Женщина читала книгу. "Влияние велодорожек на действия штурмовых групп в плотной городской застройке" — Озпин разглядел черные тисненые буквы на зеленой обложке. Вроде бы где-то он про такое слышал. Или видел. Или встречал...
Стоп. Какие, к лешему, книги!
Волшебник не спешил поднимать веки. Когда еще можно поглядеть на строгую Гудвич... Просто как на женщину. Правду ли говорят, что она ушла от Айронвуда?
Озпин поежился: Глинда что, в самом деле меня любит? Жаль ее, она-то состарится и все, а мне снова горевать...
И внезапно сообразил: но ведь сейчас из вечного колеса появился выход. Неизящный, неостроумный — да только пленник бежит из тюрьмы сквозь любую грязь.
Озпин еще раз поднял глаза к потолку, и часы над входом объяснили: ты можешь больше не держать маску.
Кстати, тик-так!
Глинда отложила книгу и поднесла стакан с водой, потому что Волшебник — ректор лучшей академии на Ремнанте — бывший король Вейла — обреченный вечному перерождению несчастный — Озпин, просто Озпин! — пытался что-то сказать.
Первый глоток Озпин вполне предсказуемо пролил, но второй и третий все же попали, куда надо.
Еще подвигав губами, ректор улыбнулся полностью счастливо и сказал:
— Мне больше необязательно держать маску. Я больше не хочу бояться потерь.
Тут Озпин повернул голову — глаза в глаза, зеленые в густо-синие — и сказал:
— Глинда, прости, что заставил волноваться. Но как я мог послать девчонок, а сам не пойти!
Глинда ответила сухо, очень сухо, слишком чересчур избыточно сухо:
— Не стоит благодарности.
И улыбнулась тоже:
— Выздоравливай, дурень. У нас куча новостей.
* * *
Только новости... Неоднозначные, скажу обтекаемо. И ломиться с ними сразу к Гире я не стал. Хоть пару вопросов задать: какие в местном правительстве партии, кто за, кто против, какие темы трогать не стоит — но, если припрет, все-таки можно! — а чего не касаться даже под расстрелом?
Вот и пошел я по городу туристом. Здесь таких немало. Приехал фавн, а оставаться на жилье боязно. Побережье кое-как освоено, внутри же острова Менажери одни только редкоземельные металлы. Ну, не то, чтобы просто на грунте валялись, а поглядишь: и позолота на контакты отсюда, и платина для электродов, для химически инертных сосудов — все отсюда.
То есть, приехал ты весь такой освобожденный фавн востока — и снова в шахту?
Вот и гуляет народ по городу, набираясь духу шагнуть в раскаленные горы сердца острова, ну и заодно выглядывая: нет ли на побережье какой работы попроще? В шахту или на ферме камни выбирать из борозды не хочется очень, ведь не для того на край света ехали. Словом, предприимчивость из народа так и прет.
Один такой подскочил: дай пять льен, батарею береговой обороны покажу. А двадцать дай, я договорюсь с расчетом, они выстрелят ради тебя нарочно!
Ладно, с железной дороги я уволился гладко. Через Узкое Море перебрался на воздушном корабле, куда меня товарищи-стрелки посоветовали разнорабочим. Денег летуны не дали, но и за билет не взяли, еще и кормили.
А что весь полет сердце заходилось от прикосновения к детской мечте — так у меня последний год новости одна другой больней. Разочарованием больше...
В общем, отлистал я пятерку, а двадцатку чего-то пожалел, и поднялись мы на орудийный дворик, вырубленный прямо в скале точно как и лестница.
Обзор фантастический, Узкое Море почти до Мистраля просматривается. Ну и простреливается тоже прилично, иначе для чего пушка. Часовому мой провожатый монетку сунул. Воин губы поджал: видно, достали его зеваки. Поворчал, чтобы не тронули ничего, но пропустил, из чего я заключил: не секретная батарея, и пушка очень может быть вовсе салютная. Открыто стоит, щита против осколков и того нету. Один снаряд вон в тот склон рядом, и весь расчет не волной, так скальными обломками выкосит. Это уже не Адам, не Синдер, уже Капитанова наука...
