Спустя час или век, когда оба остановились отдышаться, Клед тихо спросил на ушко:
— Зачем тебе Меч?
— Перепрятать.
— Это ты его унесла от нартов?
— Да. Это оружие не должно находиться в таких ужасных руках. Ты не знаешь, какая у нас ахсара. Мне кажется, в ней сидит какой-то демон!
Аина не поняла огромного облегчения во вздохе Кледа, только догадалась, что он, наверное, вообразил что-то ужасное про её намерения. Но теперь, похоже, убедился, что зря. И всё же уточнил:
— Почему ты мне не сказала?
— Я не думала, что ты о нём знаешь... У нас это была страшная тайна, о которой нельзя говорить.
Он отстранился на минуту, чтобы заглянуть ей в глаза. И, не увидев там ни намёка на ложь, снова облегчённо прижал девушку к себе.
— А почему ты сам не спросил? — пробубнила она ему в грудь. — Ты ведь знал, что я там была.
— Ты будешь смеяться, но я тоже думал, что ты пропустила всё самое интересное. Ты знаешь, что это за оружие?
— Только догадываюсь. Но я знаю, что оно рубит всё, к чему прикоснётся. Кроме чёрного скимитара.
Клед снова отстранился, удивлённо воззрившись на Аину:
— Ты и об этом знаешь?
— Увы. Один такой я добыла собственноручно на месте какого-то жуткого побоища. Это страшное оружие. Оно отравляет душу. Не то, что Меч — тот наоборот помогает вспомнить себя.
— Ты его подняла? — поразился Наречённый.
— Ну да, — скромно улыбнулась девушка, став неотразимой.
Казалось во взгляде её блеснул отблеск тех ощущений, что дарил Меч, и это породнило их крепче десятка сражений плечом к плечу. Ведь это оружие покорялось далеко не всякому!
Глаза Кледа блестели какими-то непередаваемыми чувствами, главным из которых, пожалуй, всё-таки было восхищение. И Аина пила его, как живительную влагу. Как же ей не хватало, чтобы кто-то на неё так смотрел! У Брена иногда проскальзывало что-то подобное, и возможно, именно за это она готова была на многое ради него.
А сам Клед подумал, что теперь понимает слёзы радости Абель, когда та убеждалась в его чуткости и чистоте. Мир для него за секунду переменился из безнадёжного мрачного места в чудесное, полное красок, сил и возможностей.
Когда же он успел так заскорознуть, что перестал верить в светлые помыслы, даже свои, и подавно в то, что их можно встретить в ком-то другом? Да и сам он хорош гусь... Как он только умудрился вообразить столько гадостей об этой удивительной девушке? Чуть всё не погубил!
— Прости, что напал на тебя, — зашептал он ей в макушку, снова прижимая к себе это внезапное драгоценное сокровище.
Она только крепче обхватила его за талию в ответ, безропотно сопя в вонючую непробивайку, словно довольная хрюшка в смачные отруби... У него действительно выступила слеза умиления. Пожалуй, подобное было ценнее всяких самых волшебных мечей... Хотя нет, тут он погорячился. Всё-таки Меч не личное достояние, а предмет, который может натворить много бед.
— А почему ты его не забрала? Ты ведь за ним ходила в подземелье?
Аина отстранилась и лицо её приняло хмурое выражение. Сердце Кледа споткнулось, и не зря:
— Морена нашла его. И заменила чёрным скимитаром.
Новость оглушила его точно так же, как её совсем недавно. Радость сползла с лица. Он ведь так рассчитывал на то, что Меч почти в руках... А теперь всё внезапно вернулось на исходные позиции.
— Прости, надо было тащить его с собой дальше, — затараторила Аина. — Но я была не одна, и мой спутник всё порывался выяснить, что это такое. Я была в некотором роде на его милости, и потому не могла рисковать... Человек был не самых чистых помыслов.
— Ну, ты не могла знать, — попытался утешить её Клед.
