Но хоть я и не сомневаюсь в их вере, я пытаюсь понять их мотивы. Артемида мертва. Ее машина нет. Ее чудовищный Институт живет задуманными Артемидой процессами и методами. Его нужно, как бомбу, разбирать часть за частью и проводок за проводком.
Пока все не закончится, нельзя отдыхать. Голодного демона нужно уничтожить, а его призрак изгнать. Ничто меньшее неприемлемо.
Укё нарушает тишину.
— Так что там с самолетами?
— Тэнки засекречен. Махо-сёдзё военный ресурс, — объясняю я. — Пересечение границы без официального одобрения считается актом шпионажа. Согласно правовому мандату, Институт Прекрасных Принцесс вынужден исполнять такие условия. — Отпиваю из своей чашки. — Эноки Кей пыталась пересечь границу без предварительного одобрения. Она нарушила закон. Все просто.
Укё хмурится.
— Разве ее можно винить? — тихо спрашивает она. — Ты же знаешь, что делала Артемида, Ран-тян. Кей, скорее всего, напугана. Как был бы напуган любой человек в здравом уме. Черт, когда я услышала, что Камико все еще в руководстве, я задумалась, не стоит ли и мне тоже исчезнуть.
Я понимаю мнение Укё. В какой-то степени я с ним согласна. Девушки Института меня не знают. Но они слишком хорошо знают моих сенши. Для большинства из них этого достаточно. В их глазах меня очерняет и то, что я сохранила организацию Артемиды нетронутой. Они не остановятся выслушать меня. Для них я лишь Артемида под другим именем.
И однажды потерянное доверие непросто вернуть.
Тем не менее, Кей нарушила закон. Неважно, сочувствую я ее положению или нет. Я должна исполнять обязанности директора. Если я постоянно буду в этом отказывать, премьер-министр снимет меня с этого места, под угрозой внутренней войны или без.
— Я не виню ее, — отвечаю я. — Но и сочувствия у меня не настолько много. Идиотки вроде Кей усложняют мне работу. Я уже чертовски много времени потеряла, выбивая амнистию для спасенных Хикару девушек. И даже не упоминай о моем обещании Колон. — Качаю головой и возвращаю чашку на блюдце. — Сделай одолжение, У-тян. Если тебе когда-нибудь захочется сбежать из города, скажи сперва мне и убереги нас от массы страданий.
Закрываю глаза и лелею головную боль. Укё права, мне нужен перерыв. Меня убьет стресс этой работы.
— Что у меня с расписанием? — спрашиваю я, взглянув на Эмико.
— У вас встреча с сенши через пять минут, Саотоме-сама, — вежливо отвечает Эмико. — Сразу после этого у вас учебные занятия. Остальная часть дня свободна.
Фыркаю. Свободна. Какой обманчивый термин. «Свободна» подразумевает лишь отсутствие неотложных обязательств. Такие периоды быстро проходят. Нужно работать с документами. Нужно делать домашние задания. Нужно тренироваться. Я разрываюсь между тройным долгом мастера боевых искусств, ученицы и директора. По несколько минут тут и там это все, что у меня получается урвать.
Не просто так я мало сплю.
— Передай Камико, что я встречусь с ней через полчаса, — командую я.
Эмико приседает в реверансе.
— Как пожелаете, Саотоме-сама. — Рыцарь стремительно выходит за дверь.
Когда она уходит, я встаю. Одной рукой стягиваю ленту с волос. Отрез разворачивается, выпуская волну розово-красного.
Процесс переноса тэнки ничуть не замедлился. Пусть эксперименты Митико завершились, мои нет. Тэнки в центре моего искусства. Я тренируюсь трансформированной. В свободные минуты практикуюсь с быстрым превращением. Многократное использование тэнки демонстрирует свои эффекты.
Невероятно быстро растут волосы. Два месяца назад локоны касались плеч. Сейчас они тянутся мне до талии. Скоро мерцающий розовый занавес достигнет колен. Неспешно меняется мое естественное тело. Через год-другой моя форма навсегда примет такую же, как в трансформации.
