...
А вот Тесса — другое дело. Тесса принадлежит Аслану — пусть так и будет... Аслану и ему. И он абсолютно ни с кем не хотел бы ее больше делить, потому что даже мысли о том, что она может на кого-то так же ласково смотреть, так же дарить свою нежность и совершенно по-особенному называть "Солнышком", была невыносима. И если она хочет, чтобы он расстелился ковриком под ее ногами — он готов это сделать с радостью. А если хочет, чтобы он стал сильнее и увереннее... он это тоже сделает, каких бы усилий и жертв с его стороны не потребовало бы это изменение. Только пусть не меняется это трепетное отношение к нему, которое госпожа пытается скрыть за насмешками...
Рени вздрогнул, ощутив на своих плечах руки Тессы. Подняв голову, он встретил ее смеющийся взгляд и посетовал на свою дурацкую привычку пугаться прикосновений, выныривая из своих мыслей. Ну вот как ее понять — над ним ли хозяйка Замка смеется, или просто хорошее настроение? Только вот легкие поглаживания — то ли ласка, то ли очередной тест, снова заставили грудь парня вздыматься чаще. Глаза сами собой прикрылись... Приятно... но неоднозначно — одновременно и расслабляет, и мобилизует.
Нежные прикосновения к шее, плечам, спине, заставляющие грудь погружаться в негу (как только что тело погрузилось в воду), расслабляли. А внизу живота, наоборот, концентрировалось что-то невероятное — нарастая из ниоткуда и усиливаясь до болезненных спазмов, переходящих в непрерывную пульсацию так, что пришлось даже обхватить руками поджатые колени, чтобы не было заметно со стороны, что они подрагивают самым позорным образом — ведь не от страха же! Хотя теперь он просто не имеет права на страх — он уже не ребенок, не маленький мальчик. Тесса пробудила в нем мужчину, признав своими поцелуями его желание стать взрослым, и он не имеет право подвести ее, ведь она ему доверяет.
Что будет, когда вернется Аслан? Вдруг он захочет...
Ренальд опустил голову — страшно и стыдно... И столько всего разом... и боль, и унижение, и дикое нежелание, чтобы девушка узнала, увидела... но она ведь все равно догадается... А в противоположность черным мыслям оказалось затаенное до дрожи желание осязать Аслана голой спиной, кожей, плавящейся под руками лаэра, как тогда, утром...
— Рени, что с тобой? — почувствовала Тесса перемену настроения расслабившегося было парня.
— Нет, ничего, — поспешно уверил он, но улыбка вышла робкой, ненастоящей.
Девушка покачала головой, угадав:
— Опять что-нибудь себе надумал?
Что ей ответить? — что его пугают и возбуждают объятия Аслана, что он уже не знает, как он относится к лаэру? Что уже не раз задумывался о том, когда господин захочет еще раз сделать его своим? Может быть, в этот раз все будет по-другому? Варвар, умеет, оказывается, быть... нет, не нежным, а аккуратным, что ли... не таким жестоким... терпеливым, понимающим...
Рени до сих пор краснел лишь при воспоминании о прикосновениях мужчины, когда Аслан застал его в уборной за самоудовлетворением. Лаэр не поднял его на смех, не отругал, словно почувствовал, что он и так уже на пределе. Было приятно, стыдно, но все равно уже не было никакой возможности сопротивляться чужой воле, обуздать собственные греховные желания, выворачивающие наизнанку душу и юное тело...
— Солнышко, даю тебе еще минут десять, чтобы отмокнуть как следует, я не буду тебя смущать. Только не сиди долго — твоему плечу нужно сухое тепло, а то как бы отека не получилось. Ужин подадут через полчаса.
— Хорошо, Тесс, я понял, — кивнул Ренальд.
— Кстати, не ерзай, а то попу обдерешь — эта соль никогда не растворяется до конца, я обычно ее отдельно развожу, а потом добавляю в ванну, — напоследок поддела госпожа. Затем склонилась, чмокнула его в макушку и вышла, оставив сконфуженного парня, который только теперь понял, что под ягодицами и впрямь чувствуется легкий дискомфорт от крохотных камушков на дне.
