-Ух, ты! Ух, ты! Какой боевой! -рассмеялся Флинт. -Я же просто пошутил.
-Дурацкая шутка.
-А что? Ты теперь, Писатель, "среди баб один прораб", хе-хе-хе!
-Да ты, я смотрю, завидуешь?
-Было бы чему. Не-ет, не надо мне такого счастья. Мой "старый хозяин" был женат дважды. От первой жены ему достался хронический гастрит, а от второй — лысина!
Флинт был неисправим. Но всё-таки я не могу назвать его негодяем. Просто парень на своей волне, ведомый собственными интересами. У читателя может возникнуть вопрос, с какой это стати он вообще со мной подружился, если изгнанники, в большинстве своём, относятся к людям, в лучшем случае, с презрением, как к обезьянам? Вопрос резонный, и я сам над ним размышлял по-началу. Нелюбовь изгнанников к людям обусловлена тем, что им приходится мириться со своими человеческими телами, из-за которых они терпят столько неудобств. Ведь тела людей для них всё равно, что колодки, или чугунные кандалы. Как вы будете относиться к собакам, если на вас силой напялят собачью шкуру, заставят лаять, бегать на четвереньках, метить углы, ловить блох и есть собачий корм, а чтобы пообщаться со своими собратьями вам придётся нюхать их задницы? Вряд ли такая жизнь способствует позитивному отношению к братьям нашим меньшим. Сравнение грубое, но в целом подходящее. Именно человеческие рудименты связывают более развитых изгнанников с нами — людьми. Для Флинта таким рудиментом стал разговор.
Он любил поговорить, не важно о чём. Важен был сам процесс, а не смысловая нагрузка. Флинт называл разговор "зарядкой для ума", и считал, что в нём кроется некая истина, способная привести к Суфир-Акилю. До моего появления, поговорить ему было не с кем, и потому, он разговаривал сам с собой. Эта регулярная речевая тренировка сделала Флинта самым опытным болтуном из всех изгнанников, и даже апологетов. В отличие от той же Райли, которая даже после длительного общения со мной нет-нет, да и притормаживала в разговоре, отыскивая правильные слова. У Флинта такого не было. Этот краснобай говорил быстро и непринуждённо, как самый обычный человек, обильно сдабривая свою речь хлёсткими словечками, прибаутками и поговорками, заимствованными из разговорного запаса своего "старого хозяина".
Кроме меня, поговорить ему было не с кем. Поэтому, появление собеседника, способного не только слушать, но и отвечать, естественно, стало для него настоящим подарком. В этом и крылась причина возникновения нашей необычной дружбы.
-Дай-ка бинокль, -прервал мои размышления спутник.
Оказывается, мы уже дошли до спуска.
-Тэк-с, где этот здоровяк?
-Может, ещё не вернулся из леса?
-На руинах свежая кровь. Значит, вернулся, -Флинт вернул мне бинокль. -Ну, что, готов?
Я кивнул, закусив губу.
-Тогда пошли.
Как и прежде, ползком вдоль развалин, мы аккуратно пробирались мимо опасного места. Я не видел мясника, но он явно был в своём логове, выдавая себя громким пыхтением и топтанием, от которого по земле разбегалась дрожь. Гигант насытился, и поэтому великодушно пропустил нас. Но всё-таки было страшно. Даже с Флинтом. Не представляю, как бы я здесь один ползал?
Уже около родника я немного отошёл от напряга.
-Как же я ненавижу эту гадину!
Флинт вопросительно на меня посмотрел, подставляя горлышко фляги под струйку воды.
-Мясника, -продолжил я. -Чё ему приспичило здесь поселиться? Мёдом ему тут намазано, что ли? Не будь его, ходили бы нормально за водой, когда захотим. Нет же, приходится подстраиваться под этого чурбана!
-А куда деваться? -пожал плечами Флинт.
-Просто обидно. До воды рукой подать, а добираться, что в русскую рулетку играть. И всё из-за какой-то злобной сволочи. Чтоб он сдох, этот мясник!
-Да не переживай ты так. Сколько раз мы через него лазили, и ни разу он никого из нас не сожрал. Мы его прекрасно знаем, когда у него какое настроение, когда он готов нас пропустить, а когда — нет. Он тоже успел нас изучить, и, как видишь, не трогает. Ну и хрен бы с ним.
