Андрей чертыхнулся. Похоже, надежда на выкуп обламывалась. Что ж, не всё коту масленица. Приказчика тут же отвели в сторонку и быстро допросили на тему, сколько и кого собралось в порту Гданьска и кто собирается в ближайшее время выйти в море. Когда тот удовлетворил капитанское любопытство, его подвели к штормовому трапу, сброшенному с борта и удерживаемого внизу моряком в качающейся на волнах шлюпке.
— Вон там Хель, — Андрей указал рукой в сторону уже не видимой суши. — Море успокоилось, так что на шлюпке доберётесь.
— Город Гданьск не простит нападения на его корабли, — вдруг произнёс приказчик. — А Польша не воюет с московским князем.
— Ну да, — усмехнулся Андрей, — город Гданьск сам напросился. Пока его каперы будут грабить русские суда, мы будем грабить ваши. Так и передай это членам магистрата. И не забудь добавить, что каперство — это обоюдоострое оружие. А теперь убирайся с моего корабля, да поживее.
Когда шлюпка отвалила от борта, Андрей велел разводить корабли и спешно перебрался на борт "Пенителя морей", оставив на когге призовую команду. Прежде чем возвращаться домой, надо было прихватить ещё пару-другую призов, дабы не раз окупить все затраты.
* * *
*
По деревянному настилу портовой набережной Гданьска не торопясь прогуливался слегка полноватый шляхтич в малиновом жупане с золотой вышивкой. Поверх дорогого жупана была накинута застёгнутая лишь на верхние петлицы из декоративного шнура делия с отложным меховым воротником, а по поясу он был подвязан широким поясом, богатство орнамента и материи которого должно было свидетельствовать о высоком ранге носителя. С боку к поясу была прицеплена дорогая сабля в сафьяновых ножнах, так же долженствующая говорить о знатности и достатке гуляющего пана. На голове его красовалась "рогатывка" — польская шапочка с отворотом, разрезанным надо лбом и украшенная султаном из перьев заморских птиц. Дополняли щегольской костюм шляхтича сапоги из тонкой кожи.
Вокруг пана кипела обычная портовая жизнь: сновали торговцы, приказчики, неспешно прошествовал городской патруль, из таверн, окна которых выходили прямо на набережную, доносились звуки умеренного утреннего сквернословия. Утро — время для тех, кто хотел лишь опохмелиться после вчерашнего загула. И повсюду сновали грузчики, выгружавшие из корабельных трюмов русские меха, восточные пряности, шёлковые ткани, пёстрые шали и ковры, сушёные южные фрукты и вина, ткани из Фламандии, драгоценности, металлы и специи. Корабли из разных стран спешили в гавань Гданьска на большую ярмарку святого Доминика. Под неё же по Висле сплавлялись из коронных земель баржи с янтарём, зерном и древесиной, свинцом из окрестностей Олькуша, смолой, мёдом и воском. Следующие две недели предстояли жаркие торги, а городская казна предвкушала поток звонкой монеты, что прольётся в неё и через таможенные сборы, и через многочисленные таверны и гостиницы.
Ян Возняк, так хвали гуляющего шляхтича, не был коренным гданьчанином, хотя родители его и получили владение недалеко от города ещё при короле Казимире, в те годы, когда немецкий Данциг, ещё не ставший Гданьском, склонился перед польским королём. После Радомской конституции, более известной как "Nihil novi" — "Никаких нововведений", род Возняков получил свой герб, вот только на земельном наделе это сказалось не сильно. Точнее не сказалось никак. Владение было не велико, а вот папа был очень плодовит. Ян был четвёртым, самым младшим сыном в семье. В своём семействе у него была репутация шалопая. И он давно смирился с тем, что ему ничего не достанется, кроме отеческого напутствия и старой сабли. Дожив до двадцати пяти лет, он так и не завёл семьи, хотя отец уже чуть ли не требовал соединиться, наконец, узами брака и постоянно подыскивал ему достойных невест. Вот только Ян не клюнул на радости семейной жизни, предпочитая им стезю не совсем привычную для шляхтича. А всё почему? Да потому что отец в своё время слишком часто брал маленького Янека в свои поездки в Гданьск. Вот и увлёкся мальчишка не тем, что шляхтичу более привычно. Нет, и на коне он сидел как влитой и саблей владел великолепно, только мысли его были направленны не к земле, а в море. А ведь давно известно, что по рыцарским понятиям, для шляхтича было унизительно заниматься мещанскими промыслами и торговлею. Только война да земледелие были ему приличны. Но и тут живой ум паренька нашёл выход. Гданьск хоть и стал польским городом, но население его было в большинстве своём немецким, и среди них всё ещё ходили предания о благородных баронах, что промышляли каперством на морских путях. А кто скажет, что шляхтич менее благороден, чем немецкий барон?