Губы Рени поджались, скрывая горькую усмешку. Хотелось крикнуть — "не уходи!", но ведь к продолжению он не был готов.
Тесса только разволновала, растеребила что-то большое, неизведанное, наполняющее его изнутри, и покинула. Жестокая! С одной стороны он был ей благодарен, потому что противная дрожь почти сразу же схлынула, смытая волной разочарования, что девушка скрылась за дверью и не стала допытываться, что с ним происходит, а с другой стороны, он же не готов с ней обсуждать такую тему...
И вообще не знал с кем ее можно обсудить, настолько она была личной, интимной и неприятной. Но если в прошлый раз как-то обошлось, да об этом он и не думал, сосредоточившись совсем на другом, то теперь его занимал вопрос — как только Аслану не противно заниматься любовью таким извращенным способом, ведь кишечник может быть полным? Это в прошлый раз, получив жуткий стресс от крутых перемен в собственной жизни, он почти ничего не ел (да и голода даже не чувствовал), и его желудок, казалось, прилипал к позвоночнику, а сейчас совершенно на аппетит не жаловался. Ежедневные тренировки требовали пополнения запасов энергии, правда и с регулярностью выведения "отходов" из организма проблем не возникало... но все равно этот момент был неясен, совершенно неромантичен и вообще грязный и плохо пах в прямом и переносном смысле...
Даже спросить не у кого, так, чтобы не подняли на смех...
"Разве что у Дерека", — вдруг с неожиданным, совершенно ему не свойственным, злорадством подумал Рени, представив Аслана и Дерека на своем месте, как в тот раз, о котором он вспоминал с омерзением и стыдом... Вот, пожалуй, что Дерек сумел бы объяснить все своими именами, с изрядной долей цинизма и черного юмора. Только как сделать так, чтобы не конкретизировать, чтобы Меченый не сопоставил эти вопросы с ним самим? Ведь иногда же можно было разговаривать с парнем по-человечески.
Ренальд никак не мог понять его — настоящий ли именно такой Дерек, или это его маска, которую он никогда не снимает... От мыслей, что Меченый сейчас в зоне внимания Аслана, почему-то стало еще грустнее. Мальчишка искренне не мог понять, почему варвара привлекает такой же сильный и взрослый парень? Вот то, что в гаремах мальчики и юноши чересчур уж изнеженные и больше напоминают слишком стройных девиц — это было понятно — у их хозяев что-то не в порядке с психикой, какая-то патология, иначе, отчего их тянет не к противоположному полу, а к таким же, как они сами? То ли это страх показать себя несостоятельным перед женщиной, то ли доказать кому-то, показать свое превосходство над более слабым...
Но Аслану это не нужно — ему важен именно сильный, такой же, как он сам... К тому же у него есть Тесса... Зачем тогда он, Рени? Он не попадает ни под одно из определений для интересов лаэра... или в самом деле не нужен?
И вопреки логике от облегчения, что он не нужен, Ренальд расстроился окончательно, потому что в глубине души (где-то очень-очень глубоко) он хотел быть нужным. И, если уж не получается заинтересовать Аслана в собственной значимости, как потенциального бойца... да, смешное предположение... то, хотя бы так, как наложника... противно? Да, противно, но Рени уже не мог отказаться от этого места, которое заменило ему дом, от семьи, в которую его приняли почти, как равного, от этой стабильности и уверенности в завтрашнем дне, от этого внимания, заботы, тепла, ласки, тихого счастья, самой уютной атмосферы этого дома...
И пусть приятные образы накладывались на вбитые в головку скромного мальчика, воспитывающегося в строгой аскетичности стен общины-обители, что сами эти мысли о блуждающих по его телу огромных теплых ладонях господина, о тягучих нежных поцелуях Тессы и возможности хотя бы подглядывать за ее совершенным телом (пусть и не распуская рук), были греховными, ну и что?!
Рени не понимал, почему у него так часто стали возникать подобные мысли о пугающей и желанной до стискивания зубов близости. Причем не только с Тессой — такой близкой и недоступной... Почему хотелось повторить и с Асланом? Не так, как в первый раз, когда он от ужаса не мог вообще ничего воспринимать, поглощенный своей болью и унижением человеческого достоинства... а как тогда, утром в уборной. Почувствовать, как его со спущенными штанами прижимают беззащитной спиной к сильной груди, в которой гулко бухает сердце взрослого мужчины, настраивая и его сердечко на размеренный, хотя и учащенный ритм... но заходящийся не в страхе, а в необузданном желании продолжить и получить небывалое удовольствие...