Но, конечно, настроение у обоих было испорчено. Что делать дальше, никто из них не представлял. А потому они решили пока заночевать в замке. Аина (привыкнуть бы теперь, что одна буква была лишней!), как ни странно, подтвердила наличие "злого духа", но сказала, что бояться его не стоит.
Пока ещё было светло, вместе занялись хозяйственными делами. Сходили на охоту — повезло подстрелить зайца из лука Аины. Потом ополоснулись в речушке неподалёку в нартском стиле — нагишом и без задних мыслей; было в этом что-то благородное. Наконец насобирали дров и вернулись в замок. Там разгрузили лошадей, почистили их, напоили, устроили на покосившейся конюшне и задали корм из остатков в амбаре — похоже, дух действительно распугал даже мышей. А потом пошли жарить зайца в камине. И за этими делами к вечеру рассказали друг другу почти обо своих злоключениях с самого детства. Разумеется, в общих чертах, но это позволило им лучше понять друг друга и ещё больше сплотило.
Устроившись после сытного ужина в обнимку перед камином на лежанке из попон и гамаков, они наслаждались обществом друг друга. Клед нежно гладил рубец на щеке Аины, жалея девушку, которой довелось столько вынести, а она легонько целовала его "наручи" из шрамов. В какой-то момент эти невинные ласки перешли в нечто большее. А может, просто близость молодых горячих тел подняла волну совсем иного свойства, которая прижала их теснее друг к другу и неторопливым трением разожгла пожар, в котором оба растаяли до утра.
Глава 28.
Возвращение к истоку
Когда Аина проснулась после непродолжительной дремоты, угли в камине уже догорели, а за окном занимался день. Неужели это продолжалось так долго?.. Никогда бы не поверила, что такое возможно и в самом деле, но при одном воспоминании об охватившей их жажде, в крови снова готов был разгореться пожар, если бы они не были полностью измождены. Казалось, она и мускулом не может пошевелить, как после тренировок с Альвейд в далеком детстве, но кто бы мог подумать, что подобное измождение может быть столь приятным!
Её голова удобненько лежала на плече Кледа, а горячее тело рядом навевало ощущение такой сладкой истомы, что Аина потянулась и прижалась к нему плотнее. Наречённый сразу же обвил её руками, перевернувшись так, что она оказалась сверху, и волна жара прошла по телу. Он не спал!
Аина подняла глаза к лицу возлюбленного и встретила такую же блаженную улыбку, какую ощущала на своих губах. Она тихонько рассмеялась, потому что эта улыбка не шла ни в какое сравнение с теми, что он дарил Петре, вызывая в ней такое раздражение, которое — теперь стало понятно — было банальной ревностью.
Клед подтащил девушку повыше и долго нежно поцеловал. Он не спал, любуясь ею, пока Аина сладко сопела ему в подмышку. Продремал, наверное, с четверть часа после того, как огненное безумие их отпустило, а потом сам собой пробудился. Или это сделала бурлившая в крови сила?
На тонком плане девушка ощущалась, как летний водопад вперемешку со свежим ветерком, приятно охлаждавшие пылающий внутри него самого пожар. Казалось, от смешения этих стихий рождается какое-то волшебное могущество.
Насколько же разнилась эта ночь настоящей любви с изнурявшими душу утехами с Петрой! Теперь он понимал, почему Абель взяла с него тогда обещание не отступаться от мечты, чего он чуть было не сделал. Внутри всё звенело от счастья и наполняло силами срыть вручную все приграничные горы, если понадобится, лишь бы сделать и её такой же счастливой!
— Доброе утро, — тихо сказал он после поцелуя и с удивлением услышал свой голос, который просел ещё ниже, чем раньше.
— Самое доброе в моей жизни, — улыбнулась в ответ Аина, вызывая замирание сердца своей красотой.
