— Ну и, что они сказали? — полюбопытствовал я.
— Они потребовали немедленно уйти от колодца и плату за воду! — ответил Владимир. — На раздумье нам дадено всего десять минут.
— Мы не успели ничего сказать, — добавил Добронрав, — как они ускакали.
— Послушай, Учитель, мы, как и они, тоже более детально рассмотрели их силы. Они значительно превосходят по численности первую шайку и, уж не знаю, какие они там бойцы, но оружие, как и доспехи, имеют отличные.
— Значит, либо Вазген соврал, либо он продал нам старые сведения, что, впрочем, также можно считать враньем, — пробурчал я себе под нос.
— А луки вы видели?
— С луками всё в порядке, — сказал Владимир. — Их у противника ровно десять.
— Отлично, будем ждать предложений от атамана?
— Скорее всего, он сначала предложит нам заплатить ему за воду, — предположил Родомысл.
— А мы, что ответим?
— А не послать ли его, куда подальше! — высказался Ратибор.
— Лучше прикинуться служаками, и строго заявить, что он попирает законы империи, — предложил Борислав, — приказать им сложить оружие и отдаться на нашу волю.
— И чего мы этим добьёмся? — поинтересовался я.
— А того, что нас могут принять за имперских выскочек! Разбойники их не уважают и стараются наказать, чтобы согнать с имперцев спесь.
— Значит, ты думаешь, что в этом случае Шакал нападет? — поинтересовался Мстислав.
— Нападет. Но и здесь могут быть два варианта. Первый, он нападает сразу, а второй, он сделает вид, что уходит, и нападет ночью или на рассвете следующего дня.
— А более сложную игру Шакал не может затеять? — спросил я.
— Нет, я хорошо знаю этих людей. Даже самые умные и хитрые из них неспособны вести более тонкую игру. Им всё подавай сразу! Выжидать они не умеют, это не мстители или душегубы.
— А те, значит, умеют? — поддел Болек.
— Кто как, конечно, тоже зависит от характера. Но, в основном, такие люди имеют точную цель, во что бы то ни стало уничтожить. У них иной настрой, они действуют в одиночку или маленькой группой, зачастую в условиях неблагоприятных для себя. А здесь перед собой мы имеем превосходящие силы противника, который привык грабить и убивать, наваливаясь числом, а не умением.
Конечно, если бы они знали, с кем имеют дело, то не стали бы связываться. Вожак, завидев луки, уже сомневается в успехе. Но он, самый хитрый и осторожный из них! Только беда в том, что он один такой, остальные же думают иначе. Каждому наплевать на другого. Каждый из них думает, что стрела минует его, а попадет в соседа. Это их только радует, поскольку придется делить добычу с меньшим числом дружков, а, следовательно, доля будет больше.
— Но вожак должен понимать, что его шайка сильно поредеет после сражения. Луки, — есть луки, — возразил Родомысл.
— Понимает, но и знает, что легко наберет новых лихих людишек. К тому же когда шайка разрастается сверх положенного, появляются проблемы с долями дележа.
— И какова достаточная численность крупной банды? — поинтересовался я.
— Человек пятьдесят. Этого вполне достаточно, чтобы ограбить даже крупный караван. Да и контролировать и удерживать в повиновении пять десятков, значительно проще, чем сотню.
Вопросов больше не последовало. Мы стали ждать развития событий.
Вскоре от разбойников вновь отделились три всадника, сигнализируя возобновление переговоров.
В общем, события развернулись именно так, как предсказывал Борислав. После нашего 'спесивого' ответа, в шайке началось брожение. Некоторые готовы были прямо с ходу кинуться на нас, но Шакал не позволил. Он что-то сказал своему приближенному кругу соратников, и вся банда моментально изготовилась к атаке. Видимо, по его команде, они дружно ринулись на нас. Я посмотрел на Борислава, но тот отрицательно покачал головой и заявил, что это ложная атака. Так и оказалось. Лишь только мы натянули луки, конная лава стала разделяться на два рукава и уходить в сторону, постепенно разворачиваясь на отход. Прошло немного времени, и все разбойники исчезли из поля нашего зрения.