Ренальд прикрыл глаза — забытый стыд от совершенно однозначного действа... ладонь Аслана поверх его кулака, удерживающая восставшую плоть, его уверенные движения...
Рени поерзал, но сразу же вновь почувствовал, что крохотные кристаллики нерастворившейся соли и впрямь царапают нежную кожу, и зарделся — вот бы Тесса похихикала, увидев его покрасневшие как у младенца, которому редко меняют пеленки, ягодицы...
Пора выходить... А как, если мысли об Аслане и Тессе настолько яркие, что никак не удается успокоиться?
Ренальд сжал колени сильнее, но это не помогло — болезненные спазмы накатывали, сходясь в одной точке, казалось, что яички просто звенели от напряжения, и его организму срочно требовалась разрядка.
Юноша воровато оглянулся на прикрытую дверь и осторожно поднялся из воды, дотронувшись до возбужденного пениса, словно до ядовитой змеи, с отвращением на лице, но пониманием, что это единственный действенный метод.
Аслан уверял, что в этом нет ничего страшного и предосудительного. Тесса тоже говорила что-то в этом роде... но все равно было почему-то не по себе...
Правда, едва пересилив сомнения, Рени обхватил гордо торчащую часть собственного тела, подтверждающую, что он относится к представителям сильной половины человечества, парень тут же потерялся в ярких ощущениях: Аслан... его руки, дыхание, словно он вживую стоял сейчас за спиной... Тесса... ее поцелуи и порхающие пальчики, нежно ласкающие чувствительную кожу...
Ренальд облизнулся, вспомнив вкус сладких губ любимой, и всего за несколько движений довел себя до бурной разрядки, такой внезапной и ошеломляющей, что чуть не упал на подогнувшихся от неожиданно накатившей слабости ногах. Прислонился пылающим лбом к прохладной стене с потеками влаги, осевшей на плитках конденсатом, отдышался и поспешно открыл кран, смывая следы "преступления".
Он несколько раз подряд намыливал провинившуюся руку, а затем долго-долго плескал в лицо ледяной водой, чтобы оно перестало гореть. Только что пережив ярковыраженный оргазм и придя в себя, Рени уже не мог простить себе этой слабости. Его никто не видел, не хвалил за сообразительность, не ругал, не насмехался, но все равно было неприятно, словно он совершил что-то недостойное...
* * *
После ужина, во время которого Тесса непринужденно пыталась отвлечь от каких-то глобальных дум притихшего парня, она отправила его спать.
— Но я еще не хочу... рано же, — попытался возразить Рени.
— Ты не забыл, что нам завтра рано вставать и приводить тебя в приличный вид, прежде чем отправиться в Академию? — усмехнулась хозяйка Замка.
— Дааа, — приуныл Ренальд, потрогав синяк под глазом.
— Если ты его будешь постоянно щупать — он не пропадет, Солнышко. Иди, переодевайся, я зайду к тебе перед сном.
Через полчаса она пришла. Рени ждал, он очень надеялся, что она останется, но Тесса лишь перевязала его плечо и помогла натянуть рубашку. Он бы и сам справился, но неожиданно начал получать удовольствие от таких вот незначительных знаков внимания и заботы. Это вовсе не походило на то, что она о нем печется, как о маленьком ребенке, — это было что-то другое. Он и сам пока не сформировал до конца определение, но ловкие пальчики, словно невзначай дотрагивающиеся до его тела, почти невесомо касающиеся открытой кожи чуть дольше и нежней, чем этого требовалось, но чуть мимолетней, чем хотелось бы ему самому, возбуждали, подогревали и оставляли легкую неудовлетворенность.
Такая игра-дразнилка оказалась восхитительной, Рени уже жаждал большего, но не осмеливался проявлять инициативу, страшась нарушить идиллию единения, эту иллюзию, что во всем мире не существует больше никого — только он и Тесса — его любимая...