Их глаза встретились и не могли напиться друг из друга пьянящего ощущения, что они ожили. Ведь вчера разом спали все латы, в которых оба были вынуждены существовать до сих пор, и они впервые за долгое время смогли откровенно... нет, так откровенно, пожалуй, впервые поговорить о том, что волновало обоих — о Мече, нартах, Воинах Смерти и о тайных силах, движущих обоими. И что самое удивительное — найти понимание и отклик!
Клед поймал себя на мысли, что не хочет называть возлюбленную именем, данном ей причинившими столько страданий похитителями, а продолжать называть вымышленным, к которому он привык, глупо, и подумал, что самым подходящим было бы настоящее, которым она вчера с ним поделилась:
— Можно я буду звать тебя Алриной? — спросил он.
Девушка немного смутилась, заколебалась. Он пояснил свой выбор. Её лицо озарилось пониманием и она согласилась, добавив:
— Тогда и я буду звать тебя по-настоящему, Кларедом.
Тут уже он сам обнаружил в себе неожиданное сопротивление. Сила привычки? Возможно, немного. Хотя, пожалуй, основная причина была в том, что он вечно скрывал своё происхождение по массе причин. Но сейчас не было нужды прятать ничего! Это настолько освобождало... Он согласился, ласково гладя её по щеке.
Алрина не могла налюбоваться на возлюбленного. Прежде так часто похожее на статую лицо Клареда полностью преобразилось, ожив и смягчившись. Он сиял, как лик Творца... нет, ярче! ...и был так прекрасен, что она порой дышать забывала.
Она каждым фибром своего существа чувствовала любимого мужчину, к которому прильнула всем телом: не только прикосновение к коже, но и некое тонкое ощущение, похожее на греющий солнечный мёд, пропитавший её сейчас насквозь. Его токи. У каждого человека был какой-то свой "аромат", но никогда раньше Алрина не ощущала его так чётко, даже с прежними своими любовниками. Сейчас же она упивалась этим живительным теплом, в лучах которого отогревалась, кажется, сама её душа, замёрзшая и покрывшаяся льдом за годы, проведённые во враждебной обстановке.
Но токи молодой пары не желали стоять на месте: соединяясь и сплетаясь, они входили в резонанс и усиливались, разгорались божественным огнём и вновь разжигали желание в телах, хотя, казалось бы, прошло не больше пары часов с тех пор, как отполыхал первый пожар.
Алрина ощутила, как под ней заворочался, зажил своей жизнью "жезл Кернуна" Клареда. Притихла, стесняясь вспыхнувшей вдруг и в ней ответной жадности, но он вновь прильнул к её губам своими раскалёнными пересохшими, теперь столь же требовательными, как совсем недавно нежными, и всё стеснение вылетело в каминный дымоход.
Она отпустила себя и самозабвенно отдалась страсти, которой в ней накопилось, как оказалось, неожиданно много. Осыпала поцелуями лицо любимого, подразнила горячим язычком и дыханием ушки, облобызала его гладкую грудь — вспоминая, все чувствительные места, которые знала в прежних мужчинах, и стремясь найти новые. Так, соски оказались очень отзывчивыми не у неё одной! И живот, и рёбра, и ладони, и благословенный безволосый пах...
Клареду казалось, что в голове у него поёт своими нежными голосками сразу тысяча зарянок. Этот хор ширился по мере того, как возлюбленная осыпала его ласками, и словно бы каждая из них была крошечной птичкой, тянувшей его своими махонькими крылышками вверх. В конце концов всё в нём взвилось, словно стремглав в поднебесье, он сел, скрестив ноги, нанизал неистовствовавшую Алрину на свою жаждущую плоть, занял её губы своими в крепком поцелуе и прижал к себе, мешая двигаться. Потому что хотел растянуть это восхитительное единение с ней, сдержать рвавшуюся с гор лавину. И она замерла, словно прочла его намерения, лишь погружаясь всё глубже в поцелуй.
