Зал погрузился во мрак, исчезли факелы, кануло во тьму собрание, и остались только мы втроём: я, сабля и сияющая рука на моём запястье.
"Не сейчас, — раздалось у меня в голове. — Его постигнет кара, но позднее. А у тебя другая миссия, не забывай об этом. Ты должна отыскать мою наследницу, а до тех пор ни один собрат не должен пасть от твоей руки, запомни. Иначе ты утратишь способность чувствовать её. Когда она займёт трон Великого Магистра, воцарится мой порядок".
Рука уже давно соскользнула с моего запястья, а отзвуки этого голоса всё ещё раздавались в голове. Охрана снова схватила меня, обезоружила и оттащила от Октавиана, а я, впав в какое-то оцепенение, даже не сопротивлялась.
— Что здесь происходит? — раздался голос Ганимеда.
Они с Оскаром уже вернулись. "Так и знал, что тебя нельзя оставить одну", — сказал мне взгляд моего наставника.
— Она напала на меня, — объявил Октавиан. — Полагаю, её следует наказать, собрат! После всего, что ею было сказано и сделано, она это заслужила.
— Наш собрат Оскар Октавия поручился за Эйне своей честью, — сообщил Ганимед. — Будем считать инцидент исчерпанным.
Властный взмах руки — и я почувствовала свободу. Меня больше не держали.
Оскар поручился за меня честью, и это значило, что я несла ответственность уже сразу за две репутации — свою и его. Любой мой проступок теперь должен был отразиться на нём.
— Наследница Леледы всё равно придёт, хотите вы того или нет, — пробормотала я, обводя всех туманящимся взглядом. — Она займёт этот трон, и воцарится порядок.
— Ну конечно, придёт, разумеется, — ответил Ганимед. — Мы ждём этого момента с надлежащим благоговением.
Какое "благоговение" они выказали к Авроре, вы знаете. И слово "abelladerion", которое я произнесла над Октавианом, ещё раз прозвучало в этом зале уже из её уст.
Постепенно мой внешний вид улучшился, но не намного. Волосы отросли, но превратились во взъерошенную гриву неопределённого цвета, появилась седина. Вот так я и приобрела тот жутковатый облик, по которому вы меня знаете.
А теперь я кошка с седым ухом.
"Спи, малышка, баю-бай,
Поскорее засыпай..."
Часть 5
— Ты говоришь, видела Леледу? Расскажи-ка поподробнее, — попросил Оскар.
После моего рассказа он долго сидел в раздумьях. За окном кружилась густая метель.
Встав и подойдя к окну, он поднял раму. В комнату сразу ворвался холодный ветер, растрепав Оскару волосы и осыпав их снежинками. Оскар же, вытянув руку, ловил снег в ладонь.
— Тебе повезло, что ты не старший магистр, — сказал он. — Ты не представляешь себе, какое это змеиное гнездо. С тех пор как Великая Госпожа удалилась от дел, они всё никак не поделят власть... Я не видел предыдущего Великого Магистра, но говорят, при ней порядок был больше похож на тот, что завещан нам Леледой. А сейчас... Все будто с ума посходили. Когда-то давно — тех времён я также не застал, знаю лишь из нашей истории — с Леледой мог говорить каждый и в любое время, представляешь? Обратиться к ней за советом, попросить о помощи, защите. Сейчас же она молчит. Не потому ли, что мы отошли от её заветов? Она недовольна... И неудивительно. После того, что сделал Октавиан, я на её месте не только перестал бы с нами разговаривать, но и испепелил бы... не всех, но некоторых.
Оскар вздохнул и смолк, щурясь от летевших ему в глаза снежинок. От гуляющего по комнате ветра стало немного неуютно, но он этого будто не замечал, стоя у открытого окна.
— Бросить ему в лицо обвинение было смело с твоей стороны... Смело, но глупо. — Угол губ Оскара чуть дёрнулся, а это означало у него крайнюю степень досады. — Теперь на твоём месте я опасался бы слежки и сто раз думал бы, прежде чем сказать хоть слово.
— Да пускай следят, мне от этого ни холодно, ни жарко не будет, — хмыкнула я.
Оскар посмотрел на меня прищурившись, со снежинками на ресницах.