Страх не проходит. Решимость не в силах стереть эмоции. Лишь подавляет их. Но мой путь определен. Я буду махо-сёдзё. Этого требует мой долг директора. И поэтому я продвигаюсь вперед, стремясь стать сильнейшей из них всех.
— Ладно, У-тян. Я тебя слушаю. Говори.
Шатенка ерзает на своем месте.
— Спасибо, Ран-тян. Перейду сразу к делу. — Укё поглубже вдыхает. — Я ухожу.
Застываю. Рука зависает над парой серебряных колец.
— Уходишь? — повторяю я. — Что ты хочешь этим сказать, У-тян?
Движение продолжается. Пальцы сжимаются. Напрягаются нервы, когда плоть касается холодных серебряных колец. Драгоценные украшения для волос. Нейральные гиды. Цена моего директорства.
Даже став директором, я не свободна от опеки Камико. Гиды стали нашим компромиссом. Увенчанные аметистами серебряные кольца созданы из той же магии, что и тиара. После надевания они проникают в мой мозг. И там они мягко давят, поощряя формирование привычки. С этим механизмом мои манеры примут форму таковых как у хорошо воспитанной леди.
Гиды такое же удобство как и все остальное. Они избавляют нас с Камико от бессмысленного и докучливого обучения этикету.
В отличие от тиары, нейральные гиды не являются ограничивающим устройством. Я могу по желанию снимать их и надевать. Более того, я обсуждала содержание их программ. Встроенные инструкции Камико должны были получить мое одобрение. Я злоупотребила этой привилегией, отбросив структуры, с которыми не была согласна. В то же время, я приказала Митико добавить ряд полезных функций.
Благодаря этому гиды скорее награда, чем наказание. Они улучшают мою концентрацию, подавляют скуку и мысленно пинают меня посильнее полной кружки кофе. Пока на мне гиды, я могу продраться через целые пачки сухих государственных бумаг. Я могу высидеть на длинных душных собраниях. Я могу демонстрировать вежливую улыбку, игнорируя насмешки сексистских ублюдков. Я могу избежать убийства всего Кабинета министров Японии.
По сути, гиды позволяют мне работать, сохраняя при этом подобие здравого смысла.
Я уже подсела на них. Лишь упрямое желание справляться со своими обязанностями без костыля позволяет мне не носить их все время.
— Ага, — выдыхает Укё. — Ухожу. На прошлой неделе до меня дошел слух, что ты меняешь школу. Тогда-то я и сказала себе: «У-тян, дружище, возможно, пришло время тебе поднять задницу и двинуться дальше».
Хмурюсь и собираю волосы в пучки. Надеваю украшения на места. Пульсирует магия. Сквозь уши просачивается жужжание. Мир становится резче. Отдаляется усталость. Слабеет пульсирующая боль в голове. Женственным жестом отбрасываю хвостики за спину и возвращаюсь на свое место.
— Если единственная проблема в моей смене школы, я могу попробовать поспособствовать и твоему переводу, — предлагаю я.
Укё фыркает.
— Не волнуйся. Я немного изучила местечко, куда ты направляешься, Ран-тян. Скажу тебе, тебя ожидает настоящее приключение, если будешь учиться в подобной школе для богатеньких сучек.
Шеф-повар криво усмехается.
— К тому же, я уже какое-то время думала об этом. Мне нужно покинуть Нэриму, Ран-тян. Последние десять лет я жила так, как приказал мне отец. Я хочу двинуться дальше, Ран-тян. Хочу найти себя. Хочу понять, кто такая настоящая У-тян. И, без обид, рядом с тобой я этого не выясню.
С моего лица пропадает выражение. Я хочу, чтобы Укё осталась. Мое прошлое исчезает. Все, что я знала, обратилось в прах. Моя мужественность. Мое будущее. Теперь и моя давняя подруга. Мир перевернулся. Время прошло. Мои друзья изменились.
Так же как и я.
Часть меня хочет, чтобы все осталось прежним. Но я не могу отрицать чувства Укё. Я слишком хорошо знаю, насколько важно найти себя.