Труднее было найти того, с кем можно было выйти в море. Ну, право слово, не с купцом же шляхтичу идти. Но ищущий да обрящет. Вот и Ян вскоре твёрдо встал ногами на палубу корабля, командовал которым благородный Хеннинг Штюк, бывший, впрочем, не менее нищим, чем польский шляхтич. Зато барон был чертовски удачлив, и вместе с морским делом учил парня по иному смотреть на многие привычные вещи. И когда между Данией и Ганзейским союзом разразилась очередная война, поляк спокойно воспринял то, что барон нанялся в купеческий флот.
Все три года войны они пиратствовали, дрались в бою под Борнхольмом, и участвовали в атаке голландского каравана вблизи родного Гданьска, когда сопровождавший купцов конвой обратился в бегство, и ганзейцы захватили и пустили ко дну множество кораблей. И пусть война для Любека закончилась не так, как тому хотелось, но сам Возняк вышел из неё с большим прибытком. И один из них, под именем "Морской дракон", сейчас гордо возвышался среди купеческой шелупони.
На свой корабль пан смотрел с гордостью. Ещё бы, ведь это был не кургузый когг, не мелкая пинка или неповоротливый хольк. Это была настоящая каравелла, одна из тех, что с недавних пор стали строить на гданьских верфях. Вот только всё, что вложил в её постройку Ян — это своё умение воина. Каравелла досталась ему как трофей.
В последние годы Ян подвязался на службе у шведов. Их противостояние с датчанами дошло до вооружённого столкновения и таким людям, как он было на чём нагреть руки. Но когда польский король обратился к Гданьску за помощью в борьбе с московитами он, разумеется, не остался в стороне. Каперский патент давно грел его душу, но предыдущий выход не принёс удачи. Прямо за Хельской косой он наскочил на как ему показалось одиночную лодью, но, увы, та была всего лишь отбившейся от небольшого каравана. Два конвойных корабля, нагнавших их через некоторое время, буквально засыпали его ядрами, после чего пришлось вернуться в родную гавань на ремонт. Что ж, ныне он не будет столь беспечен и значительно усилит как артиллерию своего корабля, так и абордажную команду.
Грохот деревянных башмаков затих за спиной и раздавшийся сзади голос заставил шляхтича оторваться от размышлений.
— Пан капитан, пан помощник зовёт на борт.
— Что-то случилось? — резко обернулся Ян. Что-что, а по пустякам помощник звать капитана бы не рискнул.
— Говорят, вблизи Хеля обнаружен пиратский корабль, — затараторил матрос. — Вернулся экипаж захваченного судна. Поговаривают, что тамошний капитан хвалился тем, что убил Бартунера.
— Бартунера? — удивился Ян и тут же скривился: — Он же мне десять злотых должен! Впрочем, что с того. Ладно, дуй на борт, скажи, скоро буду.
И неспешно двинулся вслед за припустившим моряком.
Когда Ян поднялся по сходням, помощник уже ждал его у борта.
— Чего ты суету поднял? — сразу-же набросился на него капитан.