Время замерло. И ему вдруг почудилось, что они находятся совсем в другом месте, да и сами другие — тонкие, высокие, гибкие, в каких-то шёлковых одеждах. Да и половые органы странно отличаются, находясь не между ног, а на передней части таза. И только чувство блаженного слияния ровно то же самое. Хотя нет, оно дополнено какой-то неземной музыкой, слышимой даже не ушами... В голове всплыло непривычное словосочетание "музыка сфер", а вслед за ним и странное слово "Айланна" — недостающая часть души.
При этом слове в сердце у него словно распустилось что-то совершенно раньше незнакомое и как будто даже не совсем земное. И в тот же момент у его возлюбленной что-то задрожало и раскрылось на донышке лона, впуская его ещё глубже в какую-то совсем уж горячую первородную тьму — уютную, как утроба матери...
У Алрины же в голове стоял сияющий счастливым безумием туман. Границы восприятия себя, как отдельного тела, растворились, и ей даже не показалось странным, что она чудится себе гибкой, словно без костей, юной и прекрасной, в шёлковых одеждах, а возлюбленный кажется таким же и даже в десять раз красивее. Она чувствовала вкус его солнечной энергии (вот как называются "токи"!) на губах, на языке, во всём своём теле, купалась в ней и растекалась ответной, не в силах сдержаться, как требовал от неё долг (какой?), ибо в самой сердцевине живота сама собой навстречу его каким-то образом удлинившемуся естеству открылась сокровенная "потайная дверца", и на ум пришло крамольное словосочетание "истинное партнёрство", считавшееся лишь легендой! И странное слово "Айланн" — недостающая часть души.
Слияние стало сладким до невыносимости, и тела начали подрагивать без участия воли, сами по себе. Руки Клареда прижимали её к себе всё крепче, а губы лобызали всё сильнее, и Алрина тоже отчаянно стремилась удержать мгновение, впившись пальцами в его спину и затылок, но даже той дрожи, что сотрясала их, оказалось достаточно, чтобы через пару минут оба одновременно взорвались экстазом, от которого все видения выскочили из головы — их словно разнесло на всю Вселенную и звёзды весело подмигивали под боками, над руками и в волосах, заливая всё мироздание радостным смехом богов...
* * *
Спустя миг или век оба спустились с небес на землю и очнулись, снова лёжа на своём импровизированном ложе в обнимку. В головах и телах была такая лёгкость, словно они заново родились. И в то же время блаженная истома, от которой не хотелось шевелиться, хоть Алрине и было слишком жарко лежать на этой "печке".
Немного погодя она всё же скатилась на бок. Кларед приласкал её щёку и поднял голову, чтобы заглянуть в глаза. В его взгляде нестерпимо светилось что-то, явно просившееся на язык.
— Я... Ты... — попытался сказать он, но в конце концов, так и не найдя правильных слов, просто прижал её снова к себе.
Да и к чему слова, и так всё ясно — вот оно, на кончиках пальцев и в других ощущениях! Они словно стали единым целым, и это было намного больше того, что представлялось за словом "любовь", так что у Алрины тоже, пожалуй, не повернулся бы язык произнести это слово — их чувство казалось неизмеримо больше и глубже.
— Мы, — прошептала она ему в грудь.
И он радостно засмеялся в ответ, наконец отпустив её.
Лежать у него на руке было так хорошо, что вставать не хотелось совсем, как будто за пределами ложа опять накинется прошлая жизнь. Хотелось только любоваться Кларедом, бесконечно. Его лица в таком расслабленном виде и не узнать — мальчишка мальчишкой!
Рука Алрины поднялась словно бы сама по себе, чтобы прикоснуться к тёмным, почти чёрным вихрам, выбившимся из косы за ночь и сразу заблудилась в них. Да и как не заблудиться, когда глаза его так довольно прикрылись?
Спустя десяток биений сердца Кларед плавным движением поднял руку, и тоже запустил пальцы в её такие же растрёпанные волосы. Теперь Алрина прикрыла глаза от ленивого удовольствия, и в глазах Клареда вспыхнул опасный огонёк. Второе движение пошло уже не над ухом, а к затылку, что было ещё приятнее.