— Грустно будет видеть, как ты уходишь, — тихо говорю я. — Но если тебе нужно идти, иди. — Я медленно выдыхаю. — Могу я хотя бы узнать, куда ты направляешься?
— Куда дует ветер, — шутит Укё. Шатенка беспомощно пожимает плечами. — У меня правда нет никакой определенной цели, Ран-тян. Полагаю, куплю себе ятай и буду с год бродить из конца в конец вдоль побережья.
— Звучит весело, — говорю я, губы изогнуты в улыбке.
— Уж точно веселее, чем возиться с документами, — отвечает Укё, глядя на мой стол. — Хотя готова поспорить, платить будут не настолько хорошо. — Веселье Укё пропадает. Девушка глубоко вздыхает и подается вперед. Ее глаза серьезны. — Ран-тян, прежде чем я уйду, ответь мне. И ничего не скрывай. У меня когда-нибудь был шанс?
Останавливаюсь, на мгновение прикрыв глаза. Укё заслуживает честности.
— Нет.
Слово твердо и лишено нерешительности. Уже давно стоило его сказать. Укё была моей невестой. Помолвку организовали наши глупые отцы. В этом случае особенно вопиюща тупость бати. Меня пообещали еще до Укё. Но я лишь отчасти могу винить его во всем бардаке. Мой отец породил грех. Я позволила ему загноиться. Два года назад я сдуру назвала Укё своей «милой невестой». Фраза была задумана как шутка.
Укё приняла ее всерьез.
И я не могу сослаться на невежество. За последующие месяцы ее понимание стало абсолютно ясным. К своему стыду, я ничуть не постаралась исправить свое недопонимание.
— Я так и думала, — кисло говорит Укё. Жесткие карие глаза смотрят через стол. — Не стоило тебе меня дурачить, Ран-тян, — упрекает она. Долгую секунду Укё выдерживает мой взгляд. Затем ее гнев тает. — Но не могу сказать, что я и сама не виновата. Я видела, что написано на стене. Просто не хотела это читать.
— У-тян, — жалуюсь я. — Может, я о тебе так и не думаю, но...
— Не начинай, — отрезает Укё. — Я готова простить тебя, Ран-тян. Но хоть я и ожидала такого ответа, я все равно в бешенстве. Прости, но, думаю, нам придется пораньше окончить эту встречу.
Укё встает. Ее стул скользит назад. Ярость на лице шеф-повара меркнет, когда она замечает мое беспокойство.
Руки Укё сжимаются в кулаки. Она издает напряженный рык, прежде чем силой успокоить себя.
— Мы все еще дружбаны, Ран-тян. Просто мне нужно немного времени для себя. Вот и все. — Укё качает головой, как будто избавляясь от мыслей. — Вот что скажу. Через пару месяцев я загляну в Токио. Тогда и поговорим.
С облегчением улыбаюсь.
— Посмотрю, смогу ли я втиснуть тебя в свое расписание, — шучу я.
— Уж постарайся, — разгневанно говорит Укё. — Потому что если ты и тогда круглосуточно будешь в книгах, клянусь, я надеру тебе задницу и утащу тебя на каникулы.
— Если Камико все еще будет так меня выматывать, они мне понадобятся, — ворчу я. С облегчением опускаю плечи. — Спасибо, У-тян. Ты настоящий друг. — Приостанавливаюсь, а затем указываю на себя. — Хотя, учитывая, как все меняется, кто знает, какой я к тому времени буду.
— Мы обе, милочка. Моя трансформация основана на твоей, помнишь? — неожиданно подмигивает Укё. — Если до того дойдет, сможем вместе пройтись по магазинам за милыми нарядами. Так что ты сможешь поделиться всеми собранными секретами моды, — дразнит она. Смех покидает ее карие глаза, оставляя их после этого тусклыми. — О, и Ран-тян, тебе стоит поговорить с родителями. Да, я знаю, твой отец такой же осел, как и мой. Но он семья. Не сжигай мосты, пока в этом нет необходимости.
Морщусь, услышав о своих родителях.
С тех пор как я их видела, прошло два месяца. Война с Институтом предоставила массу оправданий. Теперь, когда я стала директором Института Прекрасных Принцесс, они у меня закончились.