Сама пушка жуткая. Не Семиградье, совсем не тоненький хобот зенитки. В ствол я могу залезть с плечами. Зарядная камора еще втрое толще. Откат по рельсам на десять шагов. Выстрел шнуром из-за стенки, потому что если разорвет, всем кто рядом конец несомненный. Погреба тоже в скале, вон люки от них. От люков начинаются рельсики маленькие, для тележек со снарядом-зарядом, понятно... Ведь не унитар же у них тут, калибр большой очень.
Суетится под робким весенним солнышком фавн-экскурсовод, основа пушистая. Я думал-думал, понял: хомяк же! Стоит, щеки надувает, гордится силой фавновской державы:
— У вас такого нету близко, лесные варвары! Культура! Техника! Высочайшие достижения Праха особой серии! Гаубица стреляет балшой снотворный патрони. Лес бабах — всем звэри спать!
При слове "спать" я машинально на часы гляжу, а мне оттуда секундная стрелка: тик-так, полдень скоро. Задержись на батарее, сам поймешь, чего будет.
Ну, тут меня учить не надо. Вопрос про то, про другое. Ранняя весна сейчас, заряды не греете? Как для чего: для дальности. Разве вас не учат? Офицеров учат? Вон те, да? И они сюда идут, а зачем?
Понурился хомячидзе, от ветра с моря укрылся — вот буквально только что ему ветер не мешал, а тут вдруг замерз бедолажка, трясется весь. Холодно ему.
Ладно, отошли мы по лесенке вниз, присели на лавочку. Секундная стрелка подмигивает, наверху люки грохнули, сапоги затопотали, заскрипело железо по железу, командирский голос велел: заряд!
А снаряд где, это раз.
И два: в кого стрелять?
И три: полдень. Вот на что мне секундная стрелка намекала.
Пушка эта декоративная, стреляет в полдень. Потому и стоит открыто. Потому и дворик чистенький и часовой номинальный. Сюда, небось, гостей города водят, за шнур подергать предлагают. Снимки делают на героической батарее...
Отдал бы я двадцатку, не отдал — все равно бы стреляли.
Молодец хомячиссимо, вот руку бы ему пожал с чувством.
Но тут наверху офицер:
— Орудие!
И я привычно: "уши закрыть — рот открыть", и шарах!
Скала дрогнула под откатом, и потом как сквозь вату наводчик докладывает:
— Первое!
И дальше банник зазвенел, снова сапоги затопотали, принадлежность залязгала. Только я проморгался, хомячелло снова подпрыгивает:
— Слыхал! Какая мощь! Треснись, варвар, мордой в сланец, поклонись и офигей!
Раздумал ему руку протягивать. Улыбку нацепил и говорю:
— Зато я следопыт. Вы дети асфальта, мы жители леса, потомки великого духа, видим все! Вот здесь у вас водится поморник черно-синий, редкая птица, но я тебе могу его показать прямо сейчас. Как брату.
— Э?
— Полсотни.
— Да ты охренел!
— Да вы сами охренели редкую фауну распугивать выстрелами! До выстрела двадцатку бы спросил, а нынче поморник-то попрятался, искусство нать. Полсотни вперед, ну!
И секундная стрелка поддакивает: ибо тик-так, в смысле, нефиг. Поморник черно-синий, ты такого и не видал.
Хомяченко как подумал, что деньги не ему дадут, а он сам отдаст — перекосился весь. Я забоялся, чтобы хомячинский по корпусным швам не расселся, подобно утлой шаланде в бурной ночи. Но потом, видать, хомяк-заде прикинул, как туристов будет еще и на поморника водить, повеселел, купюру мне протянул и запрыгал: показывай.
— Сейчас, — говорю, — чистку ствола закончат, уйдут. Я там с одной точки его засек.
Подождали чуть-чуть. Я медитацию изобразил в меру сил, музыку в Свитке дареном поставил: шум леса. Настраиваюсь. Спрятался поморник, однако. Шибко искать будем.
Наверху стихло.
— Ну идем, — говорю, — каменнолистый брат.
Поднялись, а Свиток у меня готов, я хомякино в него мордой, и там фотки того поморника: хоть жопой жри. И в полете, и на гнезде, и на суше, и в воде.