— Искать наследницу, будучи у них под колпаком? Задача не из лёгких. Но ты не ищешь простых путей, верно?
Что я могу сказать об Оскаре? Из всех старших магистров он был самый молодой, но самый толковый. Ганимед зачастую обращался к нему "мой мальчик" или "мой молодой собрат", но по мозгам Оскар превосходил всех стариков, вместе взятых, а они, чувствуя, что он дышит им в затылок, относились к нему настороженно. Но Оскар был хитрецом и хорошим дипломатом, и в море интриг, что плелись верхушкой Ордена, он умудрялся всегда оставаться на плаву. Вы можете предположить: мол, если не тонет, то, может быть, плохо пахнет? О нет, вот тут вы ошибётесь. Хотя не исключено, что я пристрастна... Ведь он был единственным, кто поддерживал меня все эти годы, пока я искала наследницу. Его рука была единственной, что всегда была готова вытереть мне слёзы или кровь, а потому я не могу быть достаточно объективной в оценке. Поскольку я не помнила своего настоящего отца, Оскар стал им.
"Спи, малышка, баю-бай,
Поскорее засыпай..."
* * *
Год шёл за годом, а я всё ждала и искала тебя, моя судьба. Одна, без помощников, с поддержкой лишь одного Оскара. Но это был только мой крест, возложенный на меня Леледой, и я несла его сама, стараясь как можно реже беспокоить моего наставника, так что со временем его поддержка стала почти условной. Меня мучили те же видения, что и тебя: огонь, крики, смерть, красные комочки обожжённой земли... Собрат идёт против собрата, один хищник рубит голову другому, а кровь выдают в прозрачных пакетиках. Мне снились люди в ваннах, опутанные тонкими трубками, а ещё — воины в чёрных масках. Задолго до того, как они появились.
Мне снилась и ты, но мне постоянно не удавалось рассмотреть твоё лицо. Сон за сном я видела только голубые молнии в глазах.
А потом я наконец нашла тебя, но — мёртвой. Это было во Вторую мировую, которая для твоей родной страны называлась Великой Отечественной. Когда я нашла тебя, было слишком поздно: ты висела в петле, и молний в твоих остекленевших глазах мне так и не удалось увидеть. Это сделали с тобой гитлеровцы.
Да, я видела твою смерть.
Тогда я думала, что настал конец всему. Я просто лежала на обломках стены разбомбленного дома, без мыслей и без чувств, под мокрым снегом, пока не услышала окрик на немецком. Всем, наверно, до сих пор знакома форма этих касок, правда? И я увидела парня в такой каске и с автоматом: он патрулировал эти руины. Он был обычный солдат и просто нёс свою службу. Не изувер, не жестокий мерзавец-фашист, нет. Обыкновенный немецкий парень лет двадцати, не больше. Дома у него была седая муттер, писавшая ему длинные письма, усатый фатер и любимая девушка Лизхен. По долгу службы он резко окрикнул меня, спрашивая, кто я и что здесь делаю. Что я могла ему ответить? Да ничего. Когда он подошёл ближе, я схватила его и вонзила зубы ему в глотку.
Лизхен больше никогда не видела своего Пауля, поплакала немного и вышла замуж за Генриха.
Ничего личного, просто голод. И война.
Я думала, что это конец, но ошиблась, к счастью. Просто было безвременье, которое требовалось переждать. Часто в снах я видела то место, где Леледа впервые сказала мне, что я должна тебя найти. Зелёные склоны гор, развалины какой-то древней крепости и старая, мощёная камнем дорога — вот что мне запомнилось. Где это место? Как его отыскать? Мне почему-то казалось, что там я найду все ответы.
Звенела какая-то нить, то напрягаясь, то ослабевая. Один её конец был в моём сердце, а другой... А вот другой надо было найти. А что, если просто пойти по ней? Куда она меня приведёт?
Да, она привела меня именно в то место. В Андах.
Я даже нашла развалины той крепости, и даже тот самый камень, на котором, как на постаменте, стояла Леледа в своих сияющих одеждах. Я припала к этому камню и впитывала, впитывала... Сама не знаю, что. А потом уснула.