О бате я ничуть не волнуюсь. Конечно, старый ублюдок своими воплями поднимет бурю. Но, в конце концов, батю волнует только, освою ли я искусство и женюсь ли на Тендо Аканэ. Первое не проблема. Второе вызывает беспокойство.
Не то чтобы меня это волновало. Я вполне уверена, что смогу переупрямить своего старика. А если я и не справлюсь, жадного ублюдка легко подкупить. Учитывая число нулей в моей государственной зарплате, верность Генмы так же хороша, как и моя. Если захочу, могу заставить старика петь дифирамбы его прекрасной дочери.
Моя мать проблема посерьезнее.
Контракт сэппуку бессмысленен. Соглашение недействительно с того момента, как Нодока объявила меня мужчиной из мужчин. Но даже останься контракт в силе, ничто не вынудит меня исполнить его. Нодока может говорить все, что захочет, но мы с моим стариком не из тех, кто ляжет и умрет.
Нет. Боюсь я за наши отношения. Связь меж нами хрупка. Большую часть десяти лет я обучалась у бати. Его я прекрасно знаю. Но за все это время я ни единого раза не видела свою мать.
Я не верю, что ее любовь безусловна.
Подчеркивает этот страх факт традиционализма Нодоки. Для нее гендерные роли не обычай, но священный долг. Контракт окончен. Ожидания Нодоки нет. Я хочу ее одобрения. Чтобы его получить, я должна быть мужчиной из мужчин. И вот я, леди, принцесса, лидер символизирующей женственность организации.
Любая наша встреча приведет к конфликту. Чтобы повлиять на мать, мне придется воззвать к чести.
И этого я боюсь больше всего. Если Нодока сдастся, она быстро настоит на том, чтобы я почтила честь, став женщиной из женщин. У Нодоки довольно архаичные нравы. Ее концепция женственности завела бы меня гораздо дальше структурированного этикета Камико и женственных идеалов Акины.
Теоретически, я могу занять твердую позицию. Но у какого ребенка силы настолько чудовищны, что их хватит игнорировать разочарованный взгляд матери?
Брр.
— Я с ними поговорю, — сообщаю я, не стараясь скрыть отвращения.
— Не говори мне, Ран-тян. Действуй. — Моя давняя подруга встает и мягко улыбается. — И, Ран-тян, береги себя.
* * *
Со смерти Артемиды прошло две недели. Невозможно было скрыть финальную битву Института. Она подняла в СМИ бурю критики. Политическое лавирование дошло до максимума. Оппозиция точила ножи. Правительство так быстро пряло полуправду, что у меня кружилась голова. И в довершение так называемые новости, откапывающие немногие кусочки правды, превращая их всего лишь в цирк на потеху публике.
Нигде не найти ни клочка честности.
И я за это благодарна.
По официальной версии Артемида Серенити Сильвервин умерла при подстрекательстве к перевороту. Чтобы поддержать байку правительства, мне пришлось предоставить список «преступников». Теперь Тиё стала врагом номер один. Ее служанки отправились в бесчестье вместе с ней. Остальные опальные удобно умерли, тем самым избавив живых от лихорадочной охоты на ведьм.
Мне отвратителен непрекращающийся поиск козла отпущения. Невинные имена валяют в грязи. Их семьи посыпают позором, так как в Японии метка бесчестья не останавливается на пороге смерти.
Но я не глупа. Правда страннее вымысла. Кто поверит в такую надуманную историю? Контроль разума? Промывка мозгов? Даже для меня это звучит чередой лжи, придуманной чтобы избежать обвинений. Если рассказать правду, общественность сочтет ее обманом и потребует головы половины Института.
Чувства неуместны. Главный мой долг перед живыми. Именно их я должна защищать. Я неопытна. Я бы не победила в первом своем нападении на политику, если бы сражалась на неподготовленном поле. Но это изменится. Пусть я никогда не освою искусство манипуляции, но я посвящу себя обучению.
Хотелось бы в следующий раз не запачкать руки. А еще лучше вовсе избежать «следующего раза».