— Ты! Ты! Ты! — хомякович запрыгал, запыхтел, но я выше ростом вдвое, да и заметил еще в первый раз кой-чего, и адресуюсь к часовому:
— Рассуди нас, храбрый воин. Разве не показал я обещанную птицу?
Тот ржет:
— Что, пухлый, хотя бы сегодня обломали тебя?
Хомякян сдулся, сел под станину, греется об горячую после выстрела камору.
Я на море поглядел, Свиток бережно убрал в чехол, а тот в плоский контейнер военный, а тот в нагрудный кармашек внутри разгрузки. Свиток от JNPR, память. А поморник что, поморника в здешних скалах валом, я про него читал еще когда в Технион готовился. Чтобы хоть как отвлечься от мыслей о предстоящем экзамене.
— Ну, — говорю, — вот и деньги есть. Просвети дикаря, городской, культурный: куда в Менажери славном сходить можно?
Хомяколетто насупился, буркнул:
— На морской вокзал сходи. За обратными билетами. Ты! Ты! — и дальше как Тириан про мантловский комгард говорил.
— Я Лось, — улыбаюсь. — Просто Лось. На морской ворота ходи не моги, однако. Дети леса с дети воды однако война совсем.
И пошел я вести жизнь мирную, растительную. В кабачке сорил капустой, вышел в дрова, ну и в дыню там одному перцу. Он в долгу не остался, и мне по тыкве, я ему рожу в помидор, но так, без огонька: огня дерево не любит. Помирились. И ударили по хмелю, и по винограду, по всякой сущей здесь ягоде.
Арбуз, оказывается, тоже ягода. Кто бы знал!
Запомню. Бесполезного знания не бывает. Вот про поморника-то пригодилось, на целый вечер хватило.
Наутро в баню. Тут уже цены столичные. Отдал почти сотню, зато сбрили щетину, сделали прическу как у порядочного, одежду вычистили — ни монетки не пропало, нарочно сверял, а те стояли, хихикали: привыкли, видно. Потом громадный медведь на массажном столе размял все косточки, маслом натер, горячей водой ошпарил, холодной душу в тело вернул — похмелье пропало, и вышел я огурцом.
И понял, что вегетарианство не мое, и с отпуском пора заканчивать.
Карабин сам уже вычистил, патроны подобрал поровнее, надел-сложил все аккуратно, отдал пять льен за подарочную упаковку.
Дальше оттягивать сделалось некуда, и пошел я за чем приехал.
Сел на монорельс — тут побережье изломанное, дешевле эстакаду, чем дорогу вверх-вниз, с одних тормозных колодок дым неба досягнет — и повез меня монорельс в центр города, в управу, и сказал я часовому перед входом:
— К Гире Беладонне у меня дело, ну и дочь его просила привет передать. А карабин в свертке — из города "Ноль" ему подарок.
* * *
Подарок Гира отложил пока что. Парень совсем не походил на Сана, про которого Блейк писала матери. Сан все-таки Охотник, а напротив сидит обычный...
Наемник?
Вольный стрелок?
Чей-то шпион?
Гира отодвинул бумаги и взял быка за рога:
— Прости, парень. Но будет нам проще не ходить вокруг да около. Говори прямо: кто ты и что ты?
Лось показал карабин, и чем он отличается от привычных прахобоев с дальностью шагов сто-сто пятьдесят. Лось показал патроны и подсумки, и книжку-руководство.
И добил:
— Не секретное совсем. До вас просто не довозят, потому что далеко. А в том же Вейле такой карабин можно купить льен за пятьсот-семьсот. Ну там с прицелом-сошками, удлиненными магазинами за тысячу. Есть умельцы, в пулемет переделывают.
— И как, покупают? — спросил Гира, сбитый с толку несекретностью.
— Не, не покупают. Зачем тысячу отдавать за кустарщину, когда ручник в заводской смазке стоит всего-то две. Подвох в том, что патроны он жрет, как не в себя. Пока стрелок научится попадать куда надо, тысяч пять сожжет.
— Стой... — фавн-тигр поднялся, прокатился по комнате той плавной ужасающей походочкой, намеки на которую иногда проскальзывали у Блейк. Именно письмо Блейк — старинное, бумажное — он и вынул из потайного ящика.