И снова увидела тебя, точнее — голубые молнии в твоих глазах. На этот раз мне удалось смутно рассмотреть твою фигуру целиком: ты была в чёрной одежде, похожей на форму тех воинов из моих снов, и у тебя была седая прядь в волосах, как у меня... А вот черт лица я опять не сумела чётко увидеть. Ну ничего, по молниям в глазах узнаю.
Да, в том, что ты снова придёшь, я перестала сомневаться. Оставалось только подождать... каких-то несколько десятилетий.
И вот, я дождалась и нашла тебя. Мы сидели на крыше высокого дома, и ты спросила:
— Зачем я тебе понадобилась?
А я ответила:
— Твоя трансцендентная сущность лежит в области экзистенциальных эманаций ортодоксального понимания хрен её знает какой задвинутой грёбаной инь твою в ян, по методу иррационального бессознательного трахания мозгов, и всё в таком духе.
Смешно звучит эта абракадабра, конечно. Если бы я сказала, что искала тебя много лет, и твоя судьба — стать Великим Магистром Ордена, как бы ты восприняла это? Поверила бы? Не знаю. Сложно и долго объяснять...
А вообще, мне казалось, что лучше не открывать тебе твою судьбу заранее. Я узнала о значении своих белых крыльев — и что? Помогло это мне? Впрочем, судьбу нельзя обмануть. Если мне не суждено было стать Великим Магистром, я им и не стала. Моя задача была другой — найти тебя. А ты стала Великой Госпожой даже несмотря на то, что тебе всячески мешали.
Обвинение тебя в смерти отца было только началом. Его подстроил Октавиан. Проникать в разные институты человеческого общества умела не только "Аврора": Орден тоже использовал людей в своих целях, но не в таких масштабах, боясь высунуться из тени слишком далеко. "Аврора" высунулась дальше, и сама знаешь, к чему это привело. Шила в мешке не утаишь, а такая организация, как "Аврора", покрупнее шила будет...
Ставка делалась на то, что ты не выдержишь заключения, и это было вполне реальной перспективой. Ну, а если бы ты проявила стойкость, тебе "помогли" бы не выдержать. Почему Октавиан просто не подослал к тебе убийц? Так, согласись, было бы гораздо проще и надёжнее. Не знаю... Может быть, мои слова о гневе Леледы всё же посеяли в его душе какое-то опасение, и он всё же не рискнул взять на себя убийство, выбрав окольные пути? Чтобы всё выглядело так, будто он здесь ни при чём. Ведь если бы другим старшим магистрам стало известно о том, что он убрал тебя физически, они могли бы использовать это против него же, формально прикрываясь законом, которого в душе, увы, не чтили сами. В этом гадючнике давно и не пахло порядком... Сообществу хищников нужны были перемены. И только с твоим приходом они могли настать.
Оскар вытащил тебя из тюрьмы, и ты бродила по сонным зимним улицам незнакомого тебе города, а я тенью кралась за тобой. Поверишь ли — боялась ещё каких-нибудь сюрпризов от Октавиана. Что, если он выследил тебя? Но нет, сколько я за тобой ни петляла, слежки так и не почуяла. Всё было чисто...
Но ненадолго: появились эти два отморозка. Не хищники — люди. Они шли за тобой, а я перелетала с крыши на крышу, не отставая и не сводя с них глаз. И когда они потащили тебя в укромное место, чтобы там изнасиловать, я вмешалась.
Первый вышел на меня с ножом. Что мне был его нож? Не страшнее иголки. Один удар — и его рука была пуста. Мои челюсти сомкнулись на его горле, рывок — и я выплюнула его гортань. Мой фирменный укус, который ты взяла на вооружение, когда сама стала хищницей. Со вторым я поступила так же.
Ты сидела на мартовском льду, глядя на меня. Это была наша первая встреча глаза в глаза, после того как ты толкнула меня на тот железный прут... Нет, я не винила и не виню тебя, хотя эта боль так и не прошла, поселившись в моей груди навсегда. Её нельзя было снять никакими обезболивающими средствами, зато она всегда реагировала на твоё приближение. Если заболело сильнее — значит, ты где-то рядом.
А потом я бродила под снегопадом по улицам. В груди ныло, я курила сигарету за сигаретой.
— Здравствуй, — услышала я.
Это был Оскар — в пальто с роскошным меховым воротником, с двумя букетами тюльпанов. Корку весеннего льда вновь запорашивало снегом, люди поскальзывались и падали. Я сама пару раз поскользнулась на своих любимых высоких каблуках.