-Не знаю. Меня он злит. И очень пугает.
-Ты к нему привыкнешь. К Райли же привык? А она более непредсказуемая.
С наполненными до краёв ёмкостями, мы двинулись в обратный путь. Возвращаться от родника ещё менее приятно, чем идти к нему. Причём, самое обидное, что крышу нашего коттеджа при выходе из спасительных зарослей прекрасно видно. Но она остаётся недосягаемой, пока нас разделяет трижды проклятый мясник. Чтобы ему пусто было! Как же я его ненавижу!
Опять мы поползли, стараясь не поднимать шума, с предательски шуршащими и булькающими канистрами. Прямо посреди пути, Хромой недовольно рыкнул, заставив нас остановиться, и тихонько подождать с полминуты. Видимо, мой злосчастный страх снова выдал меня с потрохами. Но, благодаря усталости и сытости Хромого, всё завершилось удачно. Он даже не высунулся из своих развалин.
На перекрёстке Пушкина и Арсеньева, мы с Флинтом распрощались. Всё ещё не унявший дрожь в ногах, но весьма довольный собой, я пошагал к дому, таща груз, приятно оттягивающий руки. Сам добыл воду! Райли будет мной довольна.
Но похвалы, как обычно, не последовало. Вместо этого, мы обменялись следующими фразами:
-Я воду принёс!
-Как раз кстати. Тебе уже давно не помешало бы помыться.
Вот и поговорили. То есть, весь мой риск, пережитый страх, и героическая добыча для Райли не значили вообще ничего. Будто бы я просто сходил на кухню, где набрал воды из-под крана. Что за отношение?
И всё-таки, со своим больным тщеславием надо как-то бороться. Ведь то, что для меня является подвигом, для Райли — сущая ерунда и бытовуха. Ладно. Мыться, так мыться. Захватив "банные принадлежности", я отправился совершать омовение.
* * *
*
Хорошенько вымывшись, я вернулся обратно в спальню. Обида всё ещё глодала моё самолюбие.
-Почему ты не побрился? — спросила Райли.
-Как раз собирался, -не глядя на неё, ответил я.
Будет ещё она мне указывать, когда мыться, и когда бриться...
-Ты плохо выбриваешься. Давай я тебя побрею?
-А ты умеешь? -предложение застало меня врасплох и очень удивило.
-А чего там уметь? -поднявшись с лежанки, Райли подошла ко мне.
-Ну, попробуй, -я протянул ей бритвенный станок. -Только осторожно, о`кей?
Она взяла бритву, отложила её в сторону, после чего, принесла широкое блюдо, налила в него воды, и кинула термоконцентрат. Я сел на стул, напротив табуретки с блюдом, дожидаясь, когда в нём закончится реакция.
-Вдохни поглубже, -как бы невзначай произнесла подруга.
Я сделал глубокий вдох, и не успел опомниться, когда крепкая рука изгнанницы, вцепившись в мой загривок, с силой погрузила лицо прямо в блюдо. Горячая вода тут же обожгла мои щёки, губы, глаза. Чуть не заорав, я попытался вырваться, но Райли держала меня крепко. Что она делает?! Хочет, чтобы я захлебнулся?! Казалось, что это погружение продолжалось целую вечность. Кожа привыкла к температуре, но воздуха оставалось всё меньше. Наконец, всё так же, за затылок, я, фыркающий и отплёвывающийся, был поднят из миниатюрной купели.
-Ты меня чуть не утопила, чокнутая!
-Дай-ка посмотрю, как у тебя кожа пропарилась. Вроде нормально. Можно работать.
Покрыв моё лицо пеной, цирюльница внезапно выхватила "сестру".
-Эй, ты чё, этим меня брить собралась?!
-Ну, да.
-Ты окончательно спятила? Ты же мне глотку вскроешь! Ну, нафиг, давай лучше я сам побреюсь!
-Сиди! -она с силой опустила меня обратно на стул.
Если Райли вошла в раж, то останавливать её уже бесполезно. Остаётся только закрыть глаза и усиленно молиться.