Борислав покачал головой:
— Хитер, Шакал! Этой ложной атакой, он ответил на наши спесивые слова, продемонстрировав, что не боится угроз имперцев. А своим отходом, он высказал нам своё презрение и пренебрежение боем с такими, как мы. Одновременно, по его мнению, нам должно показаться, что разбойники отказались от мысли напасть на нас.
— Значит, их надо ждать к рассвету?
— Скорее всего, именно так. Шакал хочет взять нас тепленькими во сне, чтобы потом у него нашлось больше поводов поиздеваться над нами.
— Что ж, нам как следует стоит подготовиться к встрече, а для этого...
Ещё не забрезжил рассвет, как мы услышали, а затем и увидели приближающегося противника. Все разбойники, а их было человек тридцать, очень осторожно подбирались к нашему лагерю. Им казалось, что мы спим, даже наше охранение имитировало дрему. Но противник не спешил, боясь потревожить наших лошадей, желая всё сделать наверняка. Видимо, у них был строжайший приказ, взять большинство из нас живыми, уничтожив лишь охранение и тех, кто скрывался за лодками.
Когда до нас оставалось метров сто, двадцать бандитов направилось к лодкам, а десяток, пройдя ещё метров пятьдесят, замер, ожидая, когда их 'кореша' приблизятся на такую же дистанцию к лодкам. Все тридцать бойцов собирались напасть одновременно. Такие действия были, безусловно, оправданы, и по слаженности, с которой готовилось нападение, становилось ясно, что разбойникам приходилось исполнять такое не впервые.
Конечно, в нашем лагере никто не спал. Мало того, ночью, тайно, со второго корабля спустили ещё четыре шлюпки, на которых переправилось ещё тридцать два бойца. Только они высадились на берег за километр от нашего лагеря, и по одному, с интервалом в сто метров, добирались по берегу к нам. Так что с ночи 'в нашем полку прибыло'. Количество стрелков возросло до семидесяти девяти, что сделало наше положение беспроигрышным.
У каждого из нас на тетиву лука была наложена стрела, которую мы должны были спустить во врага в момент его броска на нас, то есть метров с десяти. Удар в упор, или кинжальный огонь, должен был уничтожить всех нападавших в секунды, чтобы те не смогли предупредить остальную часть шайки, которая, видимо, находилась неподалеку, в пределах километра. Наверняка, кто-то из разбойников с более близкого расстояния контролировал развитие событий, но не ближе, чем с пятисот метров, откуда можно было увидеть только, насколько приблизились к нам их друганы, и завязалось ли сражение.
Скорее всего, Шакал задумал всё именно так, потому что при приближении трех десятков к нашим позициям на расстояние в тридцать метров, на горизонте замаячили всадники. Они ещё не перешли в галоп или карьер, но уже и не стояли на месте. Всё было рассчитано так, чтобы после броска передовых десятков, вся банда смогла оказаться в расположении нашего лагеря уже через минуту. Однако сражение произошло по нашему плану.
Как только противник изготовился к броску и оторвался от земли, чтобы за одну-две секунды добраться до нашего охранения, он был расстрелян в упор. Причем, мы стреляли лёжа, поэтому издалека, со стороны, было непонятно, что на самом деле случилось. Несколько разбойников успели даже вскрикнуть, но чьи это голоса, дозорные шайки и всадники, конечно, не поняли. Единственно, что они видели, что бой идет за лодками, а в стане конных витязей стоит 'мёртвая' тишина и спокойствие.
Уверовав в успех, Шакал бросил банду в атаку. Мы, тем временем, ползком, переместились к своим лошадкам, тогда как за лодками бойцы имитировали яростный бой.