— Это будет сегодня, — сказал Оскар. — Не хочешь побыть рядом?
В горле сухо царапало. Я попыталась сглотнуть, но не получилось — не было слюны.
— Нет...
Оскар взял оба букета в одну руку, а освободившейся мягко взял меня под локоть.
— Она думает о тебе. И винит себя в том, что причинила тебе боль. Думаю, вам пора поговорить.
Я отрицательно качнула головой.
— Я её ни в чём не виню. Пусть не переживает.
Оскар был, как всегда, элегантен. Снежинки усыпали роскошный мех его воротника и аккуратно уложенные блестящие волосы. Я спросила:
— А цветы кому?
Он улыбнулся:
— Дамам. Сегодня ведь Восьмое марта.
Я пожала плечами.
— Да? Я как-то в праздниках не разбираюсь.
Мы пошли по улице под снегопадом. Оскар вручил мне один букет, и я вертела его, не зная, куда деть. Он мешал мне в руках.
— Приходи, пожалуйста. Сегодня великий день — наследница придёт в мир хищников. Побудь с нами. И её заодно поддержишь. Ей будет тяжело, ты сама знаешь...
Я кивнула. О да... Тебе предстояло помучиться, "рождаясь". Вспомнился твой взгляд, когда ты сидела на льду, дрожа, рядом с двумя убитыми мной насильниками. Молний тогда в нём не было — какое уж там... Просто испуганная девчонка, пьяная к тому же. Прийти, быть рядом с тобой в этот трудный и ответственный момент?
— Приходи, — мягко уговаривал Оскар.
Я неуверенно кивнула.
— Хорошо...
— Ну, вот и славно, — улыбнулся Оскар. — Значит, увидимся?
Я кивнула ещё раз, и он погладил меня по руке.
— Ну, мне пора.
Он собрался уходить, а букет оставался у меня.
— А цветы? — Я протянула ему тюльпаны обратно.
Оскар засмеялся, сверкнув белыми зубами.
— Это тебе. А второй из дам я ещё один куплю.
И я осталась одна под падающим снегом, не зная, куда девать букет.
Нет, у меня не хватило духу прийти к тебе. Не смогла, хоть и пообещала Оскару. Вместо этого я сидела на крыше соседнего дома, глядя на уютный свет в окнах квартиры, где ты сейчас проходила все стадии превращения, и прислушиваясь к ноющей пульсации в груди. Не знаю, может быть, ты ждала меня? Если да, то я, конечно, поступила малодушно, не придя, а если нет... Ну, тогда и чёрт с ним.
"Спи, малышка, баю-бай,
Поскорее засыпай..."
* * *
Октавиан боялся Авроры, я увидела это в его глазах, когда она вошла в тронный зал, чтобы пройти обряд посвящения в члены Ордена. Я стояла вместе с прочими младшими магистрами, облачённая в это дурацкое церемониальное железо, и мне было хорошо видно его лицо. Аврора вошла, осматриваясь вокруг чистыми и наивными глазами, как у несмышлёного дитяти, но уже тогда в них были эти молнии. Оскар пока не посвятил её в тайну цвета её крыльев, руководствуясь, видимо, фразой "от многих знаний многие печали", но это не делало её более желанной гостьей на этом собрании. Вроде бы радостное событие — обретена наследница Леледы, но это не радовало старших магистров, а скорее нервировало. Это нарушало их спокойствие и угрожало привычному укладу жизни, вносило чувство неуверенности в будущем. Матёрые кровососы привыкли к положению дел, сложившемуся при доживающей свои последние годы дряхлой маразматичке Оттилии Персиваль, а молодая белокрылая хищница несла с собой неопределённость. Что-то будет, если она станет Великой Госпожой? Не сгонит ли она их с насиженных мест, не ущемит ли их интересы и не заставит ли умерить слишком разросшиеся в последнее время аппетиты? Не придёт ли конец их привольной жизни? Не вздумает ли она, чего доброго, вводить какие-нибудь реформы?.. Вот о чём думали Ганимед, Канут и Октавиан, облачённые в тяжёлые церемониальные доспехи, глядя на приветствующую их "безымянную".