— Как что? — опешил тот. — Из магистрата уже вовсю шум раздаётся. А тут поутру в море три фламандца и один гданьский хольк вышли. Пират ведь мимо нашего точно не пройдёт. А пока он абордажем будет связан вот тут-то бы по нему и ударить! Это ж, какие преференции от магистрата выпадут, когда мы этого московита приведём.
Ян думал недолго. Пока капитаны морской стражи соберут своих волков с окрестных таверн, он вполне может успеть отличиться перед городом. Правда, немного смущало то, что противником будет такой же охотник, но ведь в своё время он немало переловил таких вот "рыцарей моря". А приз явно стоил риска. Корабли ушли максимум часов пять назад, и догнать их было для быстроходной каравеллы не сложно. И лучше, если подойти именно в тот момент, когда пират пойдёт на абордаж и будет стеснён в манёвре. В принципе, если держаться в сторонке, то можно успеть сцепиться до того, как московиты вырежут купца.
— Людей собрал?
— Последние прибыли прямо перед вами, пан капитан.
— Что ж, по местам стоять, со швартов и якоря сниматься, — бросил Ян, поднимаясь на ют и слыша, как за спиной помощник, надрывая горло, дублирует его команду.
И корабль ожил. Одни матросы, облепившие реи, принялись отвязывать паруса, другие налегли на вымбовки шпиля и, топая по кругу, стали наматывать на шпиль якорный канат, поднимая железный якорь со дна реки. Это была нелёгкая работа: прежде чем якорь покажется из воды, им предстояло обежать не один круг. Взмокшие от пота, с красными от натуги лицами они с облегчением услыхали крик вахтенного:
— Якорь чист!
Шпиль был застопорен. Ветер, раздувший трапециевидные паруса, и течение подхватили каравеллу и понесли её к морю. Потихоньку растаяли позади город, дома, башни, мачты кораблей в гавани. Двое рулевых управляли кораблём, пока он шёл по реке. Рядом с ними, скрестив руки на груди, стоял капитан, придирчивым взглядом поглядывая то на паруса, то на моряков, что озабоченно бегали по палубе, закрепляя канаты. На носу, под руководством боцмана, матросы подвязывали мокрый якорь.
Через некоторое время взору моряков открылась крепость Вислоустье. Она появилась ещё в XIII веке, для охраны входа в гданьский порт. Когда-то она была размещена у самого порта, но песок, принесённый Вислой в течение веков, несколько отдалил её. А потом, в 1465 году, сильный шторм и вовсе уничтожил деревянную фортецию. И тогда на этом месте была построена новая, уже каменная крепость, служившая ныне одновременно и охранником и маяком.
Идя в крутой бакштаг, каравелла шла достаточно ходко и вскоре оставила за кормой последний остров вислинской дельты, оказавшись в водах Гданьского залива, покрытых множеством маленьких лодок, покачивающихся на волнах. Ветер продолжал дуть с той же силой, и корабль бесшумно скользил по воде.
Как Ян и предполагал, купеческие посудины они догнали вовремя. Если трое фламандцев уже вовсю удирали за горизонт, то хольку явно приходилось несладко. Московит вцепился в него мёртвой хваткой. Однако на абордаж пока что не шёл, хотя и было видно, что купец обездвижен. И чего, спрашивается, тот ждал?
А Андрей ждал именно каравеллу. Наличие на борту подзорных труб позволило разглядеть "гостя" раньше, чем тот обнаружил лодью и атакованный ею хольк. А поскольку пошумели они уже знатно (три приза дожидались их у Хельской косы), то появление каравеллы наводило на определённые мысли. Нет, угнаться за ними каравелле не судьба, но и бросать хольк, чей груз он уже считал своим, так же не хотелось. Но и ввязываться в бой — дело ненадёжное. Это вам не купцов потрошить: тут и в ответку прилететь может.