-Чего ты так съёжился? Не порежу я тебя. Если дёргаться не будешь. Сиди ровно и смирно. Я быстро управлюсь.
-Не сомневаюсь, что быстро. Я видел, как ты бандитам головы резала.
-Хватит ерунду говорить. Соберись, -с этими словами, она подцепила пальцами мои ноздри и, тем самым, отклонила голову назад, открыв шею для бритья.
Поднесла нож. При виде приближающегося лезвия, душа моя ушла в пятки. Вот ей богу, чуть не обделался. От приближения охотничьего ножа к самому незащищённому участку тела наступает паралич. Тем более, что я уже видел "сестру" в деле. Она без малейших затруднений рассекает плоть, словно тёплое масло. Сколько врагов Райли отправила на тот свет при помощи неё? Только бы не дёрнуться невзначай.
Лезвие легло на кожу, и поползло снизу-вверх — к подбородку. Не больно, даже не неприятно. Но до чего же страшно! Всё быстрее и быстрее, нож чертил вертикальные полосы по моей шее, заставляя меня покрываться гусиной кожей. Наловчившись, Райли постепенно разгонялась, орудуя ножом так, словно очищала рыбу от чешуи. Вдыхать и выдыхать я успевал только когда она стряхивала с лезвия пену, перемешанную с щетинками. Вот это — скоростища! Нож вытанцовывал по моим щекам, по скулам, по подбородку. Ещё несколько взмахов, и бритьё завершилось, а я продолжал сидеть в полном оцепенении, таращась в одну точку. Райли смыла остатки пены. Затем, притащив лосьон, раздобытый в одном комплекте с бритвой и пеной, смочила ладони, после чего, с силой приложила их к моим щекам. Эх, как я заорал! И тут же вышел из паралича, вернув себе способность шевелиться. Мне не верилось, что столь экстремальное бритьё завершилось без единого пореза. Пощупал щёки, шею. Гладкие, как у младенца.
-Ну, вот. Совсем другое дело, -вытерев нож тряпицей, Райли наклонилась ко мне, прислонив щеку к моей щеке. -Никаких колючек. Вот, как надо бриться.
Чмокнув меня в щёку, она отправилась выливать грязную воду. Если она хотела таким образом отомстить мне за пятьдесят пятую, то месть ей удалась. Я ещё долго был под впечатлением, стараясь как можно скорее забыть нож, скользящий по моей коже.
* * *
*
Z-345/5-55 заметно восстанавливалась. Когда я спустился к ней, то увидел, что свои вещи она уже успела постирать, и теперь сушила их на верёвке, возле выхода.
-Ну что, Динь-динь, обживаешься потихонечку? Гляжу, ты постиралась. А я тебе поесть принёс.
Девочка, прищурившись, посмотрела на меня, и кивнула. Всё-таки с её глазами было что-то не в порядке. Во-первых, они не были красными и слезящимися, как у остальных изгнанников. Во-вторых, 5-55 постоянно щурилась, часто моргая, когда что-то рассматривала. Её мутноватый взгляд, подолгу задерживающийся на одной точке, наводил на мысль о явных проблемах со зрением. И это оказалось правдой. Пятьдесят пятая была полуслепая. Этим обусловливалось отсутствие покраснения век и слезливости. Глаза изгнанницы просто не перенапрягались, как, например, у Райли, отличавшейся феноменальной зоркостью.
Но дефект был не врождённым, а приобретённым. Практически всю свою жизнь 5-55 пребывала в относительной, либо абсолютной темноте подземелий, где зрение уже не играло такой важной роли, как на освещённой поверхности. Там, в глубинах подземных коммуникаций, ей приходилось опираться на иные чувства, выдвигая их на передний план, и развивая настолько, насколько это было возможно. Таким образом, у пятьдесят пятой развилась дневная слепота, которая на Западе носит название "гемералопия". При свете зрение резко падает, в то время как в темноте оно улучшается, позволяя видеть гораздо лучше любого другого изгнанника. 5-55 перенастроила зрительную функцию под конкретную среду обитания, превратившись в ночную охотницу. Теперь понятно, почему она так вольготно чувствовала себя в подземельях, и легко уходила от любого преследования.