— Я тебя вспомнил. Дочь писала, ты им ванну поднимал.
— Ну вот, — Лось разулыбался довольно, — видите, я не врал про знакомство.
— И зачем ты здесь?
Лось пожал плечами:
— У вас есть сомнения, что все это — прежде всего сам "город Ноль" — из иного мира?
— Сомнений нет.
— Получается, на Ремнант пришли... Чужие. Разве Ремнант не должен...
Гира поднял мощную руку, и Лось подумал: без ауры взвод раскидает. Хоть Белого Клыка, хоть Корпуса Пограничной Стражи.
Фавн-тигр сказал:
— Лось. Что такое: "Ремнант"?
— Э?
— Угу. Нет понятия "Ремнант", если только мы не в сказке о богах-братьях и расколотой Луне. Есть отдельно Вейл, особняком Атлас, независимо Мистраль, суверенно Вакуо — и мы вовсе на отшибе. Здесь, в заднице мира, куда ты целую зиму ехал. Ты новости по дороге слушал?
— Вейл, Атлас и Мистраль пытаются образовать Тройственный союз. Так это не новость, сколько помню, Озпин все старался с объединением. Только чего Вакуо не позвали? Назначили песчаных козлами, против которых дружить?
— Вот, а почему Союз до сих пор не состоялся? Вроде же всем выгодно?
— Видать, не всем.
— То-то и оно, — Гира сел за стол. — А теперь скажи, как ты сам понимаешь ситуацию?
* * *
Да если бы я понимал ситуацию, я бы в личном "буллхэде" рассекал, как те политконсультанты. Очевидцы больших событий, собеседники королей...
Собираясь с мыслями, огляделся.
Кабинет официального вида, стены белые, потолок высокий, лепные звери на нем. Похоже, сюжеты героического освоения Менажери. Окно тоже во всю стену. Стол перед окном, к нему придвинут еще один привычной буквой "Т", на том придвинутом и лежит сейчас дареный СКС.
Ощущение от кабинета хорошее. Светлое.
Ну ладно, думаю. Сейчас я тебе покажу поморника в небе, как бы ты френч свой зеленый щегольский не помял...
— В самом деле, зачем думать о противостоянии стадам гриммов, если есть Охотники, верно?
Гира кивает. Говорю дальше:
— Хорошо снабжаем их Прахом, кормим-поим, снимаем про них кино еще при жизни, вот как про Винтер Шни с Кроу Бранвеном. Усыпаем цветами и всячески уважаем. А Охотники за нас умирают. Правда же, выгодная сделка?
Гира вздрагивает. Блин, а хорошо, что я не подкатывал к Блейк и не натянул ей пузо. Тигры в родне для травоядных примета плохая.
Так, не отвлекаться:
— ... Но гости с другой стороны медали решили иначе. Лучше расходовать металл, терять машины и ресурсы, чем людей. Машины их заправляются топливом, не Прахом. В патронах тоже порох, и опять не Прах. Порох можно сравнительно несложным способом получить обычной химией, как я понял из книг и тех обрывков информации, что нам давали. Не надо шахты строить, не надо от Шни зависеть.
— Осталась мелочь, — Гира не хмурится. Ну да кошачьи народ не особо читаемый, хуже медведи только. Вот Большой...
— ... Осталось только доказать, что все это на самом деле из иного мира.
— Легко, господин Беладонна. Ладно там техника. Но люди... Оттуда... Им внове гримм. Их удивляет, поражает, приводит в полное изумление Прах, аура, Проявления. Главное: мы, фавны, для них абсолютный шок. Их профессор меня осматривал, инфаркт получил. Не может быть, кричал. До последнего вопил: не верю! Клиническую смерть не подделаешь. Я видел. Я прожил там долго.
— И?
— И я выбрал Ремнант. Я же не знал, что его, оказывается, нет!
Гира посмотрел в окно; я безотчетно повторил его взгляд.
За окном разворачивалась панорама Кио Ку Ванны, столицы острова и государства фавнов. Скалы, скалы, скалы: черные, серые, багровые, песчано-желтые, серо-гранитные, сверкающие бликами кварциты.