Мы решили нанести удар со ста метров, на самом разгоне конницы, когда уже никому не удалось бы спастись от наших стрел. Хитрость удалась стопроцентно. До самого последнего момента никто из разбойников, даже вожак, не заподозрил ловушки. И только тогда, когда в них полетели наши стрелы, и стали десятками падать его подельщики, до Шакала дошло, что он сам превратился в жертву, и жить ему и его шайке осталось секунды. Но атаман успел только понять, потому что в следующее мгновение его пронзило сразу пять стрел. После гибели вожака, в рядах разбойников началась паника, которая, впрочем, быстро закончилась, потому что паниковать стало некому.
Как и в первый раз, нам досталась богатая добыча, точнее ещё большее состояние, чем после сражения с шайкой Черного Всадника.
Во-первых, было убито меньше коней, потому что стреляли мы прицельно, с расстояния всего сто метров. Во-вторых, у многих бандитов в притороченных сумах, мы обнаружили деньги, драгоценности, куски шелковых тканей, мечи из дамасской стали в убранстве из бриллиантов и рубинов, золотые доспехи и шлемы. Оставлять такие сокровища, мы посчитали глупостью. Поэтому деньги, доспехи, драгоценности и оружие на лодках было перевезено на корабли. А на коней пришлось выделять пять десятков сопровождающих. В число полусотни попал и Юсуф. Араб знал толк в лошадях и только цокал языком, осматривая каждого коня. После осмотра, он заявил мне, что такое богатство видел в последний раз у эмира, выезжая из Багдада. Только его охранная сотня, состоявшая сплошь из сынков вельмож, могла себе позволить такую роскошь.
Несмотря на то, что наши силы уменьшились уже на семьдесят человек, никто из нас не унывал, потому что впереди, до места расставания с кораблями, нам уже никто не будет угрожать, если продолжать верить словам Вазгена. Но и не верить веских причин не находилось. Безбедное будущее всего отряда на ближайшие два-три года было обеспечено, а тем, кому придется пойти со мной дальше, богатства не понадобятся. В общем, радовались все, особенно победам, в которых мы не потеряли ни одного человека. Тимор мне прямо сказал, что с таким удачливым хозяином, готов идти куда угодно, хоть на Великого Кракена, повелителя морей и океанов. Все моряки дружно поддержали своего старого капитана, хотя кое-кто, в тихую, перекрестился или схватился за амулет или оберег.
Заметив такую реакцию своих подчиненных, Тимор расхохотался до слёз.
— Эх, вы, мальки! — воскликнул он. — Чтой-то вы так перепугались, услышав о Кракене? Или кто из вас видел его? Нет? А я видел, собственными глазами. Собственными руками я тогда воткнул ему багор в щупальце, которым он меня хотел обхватить и уволочь в океан. Я до сих пор помню его яростный рёв боли и негодования, который он издал, получив от меня рану. Он никак не ожидал, что какой-то там человечек посмеет ударить его, Хозяина необъятной водной стихии. А когда, следуя моему примеру, несколько моряков тоже вонзили в его щупальца свои багры, Кракен заорал, как свинья, которую режут, и соскользнул в воду, отпустив наш корабль. Больше он на нас не напал, потому что его испугал наш отпор, наша решительность биться с ним до конца'.
Я знал, что Тимор не врет. Нападение гигантского кальмара на судно, где он тогда служил юнгой, случилось сорок лет назад в водах Атлантики. Действительно, тогда юнга подал пример бесстрашия и отваги, пример того, что перед человеком может спасовать даже чудовище, если не паниковать, а биться, несмотря на отчаянное положение. Но брало сомнение, действительно ли нападал Великий Кракен или Тимору встретился один из его мелких сородичей.
Все вокруг сидящие, слушали Тимора, раскрыв рты, понимая, что их капитан не врет, не фантазирует, потому что никому из моряков и в голову не могло придти, что возможно врать на такую тему. Для каждого из них, впрочем, и для Тимора тоже, это равнялось бы святотатству.
— И, что же, ты больше не встречался с чудовищем, — спросил один из готов.