Но даже по максимуму настроенный на темноту, человеческий глаз всё равно не способен видеть в потёмках, без единого источника света. Как же пятьдесят пятая выкручивалась? Оказывается, полагалась на слух, запах, и ещё какое-то шестое чувство, которым могли пользоваться, наверное, только изгнанники. Словно летучая мышь, она по одному лишь едва различимому эху, отражающемуся от стен замкнутого пространства, умела определить расположение окружающих её препятствий. По тончайшему сквозняку и слабейшим потокам воздуха, она узнавала направление выхода из лабиринта. Превосходная память позволяла запоминать и держать в уме десятки сложнейших трёхмерных карт, зафиксированных настолько детально, что на некоторых участках 5-55 могла передвигаться вообще исключительно по памяти. Вот такой она была парадоксальной девчонкой.
-У меня к тебе есть один нескромный вопрос, Динь-динь, -начал я, сев рядом с ней, и глядя, как она уплетает принесённую пищу. -Ты умеешь чинить усилители псионической завесы?
Она прекратила жевать, и как-то странно на меня покосилась.
-Только не говори мне, что ничего про них не знаешь.
-Почему же не знаю? Знаю.
-Слава Богу!
-Но чинить не умею.
-Блин... Это плохо. Очень плохо. Значит у нас с тобой серьёзные проблемы.
-Почему?
-Помнишь, я говорил о том, что Райли разрешила тебе остаться, взамен на одну услугу? Так вот, я ей сказал, что ты мне пообещала починить усилитель псионической завесы, взамен на своё спасение.
-Когда я успела это пообещать?
-Никогда. Я обманул Райли, чтобы она позволила тебе остаться. Если она узнает об обмане, то нам несдобровать.
-А с чего ты решил, что я умею чинить эти усилители?
-Райли сказала, что все пятёрки это умеют.
-Опять... Опять этот стереотип. Почему все думают, что каждая пятёрка просто обязана уметь что-то строить, изобретать, чинить? Ох-х. Я конечно готова взглянуть на это устройство, но как его чинить — понятия не имею.
-Ну, ты хотя бы посмотри, сделай вид, что разбираешься. А я пока придумаю, как выкрутиться.
-Тащи. Посмотрю, -5-55 вернулась к еде. -Хоть я и не понимаю, зачем тридцать седьмой нужен этот усилитель? Я чувствую внушительные запасы ай-талука. Их вполне хватит, чтобы укрыть завесой солидный участок вокруг дома без всякого усиления.
-Я ей обещал, что ты его починишь.
-Глупый поступок.
-Согласен. Но я должен был тебя спасти.
-А зачем? Зачем я тебе?
-Не знаю. Просто не хотел, чтобы ты погибла.
-Всё это странно. То есть, ты спас меня просто так?
-Ну, да.
-Ты же меня совсем не знаешь.
-Ну и что?
-Ничего. Мне это не понятно.
-Да и не надо ничего понимать. Просто прими это, как данность.
-Как скажешь... А почему ты зовёшь меня "Динь-динь"?
-Ну, вот же, -я ткнул пальцем в сохнущее платье собеседницы. -Ты разве не знаешь, кто здесь нарисован?
-Фея, -пожала плечами девочка.
-А как её зовут?..
5-55 наморщила лоб.
-Понятно. Значит, сказку про Питера Пена твоя старая хозяйка не читала. И мультик не смотрела?..
-Может и смотрела. Не помню.
-Тяжёлый случай. Так вот, объясняю. Это фея Динь-динь. У изгнанников вместо имён какие-то сушёные цифры. Чтобы с вами было проще общаться, мне приходится выдумывать имена на ходу. Прости, но называть тебя 5-55 просто язык не поворачивается. Я же не с машиной разговариваю, у которой государственный номер вместо имени.
-Я не против имени. Но ведь на платье написано что-то другое.
-Здесь написано по-английски, "Тинкербелл". Так её зовут в оригинале. Ну а по-русски — "Динь-динь". Кстати, ты чем-то на неё похожа. Помнится, в сказке главным занятием этой феечки был ремонт кастрюлек. По мне, так наш усилитель — это та же самая кастрюля, только с ай-талуком...