Пока канониры обстреливали гданьского бедолагу, Андрей мучительно принимал решение. Но нигде так воины не получают опыта, как в бою. А рано или поздно, но драться с каперами придётся всерьёз. Так что последние залпы лодья провела картечью и цепными ядрами, в клочья изорвав купцу остатки парусов и такелажа и надёжно обездвижив будущий приз. После чего резко повернула в сторону приближающейся каравеллы.
На палубе лодьи кипела жизнь.
Строились в местах по расписанию вооружённые люди. Возле пушек гремели команды главарта Охрима. Это был рослый, необыкновенно усердный и немногословный малый с голубыми на выкате глазами. Андрей присмотрел его давно, когда сам учился управляться с нынешними монструозами, сильно отличавшимися от артиллерии 21 века. Охрим с его сверхъестественным глазомером, был лучшим среди тех, кого отобрали в канониры и вот теперь дорос до главарта. Ныне он обещал немедленно вставить фитиль в задницу любому, кто слишком медленно выполняет его команды.
Слушая его ругательства, Андрей усмехался в небольшую бородку, отпущенную им в дань нынешней моде.
Когда, на взгляд Охрима, корабли сблизились достаточно, одна за другой выстрелили две носовые пушки. Пороховой дым завернулся в гигантские белые шары и ядра подняли высоченные фонтаны брызг недалеко от каравеллы, давая ей понять, что она уже в зоне досягаемости. Тамошний командир всё понял правильно и стал поворачиваться к преследователю левым бортом, готовясь к артиллерийскому залпу.
— Право руля! — заорал Андрей, заметив это движение. — Главарт, залп с левого борта.
"Пенитель морей" довернул круче к ветру, встав практически в крутой бейдевинд, зато теперь пушки его левого борта смотрели в сторону каравеллы. Обоюдные залпы последовали практически одновременно. Рассекая воздух, взвизгнули улетающие цепные ядра, а мгновения спустя судно содрогнулось от попаданий.
— Плотнику оценить повреждения, — скомандовал Борис, исполнявший в этот момент должность вахтенного офицера.
— Лево руля, — тут же добавил Андрей. — Вахтенный, ложись ему в кильватер.
— Есть, капитан!
К сожалению, когда ветер сдул пороховой дым, выяснилось, что больших повреждений они каравелле не нанесли. Хотя дыры в парусах и виднелись, но на её скорости это не сказалось.
— Охрим, левый заряжай картечью!
— Понял, княже.
Бойко заработали банники, прочищая стволы пушек. После чего заряжающие деревянными лопатками стали засыпать пороховую мякоть. Опять заработали банники, уплотняя засыпанное. Под конец пушки накатили в порты и качественно закрепили, после чего из пороховых рогов в запальные отверстия был засыпан мелкий порох. А канониры бросились к пушкам правого борта.
Теперь оба корабля шли в фордевинд и каравелла, имеющая больше парусов, не давала лодье возможности сблизиться. Матерящийся Охрим сам схватил фитильный пальник, тщательно разжёг фитиль и застыл у носовых пушек в ожидании. Он долго примерялся, но Андрей не торопил своего главарта, понимая, что тот сейчас работает в роли стрельбовой станции и лучше его в этом никто не сработает. Наконец, дождавшись когда лодья застыла на пике, Охрим поднёс фитиль к запальному отверстию. Грохнул выстрел, и палуба лодьи огласилась радостными воплями. Бизань мачта каравеллы медленно, словно в замедленной съёмке, покосилась и рухнула за борт.
— Лево на борт! Выводи правый борт на выстрел.
Борис бойко закричал команды, и лодья плавно покатилась влево. Поворот прекратили сразу, как только все пушки правого борта смогли нацелиться на капера. Охрим застыл на баке, оценивая позицию, а запальщики не отрываясь смотрели на него, ожидая приказа. Вот главарт коротко махнул рукой, и вышколенная долгими тренировками команда опустила пальники. Одна за другой загрохотали пушки, изрыгая в сторону врага пламя, дым и раскалённый металл.
Цепные ядра не подвели: они рвали паруса, такелаж, перешибали рангоут и косили людей, неудачно попавшихся на их пути.