— Нет, больше не доводилось, благодарение богам! Во внутренние моря Хозяин не заплывает, а в океан мне больше не выпадало выходить. Но, к чему это я вам рассказал, да к тому, что не бойтесь заранее того, о чем вы знаете только понаслышке. И даже если знаете, учитесь пересиливать свой страх. Только тогда вы станете настоящими воинами, а, главное, настоящими мужами.
— Да, капитан, под твоим руководством ходить на корабле большая честь, — поддержал я Тимора.
— А я радуюсь тому, что подобралась такая дружная команда, где один стоит другого, где есть вера старшим от младших и наоборот. В этом я вижу твою заслугу, Никита.
— Ладно, а то захвалим, друг друга, ещё сглаза нам нехватало.
— Ой, не могу, — рассмеялся Тимор, — вот уж не ожидал, что и ты, Никита, суеверный!
Все дружно заржали вслед за капитаном. Я махнул рукой и тоже засмеялся вместе со всеми.
К месту расставания мы прибыли через четыре дня. К тому времени я уже точно знал, кто продолжит путь вместе со мной, а кому придется остаться на кораблях.
Я решил оставить девять человек, сам десятый, оставить с собой всех лошадей, которых теперь насчитывалось девятнадцать голов, взять оптимальное количество провизии, воды. Обязательным был большой запас стрел, дротиков, метательных ножей, сюрекенов и иных 'ниндзевских' штучек. Решил даже захватить несколько небольших шаров с зажигательной смесью. Тяжести особой они не представляли, а пригодиться в дальней и опасной дороге могли, благо лошадей хватало.
Когда я объявил о своем решении, только Кувалда с огорчением вздохнул и то, скорее из-за того, что придется на четыре месяца расстаться с Мстишей.
А решение моё было таким. Со мной уходили: Борислав, Венед, Богумил, Мирослав, Мстислав, Птах, Вольга, Рогдай и Ратибор. На кораблях оставались за старших: Кувалда с Добронравом, на флагманском 'Барсе', Родомысл с Болеком и Владимиром, на 'Волке'.
Кораблям следовало вернуться в Трапезунд, разобраться с нашими богатствами, забрать людей, справедливо поделить добычу и наняться в охрану купеческих судов, с таким расчетом, чтобы ровно через четыре месяца вернуться в это же место и ждать. Ждать пять суток, по истечении которых следует уйти, чтобы вернуться сюда же ещё раз через два месяца.
— Во второй раз, Кувалда, будете нас ждать десять дён, коли, мы не явимся, значит, явимся сюда только через год. Никто сейчас не знает, как сложится у нас дорога, что или кто сможет задержать нас в пути туда и обратно. Может, задержимся и у мудрецов на Тибете, кто знает.
— Ну, а, что, в таком случае, делать нам?
— Ждать. Увеличивать число судов, дружину. Умножать достаток и славу. Вернусь, найдем, чем заняться. Может, вернёмся в Херсонес, может, сделаем набег на Фракию, а, затем, через северные моря пройдем к Ладоге.
— Ты, что-то знаешь, Учитель, — уточнил Мстиша, — из того, чего не знаем пока мы?
— Да, Мстислав, знаю. Но до этого ещё очень далеко, и мы разговаривать об этом до поры не станем.
Расставались мы по-деловому, не наспех, но и без дружеских похлопываний и объятий. Всё необходимое нам перевезли за раз, на восьми шлюпках, и мы, пожав на прощание руки, вскочили в седла. Провожавшие, столкнули лодки на воду, погрузились в них и, налегая на весла, направились к своим кораблям. Ни у кого не возникало сомнений, что мы все вернемся в целости и сохранности через положенное время, которое я же и установил.
Доехав до предгорий, минут через тридцать, невольно оглянулся назад, на удалившийся горизонт, но, как ни всматривался, кораблей уже не увидел. Поэтому, совсем успокоившись, с легким сердцем я вновь отдался дороге.